С назначением на пост мэра Москвы Сергея Собянина под нож попали многие согласованные ранее стройки, а новых почти не было запущено. О кардинально изменившейся градостроительной политике, девелоперском бизнесе и архитектуре времен Юрия Лужкова в интервью "Ъ" рассказал руководитель Москомархитектуры и главный архитектор столицы АЛЕКСАНДР КУЗЬМИН.
— С приходом Сергея Собянина стали массово расторгаться инвестконтракты. Неужели все так было запущено? Ведь еще в принятом при Юрии Лужкове генплане есть такое понятие, как зона стабилизации, в которую попадает центр города и в которой запрещается новое строительство?
— Нельзя вырывать факты из контекста времени. С начала 1990-х начался, как я его называю, период удельных княжеств, когда каждому региону было сказано: возьмите столько суверенитета, сколько сможете унести. Какие характерные минусы такого периода? Постоянные войны с соседями и конфликты с великим князем. Мы оказались на острове, население которого постоянно увеличивается, а границы отодвигать нельзя, единственный вариант — увеличивать плотность застройки. К тому же массовое строительство жилья не придумка так называемого лужковского времени: в России жилье всегда строилось быстрее, чем те же дороги. Сергей Семенович Собянин — это государев наместник. Его взгляд — взгляд от страны на то, как должна развиваться Москва. Получается, что основные минусы удельного княжества снимаются автоматически. Отсюда согласованная политика с федералами, увеличение Москвы за счет территорий области, 75 км метрополитена к 2015 году, дополнительные расходы на транспорт. Да, понятие зоны стабилизации было проработано давно. Но одно дело — проговорить идею, другое — воплотить ее в жизнь. Все просто: реализация принятых решений в эпоху Юрия Лужкова столкнулась с обычной инерцией власти. И тут приходит новый человек, у которого нет конкретных обязательств. Конечно, ему проще объективно оценивать ранее согласованные проекты.
— Одним из самых первых проектов, который был раскритикован господином Собяниным, стала главная стройка времен Юрия Лужкова — "Москва-Сити". Вы тоже считаете ее градостроительной ошибкой?
— Я не люблю отказываться от того, что делал ранее. Беда была не в том, как проект был придуман и нарисован, а как он реализовывался потом. Реализацию, я считаю, вообще нужно признать национальной проблемой России. Можно нарисовать хороший генеральный план, проект планировки, но, когда дело доходит до стройки, все рушится. Так получилось и с "Москва-Сити". Инвестор рванул вперед с объемами, а город так и остался где-то сзади с транспортом, парковками. Что говорить, если почти семь лет не могли ввести гараж, который был построен под центральным ядром "Москва-Сити"?
— Неужели вы верили, что в "Сити" может быть построена 600-метровая башня "Россия" по проекту Нормана Фостера. Ведь тогда бы здесь наступил транспортный коллапс?
— Я пессимист с улыбкой на лице. Честно, особой веры у меня не было, но многие тогда, поддавшись общей эйфории, верили.
— Когда-то вы говорили, что вам нравится другой проект господина Фостера — развитие территории под снесенной гостиницей "Россия". Президент же Союза архитекторов России Андрей Боков назвал Нормана Фостера не архитектором, а скорее заводом его имени...
— Редко можно услышать, чтобы один архитектор хвалил другого. Не знаю, как в вашей профессии, а у нас бытует такая фраза: "Человек человеку архитектор". Не могу не признать, что у нас наблюдается очень плохая тенденция — любить французика из Бордо, но ругать своих. Но, когда появляется очень много заказов, качество работ почти любого архитектора сразу падает. И это применимо ко всем, вне зависимости от того, в какой стране родился и работает человек. В таких случаях я обычно сравниваю коллег по цеху с художником Паулем Рубенсом, когда задницы лошадей дописывали его подмастерья. Поэтому кризис мне еще раз доказал: чем меньше заказов, тем лучше для архитектуры, хотя и хуже для архитекторов. Когда остается один объект, ты уже относишься к нему как к собственному ребенку, а не как воспитатель в детском саду к чужим детям. Есть люди, которые не перебирают проекты, но их единицы. Это надо быть своего рода Перельманом в архитектуре, чтобы оставаться собой. Должна быть иная жизненная философия, чем та, которая господствует сейчас, когда все нацелены на богатство и успех.
— Вас тоже много ругали, в частности за реконструкцию Манежа после пожара и его прозрачный потолок. Какими своими проектами вы, несмотря ни на что, гордитесь?
— Я считаю, что с Манежем мы справились. Да, может быть, решение с открытым потолком не все одобряют, но я считаю, что оно придает этому объекту дух современности. Все-таки сейчас XXI век. В случае же необходимости всегда можно повесить навесные потолки и решить проблему. Мне нравятся мосты у Киевского вокзала и у парка Горького. Я считаю, мы отлично справились на Гостином Дворе.
— Какие еще проекты, помимо Гостиного Двора и Манежа, вы вели как архитектор?
— По специальности я архитектор-градостроитель, поэтому очень долго занимался планировочной работой. Как архитектор-объемщик я состоялся только в 45 лет, как раз когда отвечал за Гостиный Двор. Признаюсь, мне больше нравится работать как дирижер. По такому принципу создавалась Ходынка: общая планировочная концепция развития этой территории моя, а уже потом были приглашены другие архитекторы — в данному случае Дмитрий Буш, Андрей Боков, Борис Уборевич-Боровский, придумавшие отдельные объемы. К таким проектам можно отнести Куркино, Марьинский парк. Где-то это панели, где-то индивидуальная архитектура. Иногда получалось, иногда не совсем. Но бывали и партийные поручения, как в случае с Манежем.
— При Юрии Лужкове судьбу девелоперских проектов решал общественный совет при мэре. Теперь суд вершит градостроительно-земельная комиссия (ГЗК). Зачем такая рокировка?
— Изменилась политика города в отношении того, что можно строить, а что нельзя. Потребовался новый инструмент, чтобы ее воплощать в жизнь. Если во времена Юрия Лужкова было много проектов и всех интересовала эстетическая составляющая, для оценки которой требовалось мнение профессионалов, то сегодня все по-другому. Общественный совет всегда состоял на две трети из профессионалов-архитекторов, на одну треть — из бюрократов. Сейчас, так как идет разгрузка Москвы от ранее принятых решений, ведется чисто бюрократическая работа, связанная с расторжением инвестконтрактов, решением земельных и имущественных вопросов. Да, общественный совет продолжает существовать, но совет — творческая организация, а ГЗК — бюрократический орган, который отвечает духу времени. Я не хотел бы их противопоставлять, и раньше была земельная комиссия. Она практически решала те же рутинные вопросы, что и эта, просто их было не так много, как сейчас, а поэтому вокруг не поднималось столько шуму.
— Сколько новых архитектурных концепций вы рассмотрели за последнее время?
— Очень мало. За полгода архитектурный совет собирался всего два раза (обычно заседания проводились каждую неделю.— "Ъ"), и через него прошло всего шесть проектов.
— Юрия Лужкова ругают не только за "Москва-Сити", многие не могут простить ему снос "Военторга", гостиницы "Москва". Знаю, что вы выступали против этих решений, но почему здания так и не удалось отстоять?
— Да, я был против, я считаю, что камень имеет память. Но сейчас не хочу рассказывать эти истории, приберегу их для мемуаров. Беда у нас в том, что каждый в вопросе памятников, как бы он публично ни защищал их, готов сделать для себя исключение. Не буду называть имен, но был случай, когда один из театральных режиссеров предложил мне снести целый квартал и высадить там вишневый сад. И такие истории есть. Да, мы любим памятники и охраняем их, но что касается моего музея или моего театра, галереи — здесь уж, будьте добры, пойдите мне навстречу. Беда в головах.
— Один из главных вопросов, которые беспокоят девелоперов: когда же будут приняты правила землепользования и застройки участков, так называемые ПЗЗ?
— Если решение на высшем уровне будет принято, нам достаточно будет три месяца, чтобы завершить всю работу и выпустить ПЗЗ. Но, я считаю, очень хорошо, что мы эти правила до сих пор не утвердили. Генплан для города: по нему каждый проект зависит от строительства той или иной магистрали, и всегда в него можно внести корректировку. С ПЗЗ все по-другому: если в этот документ попала какая-то цифра, мы обязаны согласовать ее.
— Как же работать девелоперам без ПЗЗ? Ведь без этих планов формально они не могут начинать стройки?
— Как вы называете их? Девелоперы? По мне, многим из них больше подходит название "развиватели". Внимательнее быть. Правила игры давно понятны. Во-первых, ясно, что строить в больших объемах в центре не дадут — только в границах существующих разметок. Опять же есть негласный запрет на строительство торговых и административных зданий в центре. А вот гостиницы, медклиники — пожалуйста.
— Вы готовите генплан для города, а Сергей Семенович раскритиковал его...
— Он никогда не говорил, что генплан его не устраивает. На первом же совете Сергей Семенович как раз сказал, что жить без генплана нельзя, просто его надо постепенно корректировать исходя из новой градостроительной политики. К примеру, когда он принимался, не был отработан вопрос с территориями памятников. Сейчас он решен, и в генплан будут внесены изменения.
— Вы как будто недовольны так называемыми развивателями?
— Я люблю профессионалов, а не тех, кто сегодня занимается продажей танковой техники, завтра архитектурой, а потом фруктами. Есть девелоперы, которых я уважаю, но друзей среди них у меня нет. Пусть они не думают о нуждах города, но хотя бы заботятся о покупателях своих квартир. Но как я могу уважать человека, который приходит ко мне и говорит: "Александр Викторович, я хочу на несколько этажей увеличить корпус А. Он у меня выходит прямо на Москву-реку, такой вид открывается, жители будут так счастливы". Ну ладно, прослезился я, по нормативам этажи проходят, документы подписываются. Проходит год, и оказывается, что между корпусом А и Москвой-рекой этот "развиватель" ставит корпус В. И как я должен относиться к этому человеку? Имена многих таких деятелей сейчас ушли в прошлое. И задумайтесь: их сгубила не власть — их сгубила жадность. Вспомните тот вопль — "у кого нет миллиарда"... тех за борт — его можно считать символом того времени. А ведь когда только этот парень приехал в Москву, у него были светлые глаза и хорошая улыбка.
— Вы ругаете застройщиков, но это же была нормальная практика досогласовывать проект уже в процессе строительства? А потом оказывалось, что девелопер надстроил с десяток лишних этажей. Вспомнить хотя бы историю с "Домом на Мосфильмовской" "Дон-строя".
— "Дом на Мосфильмовской" совсем из другой оперы. Если у компании согласован проект на 100 тыс. кв. м, кто подумает, что она будет строить 200 тысяч? Я пишу им, что надо выйти на согласование второй очереди объекта на общественный совет при мэре, а человек не выходит. Приезжаю на стройку, и только когда начинаю пересчитывать этажи, понимаю, что завышение объемов громадное. Я сейчас не хочу разбираться, город ли недоглядел или просто закрыл глаза. Это чистая наглость. Но в таких ситуациях все риски на себя берет инвестор.
— Город, хотите сказать, совсем не рискует? Вдруг здание из-за неправильных расчетов обрушится?
— С конструктивом все обычно хорошо. Конечно, истории бывали всякие — и бетон в основание приходилось доливать. Но рискует в первую очередь инвестор. Если бы в случае того же "Дома на Мосфильмовской" нарушения были обнаружены раньше, компании просто бы не разрешили достраивать этажи.
— Команда Сергея Собянина пытается выработать рычаги влияния на таких нарушителей?
--- Отсюда же, с Триумфальной площади, я не могу все контролировать, поэтому сегодня усилена личная ответственность префектов и глав управ за каждую стройку.
— Рассказывают, что сейчас у города большие проблемы с разработкой и согласованием амбициозных метростроек. Из-за дефицита проектировщиков подрядчиков выгоняют на площадки без документации.
— Это точно не так. Да, ситуация очень тяжелая, потому что последние годы мы практически не проектировали метро, и у нас не хватает кадров, но до такого не доходит. Сейчас со всей России и из стран СНГ собираем проектировщиков, будем приглашать иностранных специалистов.
— Что будет с проектами этих, как вы называете, "развивателей" на присоединяемых к столице территориях? Ведь у них там уже давно запланированы миллионные стройки.
— Надеюсь, включение их земель в границы Москвы остудит им голову. Мне непонятно, как можно было построить рядом с Зеленоградом 300 тыс. кв. м жилья с одним детским садом на 120 мест. Причем в проекте планировки все было хорошо. Да что я ругаюсь на область? Что, у нас в Бутово лучше? Только 20% жителей Бутово могут работать у себя в районе. Проблема здесь не только в застройщиках, но и в позиционировании жилищного вопроса на государственном уровне. Никто раньше не думал о комплексной застройке, главное было решить жилищный вопрос. Я не люблю так называемую программу "Жилище", формулировку "доступное жилье", потому что обычно эти истории о поселках в чистом поле, в которых жителям негде работать.
— Когда будут понятны параметры застройки присоединяемых к Москве территорий?
— В конце декабря должен быть заключен госконтракт с победителем конкурса на техзаказчика по организации работ по концепции развития московской агломерации. В конце января — начале февраля эксперты отберут десять авторских коллективов, которые в течение шести месяцев должны будут представить свои наработки. Победителей не будет: это аналитическая работа. Потом на основании их предложений будет обновлен генплан.
— Из команды Юрия Лужкова в мэрии практически никого не осталось. Как вам удалось не лишиться места?
— За мою бытность большим начальником подобная смена власти происходит второй раз. И всегда, когда ко мне приходили коллеги и спрашивали, как будем жить дальше, я отвечал одно: "Чертите, чертите и еще раз чертите. Если оторвешься от работы, никому не будешь нужен: ни старой власти, ни новой".