Мулату Астатке: я никогда не чувствовал себя чужаком в западном мире
Создатель эфио-джаза на фестивале "Этномеханика"
Когда вы поняли, что эфио-джаз стал известен? То есть был какой-то момент, когда вы сказали себе — это больше не маргинальное ответвление world music, а такой вот стиль музыки, известный всему миру?
Это произошло в 2000-х в два этапа. Сначала лейбл Buda Musique издал серию дисков Ethiopiques, и записи моего оркестра там занимали центральное место. Потом я случайно познакомился с Джимом Джармушем, он просто подошел ко мне после одного из концертов и попросил разрешения использовать мою музыку в своем новом фильме. Это были "Сломанные цветы". После этого эфио-джаз зажил своей жизнью, я уже не прикладывал никаких усилий к его популяризации. Через год после фильма Джармуша мы гастролировали в Европе, залы были переполнены, задолго до каждого концерта случался солд-аут.
Прямо скажем, заслуженная популярность — вы почти сорок лет играли эту музыку и возили ее по миру.
Да, однажды в Москве был. В семьдесят каком-то году, по культурному обмену "People to People" — тогда я приезжал среди шестидесяти других эфиопских музыкантов, все было как-то скомкано. Но вообще я всегда знал, что рано или поздно эфио-джаз завоюет свое место под солнцем, я даже был уверен, что это произойдет, пока я еще буду жив. Я никогда не чувствовал себя чужаком в западном мире. Наоборот — тяжело было в самом начале, когда я, поучившись музыке в Англии, а затем в Америке, вернулся в родную страну и стал собирать оркестр, чтобы играть джаз (в Нью-Йорке собрать музыкантов было много проще). Я упорно обучал своих музыкантов и столь же упорно рассказывал слушателям, в чем тут дело, иногда концерты были наполовину лекциями. Вся эфиопская музыка построена на пентатонической системе (ну, еще эта же система у музыкантов Мали, на Мадагаскаре, в Судане), так что мне приходилось фактически быть переводчиком с одного музыкального языка на другой.
Чувствуется, что вам просветительская деятельность знакома не меньше, чем музыкальная. Вас не тяготит это — на протяжении стольких лет вы, по сути, являетесь лицом эфиопской музыки и отдуваетесь за всех?
Да, действительно — если снимают фильм про эфиопскую эстраду, то меня сначала берут в консультанты, а потом выходит так, что я становлюсь чуть ли не режиссером; если книгу пишут — тоже, естественно, обращаются ко мне. Кроме того, в свое время я был приглашен в Гарвардский университет и теперь, опираясь на тот преподавательский опыт, случается, читаю лекции. В последнее время я не то что не хочу отходить от дел и спокойно играть джаз, а наоборот — стремлюсь все успеть. Прежде всего, пообщаться с людьми — очень большая удача в этом смысле диск, записанный с коллективом The Heliocentrics — это такие башковитые хип-хоперы, они совершенно иначе подошли к конструированию композиций и к звуку. Когда мы делали диск вместе, я должен был быть кем-то вроде наставника, худрука, в итоге получилось, что я сам от них многому научился. Не знаю даже, чем я больше доволен — саундтреком к "Сломанным цветам" или этим диском. А года полтора назад в Лондоне я собрал совершенно новый состав — с ним я приеду и в Россию — и с огромным удовольствием показывал им, в чем суть эфио-джаза и чем он отличается от просто джаза.