Историческая и, может быть, последняя
В немецком городе Касселе открылась Документа — главная мировая художественная выставка. Нынешняя, десятая, Документа скандальна: ее руководительница француженка Катрин Давид нарушила множество неписаных правил. Логотип выставки — буква d, перечеркнутая красным крестом, как будто говорит: с Документой покончено. Но нравится эта выставка или нет, уже сейчас ясно, что она войдет в число исторических экспозиций конца ХХ века. Ее нужно увидеть, хотя увидеть ее нелегко.
Первые, вторые и последние впечатления
Сначала Документа-Х кажется необычайно прогрессивной, особенно после Венецианской биеннале, которая в этом году была предсказуемой как учебник. На Документе множество новых имен, никакой живописи (две-три картины на 700 произведений, и те суть коллажи), только видео, фотографии, инсталляции, архитектурные проекты, и все в основном черно-белое. Показательно, что немецкий классик Герхард Рихтер, награжденный на Биеннале за живопись, тут представлен не картинами, а мириадами, сонмами мелких фотографий (бытовых, пейзажных, всяких), которые послужили источниками этих картин. Много классиков "уличной фотографии" (Роберт Адамс, Уолкер Эванс, Гэри Виногранд: Нью-Йорк сороковых годов...). Модно, интересно и, предположительно, умно.
Потом наступает состояние полной дезориентации и отчаяния. Вы никогда не увидите здесь всего (длиннейшие фильмы, множество мелких фотографий и рисунков) и вряд ли поймете, зачем сделана та или иная работа, если лично не знакомы с ее автором. Многие работы не видны, потому что они слишком большого объема (бесконечная трансляция по телевизору) или потому, что художник специально сделал их (например, видеопроекции) искаженными и нечитаемыми. Или потому, что они слились с социальным фоном. Фотография работы знаменитого канадца Джеффа Уолла, на которой снят бездомный, отправлена в подземный переход — так сказать, из музея домой. Некие сестры Хоэнбюхлер предлагают вашему вниманию весело раскрашенную комнату для общения с душевнобольными, которые и правда сидят, ждут вас в инсталляции. В этот момент вы понимаете, что с вас, пожалуй, хватит.
Многие посетители застревают на этой стадии, и в глазах у них ужас, переходящий в злость. Но у некоторых (и у меня в том числе) наступает третья стадия, когда понимаешь: тотальная энтропия и нечитаемость — симптом нашего времени. Поэтому выставка, кстати говоря, совсем не является "рациональной", "концептуальной", "интеллектуальной" и т. п., за что ее и хвалят, и ругают. В этом смысле показательно, что суперсуперконцептуальная английская группа Art & Language, которая с 60-х годов писала только тексты и не делала ничего больше, представляет раскрытые книги, утопленные в коробки из цветного стекла, так что прочесть, что написано на страницах, можно с огромным трудом. Из этих пестрых коробок англичане выстроили мебель, так что на тексты можно и присесть.
Самое первое столкновение с Документой-Х произвело на меня впечатление неприятное. Приехав из франкфуртского аэропорта на поезде, вы должны перейти платформу и на местной электричке проехать несколько остановок до центра города; сделать это оказалось невозможно, так как вдоль всей платформы была протянута огороженная с двух сторон красная дорожка с надписью "Документа 10". Начинается, подумала я.
Закончилось все тоже чувством полной потери ориентации. Уезжая обратно во Франкфурт, я забыла в доме друзей краткий путеводитель по Документе, что привело меня в состояние паники и заставило просить друзей срочно прислать мне эту книжечку старым советским способом, с пассажирами следующего поезда. В состояние аффекта эта потеря привела бы любого, кто должен был бы о Документе-10 писать: только из этой книжки можно узнать, что вообще делает тот или иной художник и в чем конкретно состоит смысл его работы, показанной на Документе, а художники здесь в большинстве своем неизвестные даже профессионалам. Без этой книги вы на Документе совершенно беспомощны. Характерно, что она не будет продаваться в книжных магазинах: это не книга, а своего рода средство локальной помощи, нечто вроде костыля.
Катакомбное искусство
Изучая эту книгу по дороге в Москву, я обнаружила множество произведений, которых просто не заметила: сорняки между шпалами были, оказывается, высажены специально, как символ выносливости культурных меньшинств; один из плакатов на афишной тумбе разоблачал политику спонсоров; в здании вокзала висели две лампы из церкви в Дубровнике, а один из домиков-контейнеров, в которых на Документе располагаются камеры хранения и кассы, можно было, как выясняется, снять на час-другой для медитации. Авторы этих работ сознательно пошли на то, чтобы они слились с окружающей действительностью.
О том, что магазин секонд-хэнд в подземном переходе является тоже произведением искусства, догадываешься по тому, что вокруг него толпится народ с фотоаппаратами. Но и без этого магазин можно заподозрить в умышленности, если у тебя уже есть некоторый опыт общения с тем, что сегодня понимается под художественным проектом. На нынешней Документе множество псевдонаучных или псевдосоциальных учреждений, которые и являются самыми типичными произведениями искусства наших дней. Все это своего рода утопии — например, автономная станция выживания для четырех человек на окраине Касселя, связанная с выставочным залом через Интернет (Марко Пейлян, Словения). Или: художники изучают процесс натурализации, "становления гражданином", для чего ставят своего рода опыты на людях, изолированных от действительности резиновой маской (израильская группа AYA & GAL Middle East). Или: сингапурский художник Мэтью Нгуй предлагает: "Вы можете заказать и съесть вкуснейшие по-пиа" (так называется работа). Он на глазах у вас что-то такое готовит, а кричать о своем заказе нужно по алюминиевой трубе, протянутой по всему зданию. Или: искусство как средство социальной психотерапии — художница делает костюмы-"живые организмы" для ощупывания друг друга, для "открытия своего пола в другом" (бразильская художница Лиджия Кларк, работы относятся еще к 60-м годам). За исключением Лиджии Кларк, действительно выдающейся художницы, стоявшей у истоков сегодняшнего понимания искусства (она умерла в 1988 году), все это работы совершенно рядовые, но такое отсутствие выбора, превращение искусства в некую равнодушную сплошность — тоже тенденция наших дней. Все это мы, в общем-то, уже знаем, но с такой радикальностью это показано впервые — ура госпоже Катрин Давид.
Документа-Х называется в этом году "маршрутом" (parcours — французское слово в немецком языке) и начинается для вас на вокзале, где под выставку отдан один флигель, "Культурный вокзал" (именно там вы можете заказать вкуснейшие по-пуи). Оттуда вы по подземному переходу и по главной пешеходной улице города двинетесь к зданиям Документы — музею Фридерицианум, павильону Оттонеум и Оранжерее, а также современному зданию Documenta-Halle, над которой теперь висит надпись "Кино" (остроумная, но тоже незаметная работа художника Петера Фридля). Произведения искусства ждут вас на этом пути почти исключительно в зданиях (в которых главным образом темно) или в подземных переходах. Ярких в прямом и в переносном смысле работ, выставленных прямо на улице или в парке, как это бывало в Касселе раньше, вы не встретите: нынешняя Документа вся какая-то подземная, катакомбная. На улице устроен только загон для свиней (работа любимцев немецкой критики Розмари Троккель и Карстена Хеллера): вам предлагается сесть на подушки, поглядеть на свиней через стекло и подумать, свиньи же вас не видят, поскольку с их стороны стекло зеркально. Но эта работа, хотя о ней написали абсолютно все журналисты, скорее курьез в духе Венецианской биеннале, для нынешней Документы не характерный.
Она хочет предстать скорее интеллектуальным проектом, культурным событием. Недаром не менее важны, чем выставка, изданная вместо каталога толстенная книга об искусстве и политике и программа "100 дней — 100 гостей", в ходе которой перед зрителями выступят интеллектуалы наших дней — психоаналитик из Туниса, философ из Сирии, немецкий нейробиолог, чеченский историк, швейцарский антрополог... Россию представляют в этой программе кинорежиссер Александр Сокуров и философ Михаил Рыклин. Будет и кино, а марафон театрального авангарда состоится 5-7 сентября. И все же ключевым моментом всякой Документы является выставка.
Что такое ретроперспектива
Катрин Давид за четыре года подготовки выставки не раз объясняла в прессе, как она не любит Германию, презирает город Кассель за его уродство и интеллектуальное ничтожество, сдержанна по отношению к прежним Документам (за исключением самой авангардной, 1972 года) и не доверяет журналистам. Все это не могло снискать ей симпатий. До последнего дня она отказывалась назвать имена участников выставки (которых в общей сложности около 120), так что Союз немецких галеристов даже поднял тревогу — Давид наносит вред делу. При выборе работ для выставки она сумела обидеть практически все страны — больше всего на Документе-Х американцев, но и они жалуются на странный выбор; немцы тоже недовольны; но если вы думаете, что это были интриги в пользу Франции, то вы ошибаетесь: с нею Давид обошлась наиболее высокомерно. Из Франции нет на выставке вообще ни одного известного художника. Впрочем, художников из Восточной Европы и, например, Японии нет совсем или почти совсем. Кроме того, нет интернационального истеблишмента, который был широко представлен в этом году в Венеции. Он продался, по мнению Давид, либо рынку искусства (большие картины для корпораций), либо рынку развлечений (большие инсталляции, превращающие выставку в Луна-парк). Остались на ее выставке только незапятнанные, и участвовать в нынешней Документе — видимо, для художника даже большая честь, чем обычно (ни один из русских художников, напомним, этой чести не удостоился, не потому, что Давид не знает о существовании России, а потому, что считает все нынешнее восточноевропейское искусство эстетически, а может быть, и политически реакционным).
Катрин Давид построила, по ее выражению, ретроперспективу, то есть опрокинула современные тенденции в прошлое, осуществив ревизию истории искусства. Эта история в своем традиционном варианте базируется на абстрактной живописи по линии Сезанн--Пикассо--Малевич---Джексон Поллок. Катрин Давид предлагает об этом забыть и выбрать совершенно иных кумиров, главными из которых будут, конечно же, дадаисты, сюрреалисты и Марсель Дюшан. Они остаются за пределами выставки, но ключевые места занимают контркультурные, альтернативные гении 60-х — начала 70-х. Здесь много рано умерших или незаслуженно забытых. Почетное место занимает поэт, ставший художником, Марсель Бродхерст, со своей работой "Музей орлов" (фиктивный музей всякого использования образа орла в искусстве), которая уже была на авангардной Документе 1972 года. "Художник должен помешать искусству сделать идеологию невидимой, то есть действенной",— говорил Бродхерст. Но, как видно сегодня, в этой борьбе само искусство может стать невидимым, истончившись до тонкого экрана.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ
Документа-Х продлится до 28 сентября.