Фестиваль кино
Завтра в Анапе завершается ХХ открытый фестиваль кино стран СНГ, Латвии, Литвы и Эстонии "Киношок". Из картин конкурсной программы приблизиться к ощущению шока пока что наиболее удалось фильму "Я тебя люблю" Александра Расторгуева и Павла Костомарова, герои которого выражают обуревающие их эмоции преимущественно матом. Силе художественного воздействия обсценной лексики поразилась ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Герои фильма "Я тебя люблю" не ругаются матом — это просто наиболее привычный и нормальный для них способ выражения тех же самых чувств, о которых другим, более возвышенным и приличным, языком рассказывают шекспировские трагедии. Режиссура Расторгуева и Костомарова в данном случае заключается в том, чтобы свести к минимуму долю условности и стереть грань между актером и персонажем, между драматургией и жизнью, не выпуская при этом ситуацию из-под авторского контроля. В фильме "Я тебя люблю" трое молодых парней, непрофессиональных актеров (а если быть совсем откровенным, гопников из Ростова-на-Дону), снимают себя сами на ручную камеру (которую они в начале картины крадут у сотрудника милиции, в принципе мало чем отличающегося от них самих), разыгрывая предложенные им по сценарию ситуации. Преимущественно сюжет вертится вокруг отношений с девушками, и отношения эти, как часто бывает в жизни, не развиваются линейно и не складываются в связный сюжет, а представляют собой топтание на месте, разматывание бесконечной спирали и прокручивание одних и тех же коллизий, сопровождающихся рассуждениями о том, как трахнуть девушку, как заставить ее задуматься, "на х.. вообще заводить какие-то отношения", если они так неустойчивы, что делать, если парень заявил, что он полигамен, и если "голова забита х..ней", а надо "как-то менять себя, как-то пере... б...ь... эволюционировать". Предваряет картину в качестве эпиграфа титр об обязательной аудиовизуальной фиксации следственных мероприятий, и в целом весь фильм похож на записанный на пленку следственный эксперимент, участники которого сбивчиво, иногда косноязычно и невнятно, пытаются сформулировать, что с ними произошло и в чем они виноваты, или переложить на своих партнеров обвинения в равнодушии, легкомыслии и нежелании оправдывать их ожидания. Главный эффект от "Я тебя люблю" заключается в том, как вроде бы неконтролируемые речевые потоки сплетаются в завораживающий узор, громоздящиеся друг на друга ругательства образуют лирическую мелодию и как из вроде бы спонтанных, хаотических передвижений героев по экрану складывается четкая, психологически достоверная картина.
Примерно аналогичного эффекта хотел, видимо, добиться в своем фильме "Бута" азербайджанский участник анапского конкурса Ильгар Наджаф, проводящий в своей картине идею о том, что человеческая жизнь — это ковер. Свой киноковер азербайджанский автор, назвавший фильм в честь главного героя, маленького мальчика, любящего прокатиться по степи на осле, изготавливает по минималистским лекалам Аббаса Киаростами, но при этом теряет то самое непосредственное ощущение стихийно разворачивающейся на экране жизни, которое пропитывает коврики иранского примитивиста. О причудливом переплетении человеческих судеб рассказывает и фильм Левана Тутберидзе "Мне без тебя не жить", представлявший Грузию в основном конкурсе Московского международного кинофестиваля — оттуда же перекочевала на "Киношок" "Анархия в Жирмунае" литовца Саулюса Друнги, победившая в Москве в конкурсе "Перспективы". Оба фильма вполне достойно представляют национальные кинематографии, однако на художественный шок не претендуют — в отличие, скажем, от показанного в Анапе в качестве special event получасового фильма Рустама Хамдамова "Бриллианты. Воровство". Это очень манерный и пропитанный символизмом немой черно-белый фильм, который в известном смысле находится на противоположном картине "Я тебя люблю" полюсе кинематографа,— тут возможность несрежиссированных, естественных жизненных проявлений сведена к нулю, и все участники зрелища жестко скованы формальной авторской сверхзадачей. А заключается она в том, чтобы с предельным эстетством донести до зрителя мысль, что настоящее искусство безлично и бескорыстно. Элементы приближения к жизни в "Бриллиантах", впрочем, есть: балерина Диана Вишнева играет балерину, укравшую алмазную брошку, чтобы передать ее своей коллеге по кордебалету, вместе с которой они изображают мертвых виллис в "Жизели". Другая красавица — Рената Литвинова олицетворяет в "Бриллиантах", вероятно, тягу к культуре, накрутив себе длинный нос, как у Буратино, свернутый из газеты "Известия". Вместо того чтобы покормить плачущего ребенка, литвиновская героиня настойчиво лезет носом в радиолу, после чего собака стаскивает ее со стола вместе со скатертью и, по всей видимости, утаскивает в ад, а листок из "Известий" сгорает, испуская струйку дыма, принимающую очертания балерины. Трактовать и расшифровывать вычурные хамдамовские виньетки дивной красоты можно в каком угодно смысле — единственное, что не получается, это эмоционально подключиться к "Бриллиантам" с такой же легкостью, с какой подключаешься к фильму "Я тебя люблю", едва услышав первую же реплику милиционера, торжественно обращающегося в камеру: "Вот я подъезжаю к своей любимой работе".