После того как Россия заблокировала в Совете Безопасности (СБ) ООН проект резолюции по Сирии, несколько французских политиков выступили с крайне жесткими заявлениями в адрес Москвы. А министр обороны Жерар Лонге даже заявил, что «некоторые политические культуры заслуживают пинка под зад», имея в виду РФ и КНР. Насколько тяжелым испытанием сирийский кризис может стать для «особых отношений» Москвы и Парижа и как дальше будут развиваться события вокруг Сирии, обозревателю “Ъ” МАКСИМУ ЮСИНУ рассказал посол Франции в Москве ЖАН ДЕ ГЛИНИАСТИ.
— Во французских СМИ прошла информация, что президент Никола Саркози двое суток не может дозвониться до Дмитрия Медведева, чтобы обсудить ситуацию вокруг Сирии. Некоторые считают, что речь идет о сознательном демарше Кремля. Вы согласны с такими оценками?
— Не могу согласиться. Это рабочий момент, не более того. Президенты Саркози и Медведев регулярно общаются — на самые разные темы. Но сейчас и Франция, и Россия переживают предвыборный период, в напряженном графике двух президентов нелегко найти время для обстоятельной беседы. Могу вам сообщить: телефонный разговор двух президентов должен состояться вечером 8 февраля.
— Отвергнутый Россией проект резолюции СБ ООН по Сирии порой называли франко-марокканским. Какова была роль Франции при разработке этого документа?
— Франция всегда старается внести свой вклад в подготовку резолюций ООН. И проект документа по Сирии не стал исключением, мы очень активно участвовали в работе над ним. Но в то же время не стоит забывать: этот документ разработан на основе резолюции Лиги арабских государств (ЛАГ). Так что хотя бы по этой причине называть проект французским не совсем верно.
— Какой тактики станут теперь придерживаться Франция и ее союзники? Последуют ли попытки добиться принятия резолюции СБ ООН или акцент будет сделан на другие организации? Например, на создающуюся по инициативе Парижа «Группу друзей сирийского народа».
— Я хочу обратить внимание на один момент. Тот текст, который в итоге вынесли на голосование в СБ ООН, был очень взвешенным, умеренным, я бы его назвал гуманитарно-политическим. Причем политическая часть проекта основывалась на позиции ЛАГ. В тексте были учтены практически все замечания России. И если даже такой документ вызывает возражения и вето двух держав, мне трудно представить, что еще мы могли бы предпринять в рамках СБ ООН. Поэтому приходится задумываться о других механизмах, других международных структурах. Например, об упомянутой вами «Группе друзей сирийского народа».
— Не опасаются ли во Франции, что на смену светскому режиму Башара Асада могут прийти «Братья-мусульмане», как в Египте? Создается впечатление, что французские СМИ и некоторые политики смотрят на Сирию несколько упрощенно, в черно-белом свете: есть диктаторский режим, убивающий мирных граждан, и есть восставший народ, жаждущий демократии. Но ведь ситуация далеко не столь однозначна.
— Публикации в прессе часто подразумевают некое упрощение. Дипломаты говорят между собой совсем на другом языке. И поверьте: мы понимаем, чем вызваны многие озабоченности Москвы. Российские друзья говорили нам, что опасаются длительной дестабилизации в регионе, усиления радикальных суннитских группировок. Мы тоже видим такую опасность. Но чтобы понять наши мотивы, надо вспомнить о политической традиции, которая сложилась более двухсот лет назад, во времена Великой французской революции. Когда речь заходит о демократии, о правах человека, о притеснениях оппозиции и уж тем более о репрессиях, жертвами которых становятся тысячи человек, французское общественное мнение не может оставаться безучастным. А что касается будущей Сирии после ухода господина Асада, мы верим: демократические механизмы в итоге позволят найти верную формулу. И даже те же «Братья-мусульмане», если они придут к власти, отойдут от своих нынешних лозунгов и станут проводить более умеренную политику. Я бы сказал так: мы готовы пойти на риск демократии. И считаем, что этот риск оправдан. Хотя, конечно, в какой-то степени это риск.
— Готовы ли Запад в целом и Франция в частности взять на себя гарантии безопасности алавитов, христиан и представителей других конфессий, которых считают опорой режима Башара Асада и которые при смене власти могут стать жертвами «акций возмездия»?
— Что касается религиозных меньшинств на Ближнем Востоке, здесь у Франции особая историческая миссия. Еще в XVI веке король Франциск I заключил договор с турецким султаном Сулейманом Великолепным, по которому Парижу отводилась роль защитника христиан на территории Османской империи. Но и с другими конфессиями и диаспорами мы всегда поддерживали диалог. А что касается будущего политического устройства этой страны, мы же не требуем резкой смены режима. Если в Сирии появится некое коалиционное правительство, если различные политические силы начнут договариваться, искать компромисс, это станет гарантией соблюдения прав национальных и религиозных меньшинств, в том числе алавитов.
— Насколько велика вероятность, что при смене власти в Дамаске Москва сумеет сохранить пункт материально-технического обеспечения ВМФ РФ в порту Тартус и что новые лидеры будут выполнять заключенные с Россией контракты?
— Любая держава, в том числе Россия, имеет свои стратегические интересы и стремится их защитить. Это нормально. И я думаю, что новые власти Сирии, которые придут на смену Башару Асаду, обладая полным суверенитетом и исходя из интересов страны, смогут провести переговоры с Москвой и о судьбе экономических контрактов, и о российском военном объекте. Здесь надо учитывать и такой момент: если говорить о балансе сил в регионе, пункт в Тартусе все-таки не имеет решающего стратегического значения.
— Насколько серьезный ущерб российско-французским отношениям могут нанести разногласия по Сирии?
— Сейчас, к счастью, не времена холодной войны. По многим вопросам у Парижа и Москвы очень близкие позиции. Это касается, например, борьбы с терроризмом, нераспространения ядерного оружия. Недавно мы договорились о транзите через российскую территорию войск, которые будут выводиться из Афганистана. Еще один пример: 16 февраля в Вене пройдет важная международная конференция по борьбе с наркотиками — председателями будут главы МИДов Франции и России Ален Жюппе и Сергей Лавров. Да, по Сирии наши позиции различаются, но это лишь один вопрос на фоне многих других. И он не приведет к какому-либо кризису в российско-французских отношениях. Возможно, еще последуют жесткие заявления политиков, но их не стоит преувеличивать. Тем более учитывая, что и в России, и во Франции сейчас предвыборная пора.