"Ароматы кофе" Энтони Капеллы, "Мы не знаем" Виктора Боммельштейна и другие новинки
Выбор Игоря Гулина
Ароматы кофе
Энтони Капелла
Издательство Ольги Морозовой
Время начала действия обозначено точно — 1895 год. А заканчивается все около 10-х годов XX века: войной еще не пахнет, но суфражистки уже бросают камни в окна особняка на Даунинг-стрит. Закат викторианства — время, воспетое современной английской литературой как никакое другое и, кажется, добавить здесь уже практически нечего.
Но Энтони Капелла все же умудряется найти не до конца затоптанные места: кофейный бум рубежа веков, "кофейные" сделки на лондонской бирже и перенос кофейных плантаций из уже неспокойной Индии в еще ничем не затронутую Африку. Туда, а именно в Уганду, судьба забрасывает главного героя — изгнанного из Оксфорда поэта, бездельника, друга друзей Оскара Уайльда, разделяющего их эстетические, но не сексуальные пристрастия. (Любовных сцен в этой книге достаточно, и иногда они довольно экзотичны — дело все-таки происходит в Африке,— но сугубо гетеросексуальны.)
Сам Капелла родился как раз в Уганде, и поэтому от его африканских описаний можно было бы ожидать легкости и естественности — но именно их недостает этому роману в целом. В нем, наоборот, практически на каждой странице ощущается старательность, с которой писатель натягивает свой сюжет на костяк историко-культурных событий и фактов. Суд над Уайльдом, проникновение в Англию стиля art nouveau, путешествия Рембо по Африке, Фашодский кризис, вибратор как метод лечения от истерии, бунты суфражисток и их нападения на премьер-министра Эсквита — все это аккуратно уложено в роман и вроде бы должно давать ощущение эпохи.
Но дает ощущение совсем другое. В отличие от по-настоящему хороших романов вроде акройдовского "Процесса Элизабет Кри" или "Детской книги" Антонии Байетт, тоже набитых реальными викторианскими людьми и событиями, "Ароматы кофе" заставляют читателя думать, что лучше было бы прочитать про все это не в выдуманном романе, а в настоящей какой-нибудь биографии. А когда в послесловии Капелла говорит о своих источниках и упоминает, например, что описания работорговли в викторианский период сделаны им на основе книги о Флоренс Бейкер, жене известного военачальника и исследователя Сэмюэля Бейкера по прозвищу Белый шейх, купленной им на рынке рабов в румынском Видине,— чувство, что ты прочитал не ту книгу, уже практически нельзя побороть.
Мы не знаем
Виктор Боммельштейн
Ailuros Publishing, New York
Стихи и прозаические фрагменты Виктора Боммельштейна уже собрали в интернете небольшой круг верных поклонников, узнавших что-то родное в его полупризрачном мире: тихий, словно замедлившийся под детским взглядом город, киты, совы, собаки. Торжественно-печальные интонации — те, какими после революции поэты оплакивали гибель старого мира, но стихи Боммельштейна — не стилизация и не игра с цитатами. В них соединились, не зная друг о друге, бесконечная детская серьезность и бесконечная объективная ирония. Словно ребенок нашел флейту, оставшуюся от неведомой цивилизации, и осторожно на ней заиграл — сам он не грустит, но если бы его кто-то увидел, то испытал бы чувство, которое можно назвать священной грустью. "Внутри последнего на улице барака // Сейчас какая-то контора, может, СМУ // И даже лысая бездомная собака // Меланхолично воет на луну.// И, чудится, плывет какой-то шар.// Что делать? Подойти и поклониться?".
Парк Горького: культура досуга в сталинскую эпоху
Катарина Кухер
Росспэн
Книжка Катарины Кухер о довоенной истории парка Горького по-немецки вышла еще до начала реконструкции ЦПКиО — в 2007 году, однако в России она появилась только сейчас и читается уже, естественно, немного на другом фоне. Кухер рассказывает о развитии парка с конца 1920-х по начало 1940-х, о взаимодействии в его создании конструктивистских и соцреалистических проектов, о несовпадениях между педагогическими интенциями устроителей и реальными желаниями отдыхающих граждан, об истории советских карнавалов, о первых аттракционах и парковых скульптурах и еще очень много о чем. Проблема этой книжки состоит в том, что интереснейший, до того толком нигде не собранный материал тут используется практически вхолостую. Это довольно скучное, не амбициозное, будто бы ученическое исследование, и задачу анализа досуга как важной части тоталитарной культуры оно не решает. Самое интересное, что тут происходит,— своего рода оживление стершейся метафоры. Мы привыкли думать, что "Парк Культуры и Отдыха" — это парочка каруселей, каток и — максимум — девушка с веслом. Кухер показывает, как много на самом деле стояло за этими словами.
И в море водятся крокодилы
Фабио Джеда
Иностранка
Ставший очень популярным в Италии сентиментальный роман туринского писателя — реальная история афганского мальчика по имени Энайатолла Акбари. Когда у его семьи начинаются проблемы, мама решает спасти Энайатоллу и вывозит его в Пакистан. Дальше мальчику приходится справляться самому: герой пускается в путешествие через Иран, Турцию, Грецию — и вплоть до Италии. Скоро про невероятно стойкого юношу и опасности большого мира выйдет и фильм.
Моя преступная связь с искусством
Маргарита Меклина
Русский Гулливер
Новый большой сборник одного из самых откровенных прозаиков современной русской литературы. Живущая в Сан-Франциско Меклина получила за рассказ "Моя преступная связь с искусством" в 2008 году Русскую премию, так что книжка с таким названием — долгожданная. В текстах Меклиной эротический автобиографизм, борхесовский интеллектуальный эксперимент и очень личные размышления о художниках, писателях, музыкантах сплетаются в восхитительную смесь.
История искусства для собак
Александр Боровский
Амфора
Известный питерский искусствовед, заведующий отделом новейших течений в Русском музее Александр Боровский — автор, в принципе, вполне серьезный. Название его новой книги — не какой-то интеллектуальный парадокс, оно буквально описывает содержание: несколько четвероногих за пару вечеров обсуждают всю "собачью историю" искусства — от покорного мастифа на веласкесовских "Менинах" до перформансов Олега Кулика.
Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции
Гиперион
"Испанские и португальские поэты" в названии — легкое лукавство. Речь идет в основном о евреях, писавших на испанском и португальском языках. Все эти тексты — не только стихи, но и разнообразные документы, включая протоколы допросов,— отыскал в европейских архивах Валентин Парнах, морской офицер, поэт и переводчик, друживший с Мандельштамом и с дадаистами, создавший советский джаз. Тот факт, что в 1934 году в СССР вышла книжка (сейчас она впервые переиздана с тех пор), представлявшая феномен репрессированной литературы — не каких-нибудь живучих народников, а полностью исчезнувших с лица земли и забытых авторов,— выглядит удивительным пророчеством. В странной биографии Парнаха это не самый громкий эпизод, но от того не менее впечатляющий.