Много секса из ничего

Когда смотришь кино вроде "Стыда" (Shame) Стива Маккуина, становится ужасно жалко, что ты — не советский номенклатурный кинокритик и не можешь отчеканить в духе покойного Георгия Александровича Капралова — вот так, например: "К. Маркс рассматривал отношения мужчины и женщины как наиболее показательное отношение человека к человеку, свидетельствующее о степени, на которой "потребность человека стала человеческой потребностью, т.е. в какой мере другой человек в качестве человека стал для него потребностью, в какой мере он сам, в своем индивидуальнейшем бытии, является вместе с тем общественным существом"". "Любовь, как и брак, в капиталистическом обществе стали предметом купли-продажи. Буржуазия изгнала из отношений любви всю их поэзию, что внесло сюда многовековое развитие культуры".

Теперь так не пишут, а жаль: "К. Маркс" сказал про "Стыд" все, что стоило сказать.

При наличии минимальной изобразительной культуры (а у Маккуина она отнюдь не минимальна) невозможно снять такой красивый город, как Нью-Йорк, некрасиво: Манхэттен на экране прекрасен. И нью-йоркскую подземку не снять так, чтобы она не предстала на экране символом хоть чего-нибудь: городского отчуждения, городских страхов, городской похоти. Она и предстает. Так и актер со столь выразительным, страдающим лицом, как Майкл Фассбендер, не может не придать любому фильму, в котором он играет, экзистенциальную значительность — он и придает.

Но что изобразительная культура, что психофизическая выразительность — все эти достоинства запросто оборачиваются своей противоположностью.

Когда Брэндон (Фассбендер), обнаружив свою непутевую сестру Сисси (Кэри Маллиган) с перерезанными венами, картинно замедленно обнимает ее, чуть ли не купаясь в крови, хочется пожелать Маккуину чуть меньше пластического таланта. Велико искушение сказать, что эта сцена непристойнее сцен сексуальных, обеспечивших фильму в США репрессивное ограничение по возрасту до 17 лет, если бы сексуальные сцены не были сняты с той же пресловутой изобразительной культурой. Проще говоря, как в лакированном софт-порно.

Понять, в чем экзистенциальная значительность, в чем трагизм судьбы Брэндона, под гнетом которого он в финале завоет, обхватив голову руками, что твой Марлон Брандо в начале "Последнего танго в Париже" (1972) Бернардо Бертолуччи, и шлепнется на нью-йоркский асфальт, решительно невозможно. Можно, конечно, принять на веру авторскую версию: судьба Брэндона трагична, поскольку ему постоянно очень хочется трахаться. Бывает. Наверное, он не может? Может, когда захочет. Наверное, ему не дают? Да наперебой: даже на его отношения с Сисси ложится инцестуальный отсвет. Наверное, ему негде? Да в его лофт с видом на ночной город c птичьего полета можно батальон девушек привести, и они там заблудятся. Наверное, работа отнимает у него все время? Да его шеф искренне счастлив, когда настрадавшийся Брэндон соизволит прийти в офис, чтобы сообщить, что жесткий диск его компьютера очистили от миллионов накопившихся гигабайт порнухи. Наверное, он пытается, лихорадочно охотясь за бабами, избыть свою иную сексуальную природу? Да нет, забредет в гей-клуб — будет вести себя, как гей, и ничего. Наверное, он болен, он "сексоголик"? Да нет, вполне здоровый бобер, не бросающийся, в отличие от "сексоголика", на все, что движется, а выбирающий вполне кондиционных девушек.

Режиссер наверняка выстраивает кинематографическую генеалогию своего героя. Видит в нем нечто от Казановы из фильма Федерико Феллини (1976), от трогательного Бертрана — "Мужчины, который любил женщин" (1976) Франсуа Трюффо. Но герои Феллини и Трюффо платили за любовь (или ее отсутствие) собственными жизнями. Они несли в себе чувственные традиции своих культур. Они, наконец, фиксировали на экране завершение "сексуальной революции", ставя перед зрителями вопрос "а что дальше?".

Дальше — отвечали Бертолуччи, Феллини и Трюффо — смерть. Но смерть Брэндону в ближайшей перспективе не угрожает. Брэндон пришел ниоткуда и никуда не ушел. Ни за что не заплатил и не заплатит, поскольку расплачиваться по большому счету и не за что — ничего ужасного, равно как и прекрасного, он не совершил и не совершит. Самое страшное, что может с ним случиться — получит по морде от соседа по барной стойке, спутнице которого предложил без околичностей анальный секс. Ну, и правильно получит.

Наверное, это фильм о "сексуальной контрреволюции". Но контрреволюция, особенно сексуальная,— это так скучно. Примерно так же скучно, как притворный "Стыд" Маккуина.

В прокате с 23 февраля