Владимир Путин легко дистанцируется от прошедших думских выборов, поэтому его оппонентам по президентской гонке лучше сосредоточиться не на критике, а на создании своего позитивного имиджа, заверил корреспондента “Ъ” МАКСИМА ИВАНОВА политтехнолог МАРАТ ГЕЛЬМАН.
— Выборы для оппозиции оказались неожиданно успешными. Есть ли в этом заслуга проведенной партиями избирательной кампании?
— В той ситуации, которая у нас есть, главная составляющая их успеха — это кампания «Единой России» и — назовем это кампанией Навального против жуликов и воров. Дальше все то, что одни потеряли, а другие разрушили, каким-то образом распределялось между оппозицией.
— А как на это повлияла кампания «Единой России»?
— Все восприняли «Народный фронт» как предвыборный ход. На самом деле Путин с Медведевым решили, что «Единую Россию» надо модернизировать, обновить через ОНФ. Путин с Медведевым сочли, что у них есть лишний электоральный ресурс, чтобы модернизировать косную конструкцию, в которую превратилась «Единая Россия». Между выборами это делать невозможно — люди сами не хотят модернизироваться. Но если бы единороссы получили столько же, сколько получили в прошлый раз, они бы сильнее сопротивлялись. Говорили бы, а зачем, у нас и так все хорошо. С этим связаны серьезные потери: в регионах начались конфликты между ОНФ и единороссами: и, занимаясь этими конфликтами, они никакой кампанией не занимались. К тому же в конце сентября Дмитрий Медведев был поставлен во главу списка партии и была снята интрига по кампании президента. А он в качестве лидера партии не очень органичен, он ее критиковал достаточно много. Этот ход был сделан тоже для того, чтобы партию модернизировать, но это и уменьшило их шансы на выборах.
— Чья кампания в итоге получилась самой удачной?
— Наиболее динамичной кампания была у «Справедливой России». Просто потому, что думская кампания практически совпала с кампанией по отходу Сергея Миронова от властной системы. По крайней мере, было интересно следить, были какие-то изменения, и даже тот факт, что кто-то от них уходил, эти поражения обернулись сюжетом, за ним следили. У остальных — и у ЛДПР, и у КПРФ — никакого сюжета в кампании не было.
— В центре критики оппозиции была «Единая Россия». Могут ли в президентской кампании кандидаты от оппозиции сосредоточить критику на Владимире Путине?
— У президентских выборов есть принципиальное отличие — они двухтуровые. Это азбука: если в первом туре люди голосуют за того, кто им понравился, то во втором туре они голосуют против того, кто им не нравится. По крайней мере, для первого тура эта тактика с критикой была бы ошибочной. До первого тура надо разбирать эту электоральную пиццу, надо себя предъявлять. А тот, кто занимается негативистской кампанией, при открытом конфликте теряет тоже. Даже если они все вместе наберут больше, чем Путин, то они ничего не выиграют, потому что в первом туре люди выбирают предпочтительного кандидата, а не меньшее из зол. Во-вторых, надо иметь в виду, что мы находимся в междувременье, когда после выборов прошло мало времени. И кажется, что возмущение направлено на Путина, на самом деле возмущение направлено на саму систему выборов. Путин, кстати, ни в каком виде в этих выборах не участвовал, ему дистанцироваться достаточно легко от них.
— Остальным кандидатам сейчас нужно думать над своей позитивной программой?
— Как только будет объявлен список, мы увидим, что у кандидатов проблема «предъявить себя» гораздо острее стоит, чем возможность критиковать Путина. Жириновскому, Зюганову предстоит предъявлять себя избирателю уже не первый раз. Например, в 1996 году у коммунистов была развилка. Они могли проиграть на думских выборах некоторое количество голосов, но модернизироваться в социал-демократов, привлечь к себе левую интеллигенцию. И у них была бы перспектива. Они в 1996 году, так как отказались бы от слова «коммунистический», что-то бы потеряли, часть консервативного электората перешла бы к Анпилову, например, но зато у партии была бы перспектива. Все. В 1996 году они, кажется, приняли решение просто быть почти победителями.
— Кому из оппозиционеров будет легче вести кампанию? Испытанным кандидатам или новичкам вроде Михаила Прохорова?
— Конечно, новым людям. Допустим, Миронову в новом качестве, в качестве оппозиционера. И Михаилу Прохорову, тем более что сюжет на думских выборах, когда он проявил свои даже не политические, а скорее человеческие качества, вызывает симпатию. Я думаю, у него есть шанс в том, что он первый тур будет вести не как критику Путина, а как имиджевый для себя. Его как политика практически никто не знает, и это его плюс, и он будет расти — тут только вопрос во времени. Это будет интересно.
— Насколько вообще вероятен второй тур?
— Мне кажется, что это решается сейчас. Потому что при честных выборах, не только при подсчете честном, а при том, что вся предвыборная ситуация будет честной, в одном туре выборы не выигрываются. И я бы не советовал тем технологам, которые занимаются кампанией, стремиться к этому. Сегодня для легитимности этих выборов было бы правильно выиграть именно во втором туре. Они могут выбирать, кого хотят в качестве спарринг-партнера. Понятно, что идеальный вариант — Зюганов, потому что антирейтинг у коммунистов все равно больше, чем у действующей власти.
— Альтернативные варианты возможны?
— Если Прохоров вдруг пройдет во второй тур, то большая часть оппозиционеров, то есть людей, которые против нынешней власти, скажут: нет уж, Прохоров — это еще хуже. Либеральная ниша не позволяет ему во втором туре, например, привлечь протестный электорат. То же — по отношению к Зюганову. Второй тур определяют те люди, у которых есть некий симпатант, который не прошел во второй тур. Их ядерный электорат почти наверняка примкнет к Путину или просто не пойдет на выборы. В этом смысле центристская позиция, которую будет занимать Путин, наиболее выигрышная. Ну а Миронов во втором туре в силу личных обстоятельств не сможет вести кампанию против Путина.
— А избиратели вообще пойдут на выборы?
— Нужна мобилизационная кампания. Она состоит из нескольких частей: предъявления кандидата, лидера, затем агитации, то есть маркетинга, и третьей — мобилизации. Сторонников, чьи симпатии ты завоевал, которым ты сказал, что ты есть, которым ты рассказал про себя, нужно уговорить пойти на выборы. Мобилизационной кампании на этот раз (на думских выборах.— “Ъ”) не было, и это, мне кажется, был сознательный шаг со стороны власти. В сегодняшнем пейзаже вариантов других не видно.
— Насколько вообще соперники Владимира Путина «договороспособны»?
— Скажем, если Зюганов не проходит во второй тур, а проходит Прохоров, с ним обязательно проведут переговоры, чтобы он сказал: пусть каждый голосует, как хочет, но обязательно пойдет на выборы. Понятно, что за Прохорова его электорат точно не пойдет голосовать. Самым опасным сейчас для власти был демарш «Справедливой России», и она могла даже на этом выиграть, и даже двинулась на Болотную площадь, а потом вдруг отказалась, не двинулась… Это означает, что они договороспособны.
— То есть ход и итог выборов полностью предрешен?
— Все, что я говорю,— это пейзаж, который сегодня есть. Но для того чтобы пейзаж изменился, должно что-то произойти. Например, отставка Чурова не является таким сюжетом, который сильно на что-то повлияет. А вот роспуск Думы или убийственный компромат на фаворита — может таковым стать.