Как вам кажется, можно ли сейчас рассуждать о существовании нового русского джаза, новой русской музыки в ситуации, когда границы открыты для взаимопроникновения культур разных стран?
Думаю, что можно. Границы открыты, но далеко не для всех. Россия как была какой-то загадочной, мистической страной, так и остается. Конечно, в Россию сейчас приезжает гораздо больше иностранных музыкантов, чем раньше, но все это происходит не так, как в Европе. И русских музыкантов на Запад приглашают не так уж часто. Вот характерный пример особой ситуации с российскими музыкантами. В Сибири есть замечательный перкуссионист Евгений Маслобоев. Я выпустил уже три диска, записанные им вместе с дочерью. Но вызвать их на Запад я не могу, это просто невозможно. Живут они под Иркутском, и я даже не представляю себе, как они будут оформлять визу. Да и почти никакой западный промоутер не может себе позволить привезти кого-то из Сибири, потому что это очень дорого стоит, выходит за пределы любых бюджетов.
Значит ли это, что новая русская музыка как таковая продолжает быть какой-то отдельной сущностью?
На русской новой музыке так или иначе стоит печать, эта самая "русскость" в ней присутствует, даже если музыканты и бывают часто на Западе. Окружающая среда определяет мироощущение, мировоззрение человека. От этого никуда не деться.
Что вы думаете о джазовой индустрии в России?
Россия все-таки продолжает оставаться неблагополучной страной. С ней все еще трудно иметь дело. Я русский, говорю по-русски, а не могу наладить продажу своих дисков в России! Не получается, и все. В Россию есть только один способ доставки дисков — экспресс-доставка, а это безумно дорого стоит. Стоимость диска увеличивается на 2, на 3, на 4 фунта. Кроме того, в России есть таможня, и, наверное, вся коррумпированная. Любой груз подобного рода обкладывается огромной пошлиной. В общем, продавать диски становится бессмысленно.
Как выживает ваша компания, как идут дела, с какими трудностями вы сталкиваетесь?
Наверное, Бог помогает (смеется), по-другому я все это определить не могу. Трудности невероятные. Начнем с того, что я в Англии белая ворона, потому что очень редко выпускаю диски английских музыкантов. У меня нет контактов с тамошним истеблишментом, так что мне закрыта дорога к получению финансовой помощи, которая время от времени перепадает английским музыкантам. Кроме того, сейчас масса компаний закрывается и банкротится. Интернет сгубил все, что можно было сгубить: в Лондоне остался один крупный магазин компакт-дисков, HMV, да и тот в прошлом году потерял 20 миллионов и, наверно, тоже вот-вот закроется. И это на город в 10 миллионов жителей. Так что к техническому прогрессу я отношусь отрицательно.
Как в этой ситуации идут дела у других компаний, которые работают в той же нише, что и ваша?
В Швейцарии есть компания Intakt Records, они выпускают примерно ту же музыку, что и я. Но этот лейбл существует на государственной дотации, им отчисляют немалые деньги. В Германии есть лейбл Between the Lines, который получает деньги от банка. Надо мной висит какой-то рок: я никогда ни от кого не мог получить никакой финансовой помощи. Поэтому дела вести особенно трудно. Наверное, я каким-то образом выживаю в силу нескольких причин. Во-первых, я работаю дома, то есть помещение снимать не надо. Во-вторых, склад находится у меня в саду. В-третьих, секретарши у меня нет. В-четвертых, дизайнер — моя бывшая жена, у нас с ней компания на двоих. Так что никаких затрат, сплошная экономия. Когда-то я работал на BBC, прирабатывал, халтурил, фильмы озвучивал, переводами занимался, и денег было больше. Но сейчас я стал пенсионером, и денег, надо сказать, значительно меньше. С другой стороны, я работаю с музыкантами, которых в каком-то смысле можно назвать частью моей компании. Я им говорю: "Теперь остался только один способ продавать диски — на концертах". И надо сказать, что многие продают очень неплохо! Это большая статья дохода.