В минувшие выходные на федеральных телеканалах вышли интервью лидеров так называемой "несистемной" оппозиции Бориса Немцова и Владимира Рыжкова. Обозреватель "Коммерсантъ FM" Константин Эггерт задумался о том, почему телевизионные начальники получили разрешение показать главных оппонентов Владимира Путина.
Всего шесть недель назад с точки зрения государственного телевидения Немцова, Рыжкова, Касьянова и других жестких критиков российской политической системы как бы не существовало. Теперь они внезапно оказались достойны показа в итоговых еженедельных программах. Телеведущий Сергей Брилев рассказал "Коммерсантъ FM", что Немцов сначала не поверил, будто "Вести недели" хотят взять у него интервью. Впрочем, чего-то подобного следовало ожидать с того самого момента, как государственное ТВ вынуждено было рассказать о декабрьских митингах в Москве. Сказав "а", пришлось говорить и "б" — дать трибуну лидерам оппозиционного движения.
Казалось бы, что такое несколько минут эфирного времени? Но, с моей точки зрения, это еще одно подтверждение того, насколько серьезно изменилась ситуация в России за эти полтора месяца. Если сравнивать с эпохой перестройки, то мы сейчас где-то в мае 1989 года, когда открывался Первый съезд народных депутатов, и советские граждане с изумлением услышали критику советской системы в прямом эфире.
Фактически снято табу на критику первых лиц в телевизионном эфире. Это не значит, что теперь критические выступления польются с телеэкранов рекой. Но их, несомненно, будет больше. В этом смысле, предвыборные дебаты, даже без участия Владимира Путина, могут оказаться значительно более содержательными.
Многие из вас скажут: "Ну и что? Все это косметические изменения. Оппозицию до реальной власти никто не допустит". Пока, действительно, Кремль может кого-то куда-то не пускать. Более того, ясна и стратегия поведения кандидата Владимира Путина. Он будет, по возможности, игнорировать критику оппозиции. Через головы жителей двух столиц, где многие его не любят, он напрямую обратится, прежде всего, к русской провинции, где по-прежнему достаточно популярен. По замыслу кремлевских политтехнологов, Путин, точнее, вся российская власть в его лице будет играть роль слона, по сравнению с которым любая оппозиция, системная и несистемная – моська. Однако моська растет и постепенно превращается в довольно упитанную и агрессивную овчарку. Она действительно пока не может ничего сделать, чтобы слон перестал идти своим путем.
Но Россия вступила в период углубляющегося кризиса легитимности всей созданной в последнее десятилетие политической системы. И если первой большой ошибкой ее создателя было сентябрьское заявление о желании вернуться на пост президента, то второй, вероятно, можно считать отказ от участия в предвыборных дебатах, какими бы формальными причинами он не объяснялся.
Кремлевские обитатели вроде бы признали, что времена изменились, и даже сделали несколько вынужденных шагов навстречу активному меньшинству, вроде демонстрации интервью Бориса Немцова. Но они все еще считают, что им самим коренным образом менять поведение, и, тем более, принципиально изменять систему, совершенно незачем. Это может оказаться их третьей и главной ошибкой.