Народ и царствие едины

В новом фильме Владимира Мирзоева пушкинский "Борис Годунов", перенесенный в наше время, приобретает современное политическое звучание.

ЛИДИЯ МАСЛОВА

Новый фильм Владимира Мирзоева "Борис Годунов" не так просто поймать в тех единичных кинотеатрах, которые сочли возможным выпустить хотя бы в ограниченный прокат перенесенную в наши дни экранизацию трагедии А. С. Пушкина. Наметанный режиссерский глаз Мирзоева разглядел в ней динамичный политический триллер с глубокой психологией, с колоритной и неоднозначной центральной фигурой, который при переносе во времени на несколько веков не особенно требует текстовых коррективов: на слух это воспринимается так, что герои в современных костюмах, на фоне нынешней Москвы, общаются между собой немного странно, вроде бы даже какими-то стихами, но говорят о настолько понятных и неизменно актуальных вещах, что вскоре эту странность почти перестаешь замечать как анахронизм.

Видеть в отсутствии широкого проката у модернизированного "Бориса Годунова" какие-то другие причины, кроме лени и инертности прокатчиков, не знающих, как обращаться с таким специфическим продуктом на любителя, пожалуй, не стоит — никаких особенно смелых политических намеков картина не содержит. Особо печалиться о том, что "Борис Годунов" не соседствует в мультиплексах с "Сумерками" и "Войной богов", тоже не надо: точно так же, как пушкинский текст ничуть не проигрывает и не портится, если закатать его в электронную книгу, так и "Борис Годунов", хоть и снятый прекрасным оператором Павлом Костомаровым, совершенно не нуждается в большом экране, легко доступен в интернете и вполне убедительно смотрится на экране, хоть компьютерном, хоть телевизионном.

Возможно, телевизионный или онлайновый просмотр этой картины в каком-то смысле даже предпочтительнее кинотеатрального, учитывая то, что Мирзоев использует телевидение как один из важных художественных приемов — в его интерпретации это основной, а возможно, и единственный канал общения власти с народом. Более того, телевизор позволил Владимиру Мирзоеву придумать финал, по-своему не менее эффектный и лаконичный, чем знаменитая пушкинская ремарка "Народ безмолвствует", и отражающий тот факт, что в начале XXI века русский народ относится к власти с такой же смесью праздного любопытства и инстинктивного пофигизма, как и в начале XVI. От того, что царь, как бы он ни назывался, президентом или премьер-министром, в каждой квартире смотрит из красного угла, как с иконы, и обращается к каждому гражданину как бы глядя в глаза лично ему, отношение к власти ничуть не меняется на более сознательное и человечное. Политическая жизнь для телезрителей — что-то вроде балагана или, прибегая вслед за Мирзоевым к современным аналогиям, сериала, русский царь — все такой же бука, которым пугают плачущих младенцев, и смену очередного правителя народонаселение встречает по большому счету равнодушно, автоматически приговаривая пушкинским текстом: "О боже мой, кто будет нами править? О горе нам!", но на самом деле в глубине души давно понимая, что для него, народа, ротация лиц в телевизоре мало что изменит.

К описанию народа Владимир Мирзоев подходит с поверхностно-социологической точки зрения — в финальных титрах под надписью "народ" указаны две его разновидности: "рабочая семья" и "интеллигентная семья". Разница между ними главным образом в том, что рабочий класс пьет водку на кухне, и происходящие в телевизоре политические перестановки служат для него лишь поводом очередной раз налить и чокнуться, а интеллигенция в гостиной мешает ложечками чай и листает книжки, но в принципе содержание и интонация обывательских рассуждений о мельтешащей на телеэкранах власти со всеми ее кровавыми тайнами, интригами, обманом и лицемерием в обеих семьях примерно одинаковы. Аналогично и лица по ту сторону телеэкрана совершенно не меняются, какой бы текст им ни приходилось произносить: первый, кто появляется в фильме на телеэкране,— Леонид Парфенов в роли верховного дьяка Щелкалова, который озвучивает решение Думы по поводу нового царя. Поражает, как привычно и непринужденно Парфенов шпарит пушкинские стихи со своей фирменной интонацией, как будто всю жизнь только цитатами из "Бориса Годунова" и разговаривал.

Главное, однако, в фильме не отношения власти с народом, а отношения Бориса Годунова (Максим Суханов) с царевичем Димитрием (Родион Иванов), чье убийство ему приписывают — фильм Мирзоева, возможно, в большей степени психоаналитический, чем политический. Безмолвный ангелоподобный призрак Димитрия почти неотлучно присутствует рядом с Борисом и своим матросским костюмчиком, который был на нем в момент убийства, вызывает отчетливые ассоциации с царевичем Алексеем, расстрелянным вместе со всей царской семьей Романовых в 1918-м. Когда Борис вступает на престол и начинает зачитывать на фоне Кремля первое телеобращение к народу, камера отъезжает вдоль длинного стола для заседаний, за которым сидят патриарх (Андрей Ташков) и другие официальные лица, а на дальнем конце — мальчик в матроске, который точит карандаш, видимо, тем же самым ножичком, которым его зарезали. Монаха Григория Отрепьева (Андрей Мерзликин) преследует кошмарный сон, в котором Борис моет в тазике окровавленного царевича. Ну и в конце концов, одинокому Борису, который никому не может доверять, некому пожаловаться на неблагодарных подданных, кроме кроткого, молчаливого и как будто все понимающего Димитрия, которому царь объясняет, что "живая власть для черни ненавистна, они любить умеют только мертвых". Мальчик внимательно и сочувственно слушает, сидя напротив Бориса за столом в его кабинете и разглядывая божью коровку на руке, а Годунов отхлебывает виски, и когда дело доходит до знаменитого финала его исповедального монолога "И мальчики кровавые в глазах", язык его уже порядком заплетается. Вообще, Борис Годунов в мирзоевском фильме довольно часто вызывает сочувствие, и когда он, лежа на столе перед суетящимися вокруг него китайскими иглоукалывателями, жалуется, что, мол, достиг высшей власти, а счастья все равно нет, проникаешься к нему доверием.

Герои пушкинской трагедии, перенесенные на экран (на фото — Андрей Мерзликин и Агния Дитковските), сменили наряды на современные

По-своему симпатичен и его конкурент Отрепьев-Лжедмитрий, который в своей келье тоже смотрит на Бориса по телевизору и, будучи уверенным в его злодействе, грозит ему божьим и мирским судом. В довольно игривом ключе исполнена сцена решающего свидания Лжедмитрия с Мариной Мнишек (Агния Дитковските) — оно происходит в бассейне, куда сначала прыгает Отрепьев, а потом затаскивает туда свою амбициозную возлюбленную прямо в платье. Это своего рода цитата из фильма База Лурмана "Ромео и Джульетта", где современные герои разговаривали шекспировским языком, а Ромео и Джульетта объяснялись в любви, плавая в бассейне. Довольно юмористически выглядит и эпизод, в котором патриарх крутит педали на велотренажере, а потом, натягивая в раздевалке рясу, обсуждает вопрос о том, стоит ли докладывать царю Борису о беглом монахе Григории Отрепьеве. Корчма на литовской границе, куда сбежавший Григорий приходит с отцом Варлаамом, трансформирована в ночной клуб с живой музыкой, а завоевывать Россию Лжедмитрий отправляется, сидя на танке в камуфляже,— тут для убедительности батальные сцены перестрелок разбавлены документальными кадрами военных действий.

Но в общем-то кинематографическими визуальными приемами и эффектами с целью "оживляжа" Владимир Мирзоев не слишком увлекается, будучи все-таки по преимуществу режиссером театральным и больше полагающимся на актерскую игру и крупные планы. Есть в его "Борисе Годунове" и чисто театральная вставка, когда Борис смотрит какой-то спектакль о Лжедмитрии, рыдающем над трупом любимого коня, а одним из сквозных образов становится кукла, похожая на Петрушку, с которой играет невинноубиенный царевич. На сцене актеры играют, нарочито пережимая, с излишним пафосом, но повышая таким искусственным образом градус лицемерия,— Мирзоев лишь подчеркивает, насколько фальшиво выглядит и тот спектакль, который ежедневно видит сидящая перед телеэкранами аудитория, неспособная выжать из себя ни слезинки без помощи лука.

Когда гаснет экран телевизора, выключенного пультом телезрительницы, чье терпение иссякло, кончается и весь этот политический балаган, но потом следует еще и послесловие, в котором кукольник Мирзоев как будто складывает в ящик своих марионеток, так похожих на людей. Во время финальных титров звучит современная мелодия, подложенная под пушкинские стихи, правда, из другой, не годуновской эпохи, а именно под диссидентское стихотворение об Александре I "Сказки": "Ура! В Россию скачет кочующий деспот". Ироничная и колкая пушкинская сатира словно вязнет, тонет в ленивой джазовой музыке, и томный голос певца растягивает слова, похоже, не вкладывая в них никакого смысла, зато прекрасно передавая атмосферу апатии и безразличия как доминирующего в фильме Владимира Мирзоева общественного настроения.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...