Австрийский городок Китцбюэль переживает небывалый туристический бум. Одних только русских, по некоторым оценкам, должно приехать нынче в отпуск свыше 40 тысяч. Австрийцы полагают, что они тянутся сюда вслед за Еленой Батуриной
Городок Китцбюэль — самое фешенебельное место в Австрийских Альпах, здешняя Рублевка. Тут очень много русских: в магазинах, ресторанах, отелях — везде слышна русская речь. Зимой сюда приезжают, чтобы кататься на лыжах, а летом — играть в гольф. Когда спрашиваешь продавцов в магазинах, что они думают о русских туристах, видишь искреннее воодушевление и понимаешь: в структуре доходов этого небольшого городка русские деньги занимают особое место.
Но отдельное место здесь, конечно, занимают деньги Елены Батуриной. Не только потому, что она построила самый престижный отель Китцбюэля Grand Tirolia (кстати, начала строить его задолго до опалы), но и потому, что Батурина много инвестирует в развитие города: финансирует фестивали, проводит различные мероприятия. Наверное, ей это необходимо для создания имиджа и интегрирования в местную жизнь. И она своего добилась: ее там ценят и уважают. К примеру, какое-то время назад власти Китцбюэля приняли решение не продавать дома в собственность иностранцам как физическим лицам (чтобы не накупили местных шале исключительно в инвестиционных целях, не спеша в них потом заселяться). Для Елены Батуриной, почти единственной, сделано исключение: она купила дом в Китцбюэле на свое имя.
Но первое интервью в Австрии для российского СМИ она проводила не в этом доме, а в своем отеле, куда приехала вместе с мужем. Я договаривалась с Еленой Батуриной об этом интервью больше года с момента отставки Юрия Лужкова с поста мэра. Просила об интервью с ней и до того в течение многих лет, когда он был всесильным столичным градоначальником. Но Елена Николаевна больших интервью не давала. Считаю это огромной ошибкой. Если бы она это делала раньше, может быть, не возник бы тот миф, который сейчас существует вокруг ее имени.
Мы записывали интервью больше часа, а телевизионный сюжет, даже самый большой, длится несколько минут и не может передать все нюансы беседы. И мне захотелось поделиться нашим разговором.
Об административном ресурсе
— Сколько бы Юрий Михайлович ни говорил о ваших бизнес-талантах, многие не верят, что вы смогли заработать миллиарды без административной помощи со стороны мэра Москвы. Что вы отвечаете на это вашим критикам?
— Что такое административный ресурс мэра Москвы? Как правило, это городские заказы. Ну, если у меня их не было, этих городских заказов, в объеме тех работ, которые мы выполняли, в чем может состоять административный ресурс мэра? Ну, наверное, только в том, что меня не кошмарили какие-то фискальные органы, налоговая инспекция, пожарные и прочие. Если меня хотят обвинить в том, что я работала так, как должен был работать каждый, это смешно. Наверное, тогда все должны были работать так, как я. То есть тогда не меня за это надо ругать, а остальных поднимать до этого уровня.
— Но если вас не кошмарят налоговики, силовики и все остальные, это уже огромная преференция. Не говоря уже о других крупных заказах. Трудно стать чуть ли не монополистом на сложнейшем строительном рынке столицы без чьей бы то ни было помощи.
— О нашем монополизме на строительном рынке Москвы: мы не первые, не вторые и даже не третьи. Наши объемы достаточно скромные. Это немножко раздуто прессой. Но проще верить в административный ресурс, это многое объясняет. Вместо того чтобы попробовать сделать это самому.
— А с чего вы начинали?
— С кооператива, который в 1989 году занимался всем, чем ни попадя. В какой-то момент мы даже занимались и софтом, покупали компьютер, обеспечивали его программным продуктом и продавали. Так зарабатывали первые деньги.
— А когда появились эти знаменитые пластиковые стульчики, которые вы потом стали поставлять на стадионы?
— Ну, это наша гордость. На самом деле нам удалось в два с половиной раза снизить цену на конкурсе, который проводило АО "Лужники", и следующие за нами были итальянцы — у них цена была в два с половиной раза выше. То есть если бы мы не участвовали, то акционерное общество "Лужники" заплатило бы в два с половиной раза больше, чем заплатило нам.
— А потом уже возникло строительство, крупные инвестиционные проекты. Рост бизнеса феноменальный...
— Ну, как сказать, за 20 с лишним лет больших скачков-то и не было, если посмотреть год за годом. Достаточно ровно все шло.
— Ведь вы могли, как другие чиновники, записать свой бизнес на кого-нибудь из родственников...
— Бизнес, который записан на родственника и которым занимаются исподтишка, это не бизнес, а коррупция. Может быть, именно поэтому меня так и не любят. Потому что это как раз знак того, что есть люди, которые этим занимаются честно. По большому счету, после продажи "Интеко" у меня появились первые деньги. До этого у меня были все время только долги. Потому что чем масштабнее бизнес, чем масштабнее проект, тем больше денег на его реализацию необходимо.
— Но вы понимали, что вашим бизнесом, к тому же весьма успешным, вы можете подставить вашего мужа-политика?
— Может быть, мы с ним идеалисты, но нам казалось: если это настолько открыто, что это можно проверить, нам нельзя предъявить претензии. Оказалось, можно.
О честности бизнеса
— Журнал Forbes называл вас самой богатой женщиной в России. Вы согласны с теми оценками, которые были озвучены? Начиналось все, по-моему, с двух миллиардов долларов, а потом стало четыре...
— Ну, наверное, было и больше. Когда проектов было больше. Когда мы владели акциями и "Газпрома", и Сбербанка.
— Сейчас у вас много активов осталось в России?
— Практически нет.
— Вас заставили выйти из российского бизнеса?
— Нет-нет. Не заставили, просто я понимала, что мне не дают его развивать. Ну, зачем бизнес губить? За ним люди стоят.
— Вы его продали?
— Да.
— Это было цивилизованно?
— Да, это правда. Многим это не понравилось, но тем не менее да, я считаю, что мы его продали в тот момент по рыночной цене.
— То есть это не было похоже на разгром империи Ходорковского? С вами мягче обошлись.
— Абсолютно, я согласна.
— А почему, как вы думаете?
— Может, время другое.
— Кстати, а как вы относитесь к Ходорковскому?
— Ходорковского я знаю очень давно, с 1987 года. Так случилось, что, когда он работал в комсомоле, они создавали первые научно-технические кооперативы, и я помогала им организовывать эти кооперативы. Потому что работала в комиссии исполкома как раз по организации кооперативов. Так что с Мишей мы знакомы давно. Но когда он стал великим, мы с ним не общались. Замечал он меня, только когда видел Юрия Михайловича. Все это останется на его совести. За что он арестован, не знаю. Версия, выдвинутая следствием, мне кажется немножко нелепой, потому что такие объемы нефти своровать в России, мне кажется, невозможно. Тем более что у нас вся нефть транспортируется через государственную систему.
— Многие считают, Ходорковский сел за то, что делали и все остальные.
— Ну, я не могу сказать, что работали все одинаково. У нас никогда не было офшоров, например. Вообще не было. То есть у нас офшоры появились только в последнее время. И то по причине довольно тривиальной. Когда мы пришли в западные банки в 2006 году с предложением профинансировать там наши проекты, нам сказали удивительную вещь: что они не могут профинансировать российскую компанию. Потому что законодательство таково, что в случае невозврата кредита получить его назад с российской компании практически невозможно. Что это можно сделать только через офшор. В принципе не так много нужно было переделать в законодательстве, чтобы эту схему изменить, но на это, правда, никто не пошел.
— Крупный бизнес в России может проявлять политическую самостоятельность или это опасно?
— Нет. Это невозможно в силу того, что крупные активы всегда связаны с государством. Поэтому проявление самостоятельности, не согласованной политики чревато просто потерей крупного бизнеса.
— Можно в России построить крупный бизнес по-честному?
Австрийский городок Китцбюэль — старинный и очень престижный
— Можно.
— А вы откаты платили?
— Нет. Взятки давала. Откаты не платила.
— А взятки в каком масштабе?
— Ну, в разном масштабе и в разные органы.
— То есть жена мэра приносит взятку...
— Мне кажется, здесь забавней, что ее брали. Не то, что я ее платила, а то, что ее брали...
— Ну да, жена мера приносит взятку какому-то чиновнику, силовику, налоговику и ее берут?
— Да, брали, как у всех остальных. Принцип очень простой. Мало ли, что она жена мэра. Что я, свое терять должен? Все, что полагалось, все платила.
О выборах
— Вы сейчас смотрите на происходящее в России со стороны. Замечаете изменения?
— Мне кажется, существеннее стало разделение между тем, что происходит, и что об этом говорят. Наверное, наиболее показательно это было, когда проходили репортажи о митингах в Москве. То есть цифры называются одни, реальная ситуация другая.
— Многие весьма состоятельные и очень известные люди пришли на митинги протеста после выборов. Если бы вы были в Москве, вы пошли бы?
— При условии, что Лужков уже не является мэром Москвы, конечно, пошла бы.
— Почему?
— Наверное, как и всех остальных, меня бы оскорбило такое неприятие моего мнения. Ведь люди пришли на митинги потому, что увидели, как их обманывали. Когда ты приходишь, голосуешь, вокруг все голосуют одним образом, а потом появляются совершенно иные результаты, это оскорбительно.
— Ваш муж был одним из основателей "Единой России". Вы ведь наверняка сами раньше голосовали за "Единую Россию"?
— Конечно. А вы разве не знали, что всегда отслеживали, как голосовали чиновники? Всегда это было.
— А как это можно отследить?
— Не знаю, спросите тех, кто отслеживал.
— Тайное голосование вообще-то в кабинке.
— Всегда было известно, кто как проголосовал на выборах. Поэтому да, голосовала за "Единую Россию".
— Но голосовали только потому, что боялись, что у мужа могут быть неприятности или, что называется, по велению души?
— Да если честно, по безразличию. Я думаю, многие так голосовали. Чего, кстати, не случилось в последний раз.
— А сейчас как проголосовали?
— Да я сейчас и не пошла голосовать, тоже по безразличию.
— А как же гражданская позиция?
— Гражданская позиция? Гражданская позиция важна, и я не считаю, что поступила правильно, но и лукавить, говоря, что я ее исполнила, мне тоже не хочется. Но тем не менее было так, как было, я не голосовала.
О жизни после власти
— Вы долго были на самом верху, сейчас у вас остались деньги и, безусловно, влияние, но ушла власть. Сознание меняется?
— Да мне кажется, я всегда была немножко дистанцирована от власти. Я не очень любила все эти внешние антуражи власти. Меня они тяготили. Я бы лучше занималась бизнесом. Если говорить о власти в своей компании, то мне ее было достаточно. И я думаю, что президент любой крупной компании чувствует себя достаточно властным человеком. Для этого не нужны были еще антуражи жены мэра. А публичность, она мне в общем-то всегда претила, если честно. Поэтому сказать, что я чувствую какой-то недостаток властности и нимба небожителя — этого нет.
— А вы смотрели фильмы про себя? "Дорогая Елена Николаевна" и другие.
— Все в письменном виде, пресс-секретарь готовил дайджесты. Мне кажется, это менее болезненно, чем смотреть вживую.
— Есть какая-то правда в многочисленных обвинениях в ваш адрес?
— Ну, они же голословные. Никто же не удосужился взять и проверить, так или не так на самом деле. Хотя это сделать очень легко. Не нужно каких-то расследований проводить. Иди в мэрию и посмотри, а были эти преференции или не были. Это же все оформляется распоряжениями, постановлениями. Это же не из воздуха берется.
— Общественное мнение для вас важно или вы, что называется, плевать хотели и делаете свое дело дальше?
— Наверное, где-то посередине между "плевать хотела" и важно. Потому что невозможно от этого дистанцироваться, но, если обращать все время внимание на общественное мнение, ты ничего не сделаешь. Такая здравая позиция.
— Вы много лет были абсолютно закрытым, непубличным человеком. Сейчас вы согласились на это интервью. Почему?
— Скажу честно. Меня попросил дать вам интервью муж. Если бы не он, наверное, оно бы не состоялось.