"Ароматы кофе" Энтони Капеллы, "Мы не знаем" Виктора Боммельштейна и другие новинки

Выбор Игоря Гулина

Ароматы кофе

Энтони Капелла
Издательство Ольги Морозовой

Время начала действия обозначено точно — 1895 год. А заканчивается все около 10-х годов XX века: войной еще не пахнет, но суфражистки уже бросают камни в окна особняка на Даунинг-стрит. Закат викторианства — время, воспетое современной английской литературой как никакое другое и, кажется, добавить здесь уже практически нечего.

Но Энтони Капелла все же умудряется найти не до конца затоптанные места: кофейный бум рубежа веков, "кофейные" сделки на лондонской бирже и перенос кофейных плантаций из уже неспокойной Индии в еще ничем не затронутую Африку. Туда, а именно в Уганду, судьба забрасывает главного героя — изгнанного из Оксфорда поэта, бездельника, друга друзей Оскара Уайльда, разделяющего их эстетические, но не сексуальные пристрастия. (Любовных сцен в этой книге достаточно, и иногда они довольно экзотичны — дело все-таки происходит в Африке,— но сугубо гетеросексуальны.)

Сам Капелла родился как раз в Уганде, и поэтому от его африканских описаний можно было бы ожидать легкости и естественности — но именно их недостает этому роману в целом. В нем, наоборот, практически на каждой странице ощущается старательность, с которой писатель натягивает свой сюжет на костяк историко-культурных событий и фактов. Суд над Уайльдом, проникновение в Англию стиля art nouveau, путешествия Рембо по Африке, Фашодский кризис, вибратор как метод лечения от истерии, бунты суфражисток и их нападения на премьер-министра Эсквита — все это аккуратно уложено в роман и вроде бы должно давать ощущение эпохи.

Но дает ощущение совсем другое. В отличие от по-настоящему хороших романов вроде акройдовского "Процесса Элизабет Кри" или "Детской книги" Антонии Байетт, тоже набитых реальными викторианскими людьми и событиями, "Ароматы кофе" заставляют читателя думать, что лучше было бы прочитать про все это не в выдуманном романе, а в настоящей какой-нибудь биографии. А когда в послесловии Капелла говорит о своих источниках и упоминает, например, что описания работорговли в викторианский период сделаны им на основе книги о Флоренс Бейкер, жене известного военачальника и исследователя Сэмюэля Бейкера по прозвищу Белый шейх, купленной им на рынке рабов в румынском Видине,— чувство, что ты прочитал не ту книгу, уже практически нельзя побороть.

Анна Наринская

Мы не знаем

Виктор Боммельштейн
Ailuros Publishing, New York

Стихи и прозаические фрагменты Виктора Боммельштейна уже собрали в интернете небольшой круг верных поклонников, узнавших что-то родное в его полупризрачном мире: тихий, словно замедлившийся под детским взглядом город, киты, совы, собаки. Торжественно-печальные интонации — те, какими после революции поэты оплакивали гибель старого мира, но стихи Боммельштейна — не стилизация и не игра с цитатами. В них соединились, не зная друг о друге, бесконечная детская серьезность и бесконечная объективная ирония. Словно ребенок нашел флейту, оставшуюся от неведомой цивилизации, и осторожно на ней заиграл — сам он не грустит, но если бы его кто-то увидел, то испытал бы чувство, которое можно назвать священной грустью. "Внутри последнего на улице барака // Сейчас какая-то контора, может, СМУ // И даже лысая бездомная собака // Меланхолично воет на луну.// И, чудится, плывет какой-то шар.// Что делать? Подойти и поклониться?".

Григорий Дашевский

Парк Горького: культура досуга в сталинскую эпоху

Катарина Кухер
Росспэн

Книжка Катарины Кухер о довоенной истории парка Горького по-немецки вышла еще до начала реконструкции ЦПКиО — в 2007 году, однако в России она появилась только сейчас и читается уже, естественно, немного на другом фоне. Кухер рассказывает о развитии парка с конца 1920-х по начало 1940-х, о взаимодействии в его создании конструктивистских и соцреалистических проектов, о несовпадениях между педагогическими интенциями устроителей и реальными желаниями отдыхающих граждан, об истории советских карнавалов, о первых аттракционах и парковых скульптурах и еще очень много о чем. Проблема этой книжки состоит в том, что интереснейший, до того толком нигде не собранный материал тут используется практически вхолостую. Это довольно скучное, не амбициозное, будто бы ученическое исследование, и задачу анализа досуга как важной части тоталитарной культуры оно не решает. Самое интересное, что тут происходит,— своего рода оживление стершейся метафоры. Мы привыкли думать, что "Парк Культуры и Отдыха" — это парочка каруселей, каток и — максимум — девушка с веслом. Кухер показывает, как много на самом деле стояло за этими словами.

И в море водятся крокодилы

Фабио Джеда
Иностранка

Ставший очень популярным в Италии сентиментальный роман туринского писателя — реальная история афганского мальчика по имени Энайатолла Акбари. Когда у его семьи начинаются проблемы, мама решает спасти Энайатоллу и вывозит его в Пакистан. Дальше мальчику приходится справляться самому: герой пускается в путешествие через Иран, Турцию, Грецию — и вплоть до Италии. Скоро про невероятно стойкого юношу и опасности большого мира выйдет и фильм.

Моя преступная связь с искусством

Маргарита Меклина
Русский Гулливер

Новый большой сборник одного из самых откровенных прозаиков современной русской литературы. Живущая в Сан-Франциско Меклина получила за рассказ "Моя преступная связь с искусством" в 2008 году Русскую премию, так что книжка с таким названием — долгожданная. В текстах Меклиной эротический автобиографизм, борхесовский интеллектуальный эксперимент и очень личные размышления о художниках, писателях, музыкантах сплетаются в восхитительную смесь.

История искусства для собак

Александр Боровский
Амфора

Известный питерский искусствовед, заведующий отделом новейших течений в Русском музее Александр Боровский — автор, в принципе, вполне серьезный. Название его новой книги — не какой-то интеллектуальный парадокс, оно буквально описывает содержание: несколько четвероногих за пару вечеров обсуждают всю "собачью историю" искусства — от покорного мастифа на веласкесовских "Менинах" до перформансов Олега Кулика.

Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции

Гиперион

"Испанские и португальские поэты" в названии — легкое лукавство. Речь идет в основном о евреях, писавших на испанском и португальском языках. Все эти тексты — не только стихи, но и разнообразные документы, включая протоколы допросов,— отыскал в европейских архивах Валентин Парнах, морской офицер, поэт и переводчик, друживший с Мандельштамом и с дадаистами, создавший советский джаз. Тот факт, что в 1934 году в СССР вышла книжка (сейчас она впервые переиздана с тех пор), представлявшая феномен репрессированной литературы — не каких-нибудь живучих народников, а полностью исчезнувших с лица земли и забытых авторов,— выглядит удивительным пророчеством. В странной биографии Парнаха это не самый громкий эпизод, но от того не менее впечатляющий.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...