Квадратные доллары

Я на днях постоял у могилы Петра I в Петропавловском соборе. И желчно подумал: знай Петр, какую хрень в XXI веке будут представлять собой новостройки, может, и не закладывал бы Петербург

Помимо сентиментальной прогулки по Петропавловской крепости (я туда наведываюсь поднять настроение — там, несмотря на бастионы-тюрьмы, в постройки заложен гуманный, утешающий масштаб) я в Питере обогатился знаниями о жизни. Знание первое: в городе выставлена на продажу квартира ценой в миллиард. Именно так: 1 000 000 000 рублей, с девятью нулями. Знание второе: в Петербурге чуть не снесли район у Нарвских ворот, воспетый в "Песне о встречном" ("За Нарвскою заставою, / В громах, в огнях, / Страна встает со славою / На встречу дня"), где в архитектуре разлита гремучая смесь постреволюционного конструктивизма и послевоенного сталинизма. Этот район, признаю, давно в запустении, жилье там недорого, это там пускает корни гастарбайтер, а петербуржец оценивает местечко как "не бей лежачего".

Начну с того, что вам, безусловно, интереснее: с квартиры за миллиард.

Это гнездышко, про которое известно, что в нем 1 тысяча квадратных метров с маленьким, как у зайчонка, хвостиком, расположено по адресу: Каменный остров, 2-я Березовая аллея, 13-15. Тут из груди знатока (не говоря про риелтора) должен вырваться вздох. Потрясающий адрес. Остров между Малой и Большой Невками. Заповедная земля. Строить жилье категорически запрещено (формально здесь парк с кладбищенским названием "Тихий отдых"), но строят: новую резиденцию для тандема и приближенных, прикрывающуюся дореволюционными дачами Мельцера, так называемую К-4. Рядом — госрезиденция К-2 (приемы с видом на воду со львами у спуска), виллы командующего округом и патриарха, "Газпрома" и ЛУКОЙЛа, въезд холопам и смердам заказан. Я, возможно, в именах ошибусь, тайна сия велика, но за суть ручаюсь. Солидный господь для солидных господ. И вот среди этого прелестного окружения, или, чтобы быть точным, финансового наполнения, расположен дом с номером "13" — реконструкция фильмокопировальной фабрики, проведенная мастерской архитектора Герасимова (поверьте, это хороший архитектор)...

Тут я отвлекусь на секунду — я вообще люблю отвлекаться, совать нос в боковые улочки и темные аллеи, за что, конечно, по носу получаю, но как иначе, гуляя по парку на острове, среди каналов, прудов, дерев, утиц на воде, столетних ив и таких же дач? Читал я недавно интервью с одной дамой, изобильно пишущей романы. Дама строила загородный дом. И ее спросили, чем привлекательна жизнь за городом. И дама отвечала: ну, во-первых, конечно же, безопасностью, там охрана в ее поселке, охрана, охрана! А во-вторых, однородным составом соседей: там бедных не будет в ее поселке, не будет, не будет!

Каков интеллект!

Но как выразительница коллективного бессознательного, которое смотрит телик и читает того же качества книжки, дама абсолютно права. Жилье для сегодняшнего россиянина, и особенно обеспеченного,— это не уклад, не genius loci, не жизнь. А квадратные метры, совмещенные с удачно кинутыми понтами, дальность бросания которых определяется соседями на "порше" и охраной на входе. И если таковы представления инженеров человеческих душ, то чего вы хотите от душ?!

Но в целом, даже если убрать бахвальство окружением (по слухам, именно в доме 13 квартира у ныне опального Сергея Миронова), то идея жизни на островах понятна. Старый парк. Никаких многоэтажек, лишь виллы в стиле art nouveau. Стук мячей на кортах, байдарки на воде. Прямо от крыльца можно прыгать хоть на велосипед, хоть на лыжи. Правда, ни магазинов, ни ресторанов, но такое ограничение есть плата за образ жизни, и это я хочу подчеркнуть.

Ну, а теперь сделаю сальто назад (его можно делать с места) и вернусь к Нарвским воротам. Там после революции создавался район образцового коммунистического общежития, полный идей нового быта, идей французского левака Ле Корбюзье, объявившего дом машиной для жизни (город, соответственно, был цехом). В постройке этого района отметились все именитые конструктивисты, от Симонова (который Григорий, а не Константин) до Троцкого (который Ной, а не Лев). Именно там был построен первый в Ленинграде образцовый жилмассив — улица Тракторная. Скажем, все лестничные окна на Тракторной смотрят на север, чтобы не красть скупой свет у жилых помещений. Но дело даже не в архитектуре. Там был затеян тип жизнеустройства с фабриками-кухнями, домами культуры, райсоветами, всем тем, чего до революции в Петербурге не было. Потому что до революции законы жизнеустройства были другими: дома строились "единой фасадою", чтобы никто не высовывался, все крыши были не выше Зимнего дворца. Да и по одному адресу жили вместе и генерал в бельэтаже, и дворник в каморке в подвале, потому что если дворнику не разрешить в генеральском доме жить, то кто будет двор подметать?!

Ну, что получилось из идеи социалистического общежития, понятно: кошмар на улице. Потому что денег не было, материалов не было, а разруха была. В Питере есть знаменитый конструктивистский Дом политкаторжан, детище упомянутого Симонова, это дом-коммуна, в квартирах которого есть фантастический вид на Неву, а кухонь нет. Вместо них — ниши для мини-подъемников: предполагалось, что обеды будут доставляться прогрессивно, из фабрики-кухни прямо в квартиры. Я в этот дом как-то привел знакомого москвича, и, пошатавшись по гнилым коридорам-кишкам, он бежал с криком: "Снести на хрен все! К черту лифты для еды! Нужны для людей лифты!" Бедненький, не знал, что такие лифты для еды были кое-где в императорских дворцах (использовались для уединенных ужинов без слуг). Ну, а качество строительства — да. Полная хрень. Нуждается в капремонте.

Ну, вы уже догадались, к чему я клоню?

Вот именно: к тому, что жилье, родственное слову "жизнь",— это не квадратные метры, или планировка, или архитектурные формы. Жилье — это способ организации жизни. Некая идея о том, как следует жить. Это скелет, а уж архитектура — кожа и мясо. И такие идеи — не о фасаде, а именно об организации района,— всегда были у великих архитекторов, зовись они Корбюзье, Хундертвассер, Троцкий или Леблон, рисовавший первый план Петербурга в виде сетки каналов. Потому что Петербург, по замыслу,— столица покоренных морей, где все живут на воде, платя за такую жизнь, да, разрушениями от наводнений, пробками у разведенных мостов и прочим.

Любая организация жизни, создающая ее неповторимость, свежесть, прелесть и, собственно, саму жизнь, начинается с ограничений. Причем по отношению не к чужаку (как сейчас в "богатых" кондоминиумах, отличимых по царящим на лицах охраны подозрительности и самодовольству), а к себе самим.

В Венеции строительные материалы можно подвозить только по воде и только несколько часов в сутки; переделывать нельзя ни фасады, ни интерьеры, даже устроить центральное отопление нельзя.

В Швейцарских Альпах в Церматте запрещены автомобили.

В Австрийских Альпах в Лехе покупка жилой недвижимости запрещена неместным, потому что местные не хотят 11 месяцев в году видеть мертвые дома соседей. И когда Олег Дерипаска вкладывал там деньги в коммерцию, ему отель на полторы дюжины номеров пришлось размещать в двух шале: были ограничения по размеру.

Я мог бы продолжать, показывая, как правила формируют среду, и наоборот. Иногда это нагляднее некуда. В Испании на пути из Фигераса в Кадакес, посреди голой пустыни, есть рукотворный оазис Эмпурия Брава. Там среди, повторяю, пустыни прорыли каналы, наполнили водой, засадили пальмами и устроили подъезд к каждому дому и на машине, и на катере. Лодки сдаются туристам в прокат.

А я в те дни, когда изучал параметры квартиры за миллиард и когда читал, как компания "СПБ Реновация" чуть было не снесла у Нарвских ворот 124 тысячи квадратных метров истории ради 430 тысяч метров недвижимости (о господи, да не против я реноваций и конверсий! Я против уничтожения городских идей ради квадратных метров!), так вот, я в эти дни выгуливал по Петербургу очередных москвичей. И после центра мы оказались на окраине, в Конной Лахте, к которой я привык, но москвичи были в шоке. Они не ожидали, что новый район может быть испорчен так быстро и безнадежно, уляпанный домами где можно и нельзя. Даже советское градостроительство, дурное по исполнению, типовое до тошноты, следовало идеям хоть какой-то среды обитания. А уж в наши дни, черт возьми, эту Конную Лахту, открывающую въезд в город с Карельского перешейка, можно было превратить в сказку, прорыть те самые так и не прорытые при Петре каналы, зимой превращаемые в катки, устроить жизнь на воде, на кораблях, выстроить по берегам все то, что в Петербурге так и не построили, начиная с Кронштадского маяка, меж ногами которого должны проходить яхты, и заканчивая "возвышенным метро" проекта времен Николая II.

Откуда деньги? Вообще не вопрос. Если русский царь вежливо попросит сына бывшей питерской градоначальницы, ставшего с невероятной резвостью долларовым миллиардером, устроить это все за свой счет, то разве ж Сергей Матвиенко ему откажет? Полагаю, побежит с лопатой наперевес землю рыть.

Но пока городской идеи нет, нет и города. Так, метры и метры, недвижимость, инвестиции. Отдельные парцеллы с затворенными воротами и охраной. Бабки, бабки. В эти квадратные доллары сегодня превращается и застраиваемый, несмотря на все запрещения, Каменный остров; в них уже превратился предназначенный для малых этажей, но теперь многоэтажный, соседний Крестовский остров. Как будто действительно в бабках счастье и как будто человек живет вечно.

Была у меня в Петербурге знакомая риелторша, великий человек, расселявшая некогда и Шевчука, и Гребенщикова, да и меня. Дико любила деньги, но когда случался выбор — деньги или красивое расселение коммуналки? — выбирала последнее, приговаривая: "В гробу карманов нет". И прибавляя со вздохом: "Как это и ни печально".

Впрочем, за миллиард многие готовы карманы пришить.