"Можно было бы согласиться на объединение Северной и Южной Осетии в составе Грузии"

85 лет назад, в 1926 году, областной съезд советов Северной Осетии признал необходимым слияние с Южной Осетией. Делегаты знали, что Сталин годом ранее дал на это согласие. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов выяснял, почему единая республика все-таки не появилась.

"Единственный выход из аграрной перенаселенности"

В отличие от предыдущих лет, в 1925 году даже самые опытные знатоки закулисной кремлевской жизни не ожидали крупных политических передряг и иных потрясений всесоюзного масштаба. После смерти Ленина Сталину удалось сплотить верхушку партии против Троцкого и в начале 1925 года образовать "семерку", включавшую шесть членов Политбюро из семи и председателя Центральной контрольной комиссии партии Валериана Куйбышева. Седьмым, не входившим в "семерку" членом Политбюро, был сам Троцкий.

Члены нового неофициального органа власти собирались до заседаний Политбюро, рассматривали все входившие в повестку дня вопросы, а на самом заседании Троцкого просто знакомили с уже принятыми решениями. В "семерке", правда, все было не так гладко, как хотелось бы генеральному секретарю ЦК: старые оппозиционеры Григорий Зиновьев и Лев Каменев подспудно готовили атаку на Сталина. Но в открытую стадию конфликт перешел лишь к концу года. Так что на рубеже лета среди чиновников в центре и на местах царило благостное и вполне отпускное настроение. В планах Сталина, к примеру, значилась рабочая поездка по Кавказу, после которой он собирался месяц-другой отдохнуть в Сочи.

Скорее всего, именно благостным настроением и объяснялась вполне благожелательная реакция Сталина на предложения об объединении в одной республике всех земель, где проживали осетины,— Северной Осетии, входившей в состав РСФСР, Южной, включавшейся в Грузию, и Моздокского района РСФСР. Предложение внесли в ЦК руководители Осетии во главе с ответственным секретарем Северо-Осетинского обкома партии Симоном Такоевым.

Сразу после встречи с осетинской делегацией, 23 мая 1925 года, Сталин отправил в Ростов-на-Дону Микояну шифровку, в которой говорилось:

"Был у меня Такоев и другие осетины. Внимательное ознакомление с делом убедило меня в том, что можно было бы согласиться на объединение Северной и Южной Осетии в Автономную Республику в составе Грузии... Осетинский план присоединения к Осетии Моздокского района фантастичен и совершенно неприемлем, о чем я и сказал осетинам".

О логике подобного решения можно только делать предположения. Не исключено, что Сталин собирался превратить свою предстоящую поездку в Грузию из рабочей в триумфальную. Ведь он привез бы землякам царский подарок — расширение территории Грузии на Северный Кавказ. И тогда царь Сосо Великий, как его называли тогда грузины (см. статью "Разнузданные представители грузинских хозорганизаций" в N15 "Власти" за 2009 год), мог бы рассчитывать на их полную и безоговорочную поддержку в любых партийных и государственных вопросах. Возможно, решение опиралось на какие-то другие расчеты.

При этом Сталин не мог не знать о подоплеке осетинского объединения: о различных аспектах проблемы ему и в ЦК не раз докладывало ОГПУ. В обзоре, обобщающем все предыдущие сообщения, составленном информационным отделом ОГПУ позднее, в 1928 году, говорилось:

"В основе движения на объединение трех Осетий лежат следующие причины: Сев. Осетия малоземельна, участие на стороне контрреволюции не дало возможности обеспечить себя, подобно соседям, за счет казачества, и единственным выходом из аграрной перенаселенности может быть присоединение к Сев. Осетии Моздокского района Терского округа с 10 000 осетинским населением и где до революции Северная Осетия арендовала 35 000 десятин земли. Южная Осетия, входящая в состав Закавказья, не имеет никаких видов на свое развитие, как по особенно острому малоземелью, так и по недостатку культурных сил. Северная Осетия, напротив, с присоединением Моздока получит возможность удовлетворить земельный голод Юго-Осетии полностью, а также с переизбытком пополнить недостающие ей культурные силы. Помимо указанного, движение вызвано и рядом других причин. Основные из них: 1) значительный рост за последние годы торгового капитала, уже не укладывающегося в рамках Сев. Осетии и ищущего своего рода "рынки" для приложения своей инициативы; 2) огромное перепроизводство интеллигенции и вытекающее отсюда 3) стремление нацинтеллигенции к большей политической самостоятельности Осетии путем освобождения от "опеки" Края, дабы занять, если не равное положение с Дагестаном, то хотя бы после объединения отойти к Закавказью, где, по мнению осетинской нацинтеллигенции, имеется перспектива на большую политическую свободу действий в национальном развитии".

Проблеме североосетинской интеллигенции в докладе ОГПУ уделялось особое внимание:

"Огромные для Северной Осетии кадры нацинтеллигенции (до 3000 учителей, профессоров, агрономов, врачей, юристов, инженеров, бывших дворян, бывших офицеров, около 2000 человек молодежи, обучающейся в различных вузах, из коих — 60% из чуждых советской власти прослоек, а также около 3000 человек, имеющих среднее образование (не считая учителей, находящихся не у дел), органически связанные своим происхождением с национальной буржуазией, проникнув во все области общественно-политической и хозяйственной жизни области, оказывают тем самым сильное давление на национальное руководство, в подавляющем большинстве вышедшее из ее среды. В связи с этим нацинтеллигенция фактически "делает" политику в области, направляя ее по нездоровому руслу и отражая в ней, более чем в других нацобластях, элементы узкого национализма. Так как не вся осетинская интеллигенция находит приложение своего труда в пределах области и ее кадры непрерывно пополняются молодняком из вузов, в наличии имеется огромная безработица осетинской интеллигенции, непрерывно находящейся в движении в поисках возможности применения своей активности и выхода из данного положения".

"Я не решаюсь дать никаких советов"

Сталин почему-то решил проигнорировать и предупреждения ОГПУ и мнение Северо-Кавказского крайкома. 23 мая 1925 года в шифровке Микояну о присоединении объединенной Осетии к Грузии Сталин писал: "Обо всем этом я пишу от себя лично. Сообщи мнение крайкома". Однако процесс слияния Осетий начали, не дождавшись ответа Микояна. 25 мая 1925 года высший законодательный орган РСФСР Президиум ВЦИКа рассмотрел вопрос "Об объединении Юго-Осетинской области с Северо-Осетинской и о преобразовании этих двух областей в Автономную Республику". В принятом решении говорилось:

"Поручить Секретарю ВЦИК тов. Киселеву согласовать с Северо-Кавказским крайисполкомом и Грузинским ЦИКом вопрос о возможности объединения Юго-Осетинской автономной области с Северо-Осетинской областью и преобразовании этих двух областей в Автономную Республику в составе Грузии".

Руководство Северо-Кавказского края резко возражало против принятого варианта объединения Осетий. 8 июня 1925 года Микоян отправил Сталину шифровку, где излагался его взгляд на вопрос:

"Несмотря на географические неудобства, хозяйственное обобщение Южной и Северной Осетии, их объединение с точки зрения разрешения национального вопроса для Осетии будет целесообразным.

1) Однако включение объединенной Осетии в состав Грузии и переход в Закавказье ставит под угрозу установившиеся межнациональные взаимоотношения среди национальностей Северного Кавказа и может явиться брешью в недавно организованном Севкрае...

2) Это может явиться прецедентом к превращению в республику Чечни, Кабарды и проч., что может нарушить трудно установившееся равновесие между ними. Надо дать себе полный отчет, идти ли к полному обособлению от казачьей и вообще русской части Севкавказа путями: 1) передача их в состав Закавказья или 2) путем создания Федерации Северо-Кавказских Горских республик, в результате чего Севкрай должен превратиться в Юг России. Этим самым Северо-Кавказские горцы выходят из состава РСФСР или продолжают линию, взятую с самого начала советизации Севкавказа, объединяющую горцев с казаками. Эти возможные пути нам были известны, когда мы организовывали Севкрай в нынешнем составе, исходя из того, что не может быть прочности соввласти без примирения горцев с казаками, причем включение объединенной Осетии в состав РСФСР, а не Грузии считаем политически нецелесообразным, имея в виду внутреннее равновесие Грузии. Причем после объединения Осетии город Владикавказ останется в прежнем своем положении, то есть вольным городом в составе РСФСР, являющимся лишь резиденцией как Осетии, так и Ингушетии, но не входящим в состав этих автономных областей. Мы не говорим о тех затруднениях и бесконечных конфликтах, которые неизбежно будут иметь место между Осетией и ее северокавказскими соседями, разрешение которых станет труднее. Спешку в вопросе о выделении Осетии считаем нецелесообразной".

"Южная Осетия, входящая в состав Закавказья, не имеет никаких видов на свое развитие как по особенно острому малоземелью, так и по недостатку культурных сил"

Шифровка почему-то задержалась у помощников Сталина до 18 июня, так что процесс слияния продолжал идти своим чередом, и Симон Такоев выехал в Грузию для согласования всех вопросов перехода под закавказскую юрисдикцию.

28 июня первый секретарь Закавказского крайкома Серго Орджоникидзе направил Сталину телеграмму, где говорилось:

"К нам приезжал Такоев и другие товарищи из Осетии по вопросу объединения Осетии в пределах Грузии. Они уверяли, что ты дал согласие на такое объединение. Сегодня получен официальный запрос ЦИК СССР. Прошу дать директиву".

Сталин не стал скрывать от старого товарища, что оказался в непростом положении, согласившись на объединение Осетий. В ответной телеграмме Орджоникидзе, отправленной 29 июня 1925 года, он писал:

"Лично я не возражал против плана осетин, но ввиду поступивших возражений Юго-Востока (Северо-Кавказского крайкома, именовавшегося ранее Юго-Восточным бюро ЦК РКП(б).— "Власть") я очень колеблюсь и не решаюсь дать никаких советов. Очень бы просил тебя отложить с ответом до нашей совместной встречи с Микояном".

"Распад РСФСР — к этому может пойти дело"

После состоявшейся встречи, видимо, уже находясь в Сочи, Сталин в августе 1925 года написал письмо в Политбюро, точнее "семерке", о том, как ввиду различных подходов и мнений следует относиться к преобразованиям национальных образований вообще и проблеме объединения Осетий в частности:

"До сего времени ЦК держался в национальном вопросе той линии, чтобы не препятствовать превращению национальных областей в национальные республики. Предполагалось, что СССР ничего не проиграет от такого превращения, а политический эффект от этого будет положительный. На этом именно основании я высказался недавно за объединение Южной и Северной Осетии (первая входит в состав Грузии, вторая — в состав РСФСР) в одну область, с тем что объединенную область превратить потом в Осетинскую Республику. Возможно, что это обстоятельство послужило одной из причин предварительного решения президиума Северо-Кавказского исполкома в пользу объединения двух осетинских областей с вхождением их в Грузинскую Республику в виде объединенной республиканской единицы. Но теперь, живя на Северном Кавказе и присматриваясь ближе к действительности, я вижу, что политика эта, будучи доведена до крайности, обязательно должна породить ряд серьезных минусов, способных затруднить наше политическое положение и в русских, и в нерусских районах. Печальнее всего, что минусы эти уже появились, по крайней мере на Северном Кавказе. Во-первых, вслед за осетинами вопрос о превращении в республику и выходе из РСФСР с вхождением в Закавказскую республику ставят чеченцы. Во-вторых, Дагестан подготавливает вопрос о выходе из РСФСР и вхождении в Закавказскую Республику. Несомненно, что за ними потянутся ингуши и другие. В-третьих, видя все это, казаки (терские и кубанские пока что, а затем заговорят и донские казаки) уже поговаривают об автономии и создании казачьих республик, заявляя, что они "не хуже осетин и дагестанцев", что у них "тоже имеются свои особые интересы", что "незачем обижать русских, отказывая им в том, что уже предоставлено нерусским". Это есть ростки русского национализма, т. е. самого опасного вида национализма. Я уже не говорю о том, что все это не может не настраивать национальные республики Севера и Востока РСФСР в духе выхода из РСФСР и вхождения в СССР в качестве союзных республик. Распад РСФСР — к этому может пойти дело, если не изменим политику теперь же. Как тут быть? Либо нужно согласиться с тем, что северокавказские национальные области превратятся в республики, отойдут к Закавказью и составят общую федерацию,— и тогда, во-первых, придется пойти на создание такой же федерации из Татарской Республики, Башкирской Республики, Киргизской Республики и пр., примирившись с распадом РСФСР, во-вторых, придется дать удовлетворение нарождающимся "национальным" стремлениям казаков; либо нужно воздержаться от политики превращения национальных областей в республики, твердо сказав прежде всего осетинам, чеченцам, дагестанцам и другим, что они останутся в составе РСФСР. Отсюда мои предложения:

1) руководствоваться впредь тем, что требования предисполкомов национальных областей, желающих щеголять предсовнаркомами, о превращении областей в республики не должны удовлетворяться;

2) не санкционировать предварительного решения президиума северокавказского исполкома о выходе Северной Осетии из состава РСФСР и объединении ее с Южной Осетией в составе Грузии;

3) держать курс на укрепление РСФСР и сплочение вокруг нее ее национальных областей и республик;

4) укрепить бюджет РСФСР с учетом интересов национальных областей и республик;

5) выдвинуть одним из замов предсовнаркома РСФСР национала".

В Осетию о новом повороте генеральной линии партии не сообщили, и 9 сентября 1925 года Орджоникидзе в письме Сталину упомянул об осетинской проблеме:

"Сегодня приехал ко мне Такоев и показал решение Крайкома Севказа, в котором говорится, что старое решение их отменяется и они согласны на объединение Осетии, но при условии вхождения объединенной Осетии в РСФСР. Более никчемного и неосуществимого решения трудно придумать, здесь дается пища для всякой болтовни о том, что Россия хочет отнять у Грузии Цхинвал. Такоев их запутал, и они не знают, что и как делать. Я Такоеву говорил о нашем разговоре, он это понимает, хотя и не рад такой постановке вопроса. Решение Крайкома считает прямо издевательством. Я ему посоветовал съездить к тебе".

"Включение объединенной Осетии в состав РСФСР, а не Грузии считаем политически нецелесообразным, имея в виду внутреннее равновесие Грузии"

"Следует констатировать упадок движения"

В отличие от руководства страны, считавшего вопрос об осетинском объединении отложенным на неопределенное время, а, по сути, закрытым, руководители и интеллигенция Северной Осетии продолжали добиваться решения проблемы. В "Обзоре политического состояния СССР за июнь 1926 года", составленном в ОГПУ, говорилось:

"На проходившем с 5 июня по 13 июня областном съезде Советов по докладу крайисполкома выступил ряд делегатов, обвинявших краевые власти в неправильной линии национальной политики — нежелании допустить объединения Южной и Северной Осетии и Моздока. Выступавшие указывали на необходимость, в случае продолжения краем старой политики, перенести вопрос на решение ВЦИКа. За объединение высказывались присутствовавшие на съезде представители Южной Осетии и моздокских осетин".

Однако уже два года спустя, в 1928 году, ОГПУ констатировало некоторое снижение объединительной активности благодаря особой политике индустриализации Северного Кавказа:

"Практически идея объединения выдвигалась на каждом съезде Советов и партийных конференциях после раздела Горской Республики (1924 г.) и ставилась не раз на разрешение высших партийных и правительственных органов. Однако она всякий раз откладывалась по мотивам преждевременности поднятия этого вопроса. Несмотря на это, со стороны осетинского руководства и всей национальной интеллигенции делалось и делается все возможное к подготовке реализации данного проекта. Так, с Юго-Осетией налажена культурно-хозяйственная связь (снабжение учительством, литературой, работниками советского аппарата, переселение югоосетин на северные и казачьи земли и т. д.). Ведется упорное наступление на Владикавказ (массовое вселение осетин в город), в моздокской Осетии было вызвано массовое движение с требованием либо автономии, либо соединения с Северной Осетией. В настоящее время, однако, следует констатировать упадок движения с направлением, очевидно, общественно-национальной мысли на другой фронт — индустриализацию Осетии (Гизельдонстрой, Бесланский комбинат и ряд других мелких заводов, начатых постройкой в 1927 г.), создающую целый ряд преимуществ для Осетии перед другими национальными областями".

В Южной Осетии накал объединительных настроений никогда не достигал уровня, характерного для Северной Осетии, руководство которой всегда было инициатором действий по слиянию. Но в Грузии нашли действенный способ для нейтрализации любого вольнодумства в югоосетинском руководстве. Точнее, нашли нужного человека. Еще точнее, он нашелся сам. В 1927 году коммунист из Южной Осетии Михаил Санакоев написал письмо членам Политбюро Алексею Рыкову и Николаю Бухарину, а также в Центральную контрольную комиссию при ЦК ВКП(б), рассказав о своей беде:

"Я из крестьян Автономной области С.С.Р.Грузии--Юго-Осетии, Джавского района, получил образование в Горийском Городском училище. С 18 лет, т. е. с 1911 года, учительствовал и одновременно занимался сельским хозяйством. В партию вступил в 1918 году. Участвовал во всех восстаниях против меньшевиков в Юго-Осетии в качестве руководителя. В 1920 году после подавления меньшевиками восстания в Юго-Осетии я эмигрировал в Терскую область, где пробыл до советизации Грузии. В 1918 году в Юго-Осетии в Джавском районе организовал первую ячейку КП(б), в 1921 году по возвращении из Терской области организовал ячейку ЛКСМ, где и состоял секретарем ячейки, райкома КП и ЛКСМ. С 1922 по 1924 г. включительно занимал должность областного инструктора Обкома КП Юго-Осетии, был заведующим Женотдела, агитпропом Обкома, состоял членом Президиума парткома и ЦИКа Юго-Осетии. В 1924 году был кандидатом в члены ЦИК в Грузии. Занимая указанные выше ответственные должности, проявлял всегда преданность и самоотверженность к делу, считался дисциплинированным и выдержанным коммунистом, никогда не уклонялся от линии, намеченной высшими партийными органами, ни в идеологии, и ни в тактике и за указанный период ничем не запятнал себя. С 1921 года в партийной организации Юго-Осетии постепенно начало зарождаться разложение, вначале в виде склоки группировок и интриг. Пока я работал в провинции, я эти разлагающие элементы не замечал, и только после того, как я был переведен в центр (гор. Цхинвали) на должность завагитпропа Обкома, где, прослужив некоторое время и приглядываясь к работе, я стал замечать крупные дефекты, пагубно отражающиеся на работе партии и могущие оттолкнуть беспартийную массу крестьян от партии. Первое, что бросилось мне в глаза,— это то, что пред. ЦИКа тов. Александр Джатиев окружал себя своими родственниками, предоставив им ответственные должности, которые давали малую пользу разоренной стране. Работы как по восстановлению разоренной области, так и по расширению парторганизаций было много, которая требовала преданных делу товарищей. Группа же тов. Джатиева старалась создать себе карьеру и, замечая ошибки тов. Джатиева, никогда не указывала ему, пред. ЦИКа тов. Джатиеву, на его отрицательные черты. А если кто осмеливался выступать против Джатиева, то был немедленно выслан из пределов Области под тем или иным предлогом и даже из партии. До назначения меня завагитпропом я поддерживал тов. Джатиева, но после выявления его недостатков я отошел от него. Считая обязанностью каждого члена партии указывать на их пагубную деятельность, я решил разоблачить группу тов. Джатиева, что и привел в исполнение во время пятой областной партконференции в 1924 г., где я выступил против них с обвинительной речью, указывая на недопустимость пристраивания на ответственные должности своих родственников без признаков годности их к данной работе, недопустимость самовольной расправы с парттоварищами, отсутствие реальной и плодотворной работы и процветание пьянства среди ответственных работников и прочее".

"Дагестан подготавливает вопрос о выходе из РСФСР и вхождении в Закавказскую Республику. Несомненно, что за ними потянутся ингуши и другие"

"Проявляют присущую народу кровную месть"

Как писал Санакоев, после критики правящая группировка взялась за него:

"После моего разоблачения на партконференции против меня началась систематическая травля со стороны тов. Джатиева, что и вынудило меня в ноябре того же года выехать в Тифлис и сообщить в ЦК и ЦКК КП Грузии. В результате поданных мною и другими парттоварищами докладных записок в Юго-Осетию выехала полномочная комиссия Заккрайкома и по расследовании нашла целый ряд дефектов в работе, которые частью были опубликованы в газете "Заря Востока" (от 13 сентября 1926 года). Все же комиссия не детально разобрала всю пагубную деятельность группы тов. Джатиева и, с другой стороны, не приняла решительных мер для оздоровления в будущем партийной и советской деятельности по Юго-Осетии, и дело закончилось только смещением некоторых наркомов с должностей и исключением из партии таких товарищей, выход которых из партии не мог разрядить грязную атмосферу. Тов. Джатиева же с должности ответственного секретаря Обкома перевели опять на должность пред. ЦИКа, а меня благодаря кляузным и ложным обвинениям джатиевской группы заочно исключили из партии. В январе 1926 года я в Зак. КК ВКП(б) представил опровержение против всех обвинений и просил о детальном разборе моего дела. По выяснении моего дела Зак. КК ВКП(б) восстановила меня в правах члена партии со старым стажем, но группа тов. Джатиева, в руках которой был аппарат Обкома Юго-Осетии, ходатайствовала пред ЦК КП Грузии, чтобы меня оставили в гор. Тифлисе. И я в силу партдисциплины принужден был остаться в г. Тифлисе и не выезжать в Юго-Осетию, где находилась и ныне находится моя больная семья, состоящая из пяти душ нетрудоспособных: больной старухи-матери, туберкулезной жены и трех малолетних детей... После трехмесячного учета в ЦК КПГ(б), т. е. 4 мая 1926 года, я устроился сотрудником Зак. и Груз. ГПУ, где работаю и сейчас... Неоднократно просил Контрольную Комиссию и ЦК объяснить мне, в чем заключается мое преступление, за которое я осужден на бесконечное партвзыскание и изгнание от родной семьи, но не мог получить ответа... Я лично думаю, что члены Обкома Юго-Осетии в отношении моего дела проявляют присущую народу (горцам-осетинам) кровную месть. Они не могут забыть моих выступлений против неприемлемых действий джатиевской группы и, зная мое тяжелое положение, зная также и то, что по своему слабому здоровью не сумею больше оставаться в Тифлисе, хотят вынудить меня оставить партию. И действительно, ихняя месть почти достигает цели. Мне, больному человеку, приходится нести двойную непосильную ношу: во-первых, партвзыскание, которое морально убило меня, и во-вторых, невозможность помочь нуждающейся семье. Считая такое проявление мести со стороны членов и партии недопустимым, прошу ЦК ВКП(б) разобрать мое дело, защитить меня от бесконечного преследования товарища Александра Джатиева, разрешить мне вернуться на родину в Юго-Осетию и работать по месту жительства моей семьи".

Кто-то из адресатов письма передал его Сталину, и в купировании объединительных настроений это сыграло ключевую роль. Обиженного Михаила Санакоева направили в Юго-Осетинский областной отдел ОГПУ, а в 1930 году он возглавил отдел. При его деятельном участии в 1934 году Цхинвали переименовали в Сталинири. В ходе "большой чистки" 1937-1938 годов Санакоева, правда, расстреляли. Но особой нужды ни в нем, ни в его знании местной интеллигенции уже не было: в ходе репрессий старую интеллигенцию ликвидировали по всей стране, включая и Северную Осетию, где она была в избытке, и Южную, где ее не хватало. У объединительного движения не стало движущей силы, и о нем никто больше не вспоминал многие годы.