Воспоминание с дополнениями
Лидия Маслова о фильме "Безразличие"
Победитель прошлогоднего Открытого российского кинофестиваля "Кинотавр" фильм Олега Флянгольца "Безразличие" на российское кино не очень похож — даже несмотря на то, что главную роль в нем играет Федор Бондарчук.
С первых же кадров "Безразличия" возникают ассоциации с французской "новой волной" или с итальянским неореализмом — и странно было бы, если б они не возникали, если учесть, что большую часть черно-белого фильма, действие которого происходит в Москве 1960-х, Олег Флянгольц снял в 1989-90-м году, когда учился во ВГИКе и смотрел много кино. За прошедшие 20 лет его любовь к кино не утихла, хотя все это время он снимал преимущественно клипы, и, воспользовавшись подвернувшейся финансовой возможностью, режиссер реанимировал отложенный в стол проект: кое-что доснял, подмонтировал для исторической атмосферы какие-то архивные кадры старой Москвы, а для смеху и стилистического разнообразия — добавил анимационные вставки, сделанные в виде карандашных рисунков.
Вообще, сама затея "Безразличия" могла кончиться плохо, точнее, как обычно кончаются подобные синефильские затеи, из которых часто получается робкое ученическое подражание гениям, старательная, слишком почтительная стилизация, за которой не стоит ничего, кроме пижонского желания показать, насколько автор овладел формальными навыками режиссуры: вот, смотрите, как я умею имитировать шестидесятнический кинематограф и насколько легко управляюсь с его лексиконом изобразительных цитат. Но, видимо, за 20 лет замысел Флянгольца отстоялся, покрылся дополнительной патиной, а заодно автор, вероятно, как-то отстранился от своего материала, смог отнестись к своему киноколлажу как к шутке, что совершенно не отменяет общего лирического настроя "Безразличия". Во многом этот лиризм обеспечивает очень непривычный молодой Федор Бондарчук, который, пожалуй, никогда не выглядел таким трогательным и уязвимым (ну разве что в образе князя Мышкина в "Даун-Хаусе").
В сущности, под названием "Безразличие" скрывается фильм про любовь — неважно, про любовь к кинематографу, или про любовь героя (автослесаря Пети, который заочно учится на дирижера народного хора) к похожей на Монику Витти роковой брюнетке с героической фамилией Папанина, или про любовь пса Тузика (он вместе с персонажем Бондарчука может считаться одним из главных персонажей фильма, своеобразным дублером главного героя) к безымянной суке, ради которой Тузик пожертвовал карьерой космической собаки (любимой Олегом Флянгольцем эстетике 1960-х подчинено все в "Безразличии", и очень шестидесятническая история про свободолюбивого Тузика тоже придумана автором к Дню космонавтики).
Но в наибольшей степени "Безразличие" — это фильм о любви к прошлому, о возможности его удержать перед мысленным взглядом и нарисовать заново. Посмотреть "Безразличие" — все равно что послушать виниловую пластинку, или посмотреть альбом с черно-белыми фотографиями, например, со свадьбы твоих родителей, или сходить в кинотеатр "Иллюзион" — туда приглашает герой Федора Бондарчука свою опасную возлюбленную на вымышленный фильм с невероятно волнующим воображение названием "Шрам от улыбки на лице мужчины". Словесная ткань "Безразличия", в том числе и абсурдистских диалогов, которые герой ведет со своим другом (Александр Баширов), строится примерно по такому же принципу, что и визуальная,— по иррационально-ассоциативному, когда ты не можешь объяснить, почему, например, именно этот будильник или эта пепельница с окурком в кадре напоминает тебе сразу несколько твоих любимых фильмов, даже если ты и не сразу вспомнишь, как они называются. Так же трудно сформулировать, почему картина называется "Безразличие": за время вызревания фильма сценарий поменялся, и при чем тут безразличие, с содержательной точки зрения лучше и не задумываться — но когда ты видишь в начале написанное белым жирным шестидесятническим шрифтом название на фоне архивных кадров московских улиц, то понимаешь, что само слово если ничего и не значит, то смотрится как единственно возможное в данном случае.
В прокате с 2 февраля