Запрос на перемены

Что будет после 4 марта? Правильный ответ: 5 марта, а затем 6-е... Жизнь продолжается, но все-таки очевидно: после ответа на вопрос "Кто?" мы захотим разъяснений на вопрос "Что?". Что ждет избирателей, экономику, оппозицию, как и на кого будут меняться люди во власти? "Огонек" попытался спрогнозировать некоторые ответы

Дмитрий Орешкин, Владислав Иноземцев, Павел Апрелев, Ольга Филина

Избиратели

Политически озабоченная публика — и власть в первую очередь — одновременно и переоценивает судьбоносность выборов, и ее недооценивает. Расщепление сознания: суперважно, чтобы президентом стал именно этот человек, и суперневажно, какое послевкусие останется в широких слоях населения. Косвенно это характеризует мировоззрение вертикали: главное — удержать в руках исполнительную власть, а там всех разведем и утрамбуем. На самом деле все наоборот. Кого сделают президентом, было ясно заранее, а вот как эта победа аукнется в народных недрах, неведомо никому.

Там привычно полагают, что народ побухтит и успокоится. Расползется по кухням, по дачам. Картошку скоро пора сажать... В общем, это верно. Но не совсем. Конечно, успокоится — нельзя же все выходные тратить на митинги и контрмитинги. Но успокоение произойдет в каком-то новом качестве. Настоящие перемены — те, что скрыты в глубине.

Критики власти говорят про фальсификацию выборов. Но недоговаривают. В России 95 тысяч избирательных участков, на них в горячие деньки трудится более миллиона человек. Здесь и происходят основные нарушения, которые совершают (как минимум закрывают глаза) обычные наши соотечественники. Учителя, коммунальщики, врачи — нормальные дяденьки и тетеньки, с которыми мы ежедневно сталкиваемся в транспорте, в магазине и на работе. Соседи, родственники, хорошие знакомые. Из страха, из желания угодить или просто, чтобы не создавать себе проблем. По привычке. Правда ведь? А вы: "Власть"!

Власть властью, люди людьми. Мы друг друга стоим. Так вот, если сегодня что-то и меняется, то главным образом среди людей. Разве не удивительно, что дяденьки и тетеньки, особо не парясь, идут на подделку протоколов, что есть прямое нарушение статьи 142 Уголовного кодекса ("Фальсификация избирательных документов"). До четырех лет тюрьмы, между прочим. И зачем? Ради благосклонного кивка начальства, квартальной премии или еще какого-то, в общем, пустяка. Ну и еще, может, ради секундного приобщения к клубу "тех, кому позволено". Товарищи доверили! Надеются, что не подкачаешь. Стабильность, брат, надо уметь защищать!

Удивительно. Но еще удивительнее, что это никого не удивляет. Как бы норма. Что само по себе — если взглянуть со стороны — глубоко ненормально. Хотя понятно: Уголовный кодекс где-то очень далеко (мы же порядочные люди!), а начальник — вот он, рядом. Насчет посадок по 142-й статье мы ничего не слышали, а что начальника обижать не стоит, знаем из конкретного жизненного опыта. И вообще, кто ты такой, чтобы возникать. Самый умный, что ли?

Вообще-то это поведенческий стандарт замкнутой (главным образом сельской) общины. Где все всех знают, своих не сдают и сообща держат оборону от неласкового внешнего мира. Так и называется — круговая порука. Один за всех и все за одного. Изнанкой этой модели (о чем не принято говорить) служит коллективная репрессия по отношению к тем, кто пытается выделиться. Ответ общины прост и суров: живи, как все, и не гони волну.

Интересно, что на этот консервативный шаблон ориентирована вся наша официальная пропаганда. Кто там болтает про честные выборы? Зажратая Москва, которая давно мозолит очи трудовому народу и вообще слишком много о себе понимает. Кто это выполз на улицу? Офисные хомяки, которые в жизни ничего тяжелее "мышки" не держали, а теперь еще хотят вместо "форда" кататься на "ауди". Революция норковых шуб, ити их мать. Русский человек, он на митинги не ходит! Он вместе со всеми молится, созидает и не выпендривается.

Хотя проблема-то ясна как божий день: вы за то, чтоб голоса считать честно или как обычно? То есть стабильно. Вопрос, как говорится, интересный. Ведь верно — первой на дыбки поднялась зажратая Москва. И это совершенно нормально. Воздух города разрушает общинную идеологию. Как выражались пафосные французы, он делает человека свободным. Чем больше город, тем быстрее и необратимее процесс. Остановить его не легче, чем запихнуть зубную пасту обратно в тюбик.

Хорошо, но дальше-то что? А дальше мучительный процесс размывания старого шаблона перекинется на города-миллионеры и дальше вглубь Руси великой. Не только через интернет и прочие чуждые русскому духу информационные примочки, но главным образом через повседневную практику человеческой жизни. От этого не спрячешься.

Глава комитета Госдумы по труду, один из лидеров "Единой России" Андрей Исаев в предвыборный год выступил с инициативой подтянуть минимальный размер оплаты труда (МРОТ) к прожиточному минимуму. В целях помочь скромным русским людям, которые ведут себя правильно, не высовываются и смирно ждут от начальства прибавки в 2 тысячи рублей. А то нехорошо: МРОТ у нас 4611 рублей, а прожиточный минимум 6800.

Но уже сегодня очевидно: не вытанцовывается. Язык-то, он без костей, а денежки счет любят. Дело не в том, что у нас много граждан живут на 4611 рублей в месяц, а в том, что ставка МРОТ положена в основу расчета разного рода программ социальной поддержки. К тому же согласно статье 133 Трудового кодекса МРОТ не может быть ниже прожиточного минимума. А у нас выходит, что кодекс кодексом, а жизнь жизнью. То есть примерно как со статьей 142 УК на выборах. Исполнение статьи 133 будет стоить бюджету около 60 млрд рублей. Такие деньги казне сейчас тратить не с руки (особенно на фоне укрепляющегося рубля). А народ, он побухтит и успокоится. Знамо дело: кухни, дачи, картошка... См. выше.

Обсуждение законопроекта, выдвинутого заботливым единороссом, отодвинуто на неопределенное время "после выборов". Значит, сравнять ставки к октябрю, как "Единая Россия" обещала перед думской кампанией, точно не успеют. Понятно, найдутся убедительные объяснения и объективные причины. Однако в сухом остатке одно: денег нет. Когда-нибудь потом...

На конкретном жизненном примере люди убеждаются: на оборонку деньги есть (20 трлн). На Олимпиаду есть (в 3 раза дороже сметы). На мост к острову Русский (который в срок не достроят) тоже есть. А вот на выполнение статьи 133 Трудового кодекса нет. Извините. Народонаселение (в первую очередь городское, потому что оно лучше информировано) подумает-подумает да вдруг и поймет одну простую вещь: доступ к бюджету в первую очередь получают те, у кого есть лоббистские ресурсы и, простите за выражение, возможность откатить нужному человечку. У населения как на грех ни того, ни другого нет. А на нет, как известно, и суда нет. Значит, и денег тоже.

Единственная человеческая возможность как-то повлиять на бюджетный процесс,— голосование на выборах. Но там стеной стоят знакомые нам дяденьки и тетеньки. Стерегут стабильность. За страх и за совесть исправляют безответственные попытки сограждан что-то поменять в устройстве власти с помощью бюллетеня. Не надо нам этого! Не раскачивайте лодку, товарищи. Не лейте воду на мельницу.

Именно так, простой бытовой правдой, жизнь подводит к тому, что членов народолюбивой партии "Единая Россия" граждане скоро будут привечать исключительно по матушке. А значит, партию придется без лишнего шума отправить на переплавку (гвозди бы делать из этих людей!). Но лучшая часть команды, конечно, переберется на борт нового корабля под названием "Общероссийский народный фронт", где с прежней энергией возьмется обеспечивать интересы соотечественников через распределение бюджетных потоков. А также умирать под Москвой, параллельно нагуливая приятную округлость щек, которой выгодно отличаются защитники трудящихся.

Внешне незаметные перемены в социокультурных глубинах, обусловленные урбанизацией, информатизацией, зарубежными поездками, растущей материальной независимостью, опытом наблюдения за выборами и т.д., идут быстро. Правящая номенклатура, движимая инстинктом самосохранения, пытается в меру сил затормозить их внешние проявления. В частности, регулируя выборы. В итоге растет риск, что вместо естественного перераспределения и смены властных полномочий между системными политическими партиями (включая обиженное "Яблоко") граждане впадут в традиционный русский соблазн поменять все и сразу. Чего большинству вменяемых людей остро не хотелось бы. Но как быть, если естественные эволюционные изменения блокируются?

Наверху слышат подрагивание почвы и пытаются как-то дать ему разрядку. Это разумно. Поэтому в ближайшие месяцы развитие пойдет параллельно по двум направлениям: "наведение порядка", с одной стороны, и предложение неких новых, но подконтрольных альтернатив — с другой. ОНФ вместо "Единой России". Какие-то наскоро сшитые либерально-западнические партии на месте почившего в бозе муляжа "Правого дела". Нечто более молодое и резкое на ниве патриотизма-национализма, которую дедушка Жириновский уже не вспахивает достаточно глубоко. Возможно, настанет пенсионный срок и для Г.А. Зюганова, который, подобно В.И. Ленину, жил, жив, и (бог даст) будет жить — но только вряд ли в качестве партийного лидера.

Так или иначе, система входит в период турбулентности. Вертикаль гнется и скрипит, мучаясь между выбором — то ли продолжать укрепляться, то ли делиться полномочиями и ветвиться. Пытаясь делать одновременно и то, и другое, она теряет время, социальную опору и перспективу.

Экономика

Победа Владимира Путина на президентских выборах в России — а этот текст пишется до голосования — неизбежна. Если и не в первом туре, то во втором. И потому сегодня политологи и экономисты начинают рассуждать, чем кардинально новое путинское правительство будет отличаться от прежних и на какие перемены в экономике и политике стоит рассчитывать. Представляется, однако, что для подобных споров нет оснований.

Во-первых, не следует ждать неожиданностей от человека, выстроившего и свою карьеру в целом, и свою нынешнюю избирательную кампанию на идее стабильности. Владимир Путин действительно ценит стабильность — для него это понятие означает сохранение того политического и экономического режима, который он создал в стране практически с нуля. И если подобное состояние в третий раз приводит вас к президентству, менять что-то было бы опрометчиво. При этом, коль скоро риторика премьера все эти годы выстраивалась на огульном очернении 1990-х годов, наивно полагать, что он вдруг станет адептом свободной рыночной экономики и ничем не ограниченной демократической вакханалии. Его приверженность системе, где главную роль играют управляемые госкорпорации, которые в любой момент можно легко склонить к "государственно-частному партнерству", несомненно, сохранится и в будущем.

Во-вторых, нужно оценивать ситуацию с учетом не эмоций, а цифр. Они известны. В отличие от Зюганова или Миронова, чьи предвыборные обещания потребуют, по оценкам экспертов компании "ФБК", от 110,6 до 124,5 трлн (!) рублей, путинские посулы оцениваются в скромные 9,9 трлн рублей. Учитывая шестилетний срок президентства, это означает всего лишь 15-процентный прирост бюджетных расходов, в последнее время они росли даже быстрее. Более того, ключевые цифры бюджета на 2012-2014 годы уже известны — в них заложены приблизительно такие же темпы прироста расходов. Прописано и то, на что будут тратиться бюджетные средства: если в 2011 году на оборону направлялось 1,54 трлн рублей, на правоохранительные и иные силовые органы — 1,24 трлн рублей, то в 2014-м соответствующие цифры составят уже 2,74 и 2,07 трлн рублей, или на 73 процента больше. В то же время расходы на национальную экономику сократятся с 1,78 до 1,67 трлн рублей, или на 6,2 процента; на здравоохранение — с 504 до 454 млрд, или на 10,0 процента; на образование — с 560 до 498 млрд, или на 11,1 процента; а на поддержание жилищно-коммунального хозяйства — с 234 до 74 млрд рублей, или более чем в 3 раза. В итоге в 2014 году на ЖКХ федеральный бюджет потратит в 28 раз меньше, чем на правоохранительную деятельность. Комментарии излишни.

С одной стороны, увеличивается "милитаризация" общества и, значит, контроль над ним силовиков. При этом повышаются и социальные расходы, прежде всего пенсии, что обеспечивает режиму значительную электоральную поддержку. В принципе, "трубы" хватит, чтобы содержать силовиков и пенсионеров. Какие есть основания в такой ситуации надеяться на изменение экономического курса?

Это неясно еще и потому, что отсутствует внешний фактор, который мог бы вынудить режим активно реформироваться. Под разговоры о том, что обрушение цен на нефть неизбежно и близко, эти цены выросли на 21,5 процента — co 103,2 доллара за баррель до 125,5 — всего за два с половиной месяца. К середине февраля 200-дневная скользящая средняя стоимости нефти марки Brent превысила рекордные показатели 2008 года. И рассуждения о замедлении экономического роста в 2012 году, равно как и о возможном дефиците бюджета, базировались, похоже, на ценах конца прошлого года, а не середины нынешнего, когда мы увидим войну в Сирии и еще большее обострение вокруг Ирана. Поэтому надежды на падение цен на нефть, на радикальное сокращение потребления газа Европой и на прочие апокалипсические сценарии беспочвенны. Цены будут стабильны или продолжат рост, а это может по традиции привести не к либерализации, а к консервативному повороту. Можно предположить, что никакого "технологического прорыва" не случится, большинство инициатив пока-еще-президента Дмитрия Медведева будут отменено, а "государственные капиталисты" лишь упрочат свои позиции. История пока благоволит к Владимиру Путину.

Захочет ли он экономического мифотворчества взамен серьезного прогнозирования, покажет самое ближайшее время. Качество "дорожных карт", с которыми страна сверяет свой путь, отражается тремя обстоятельствами. Во-первых, пресловутая "Стратегия-2020", несостоятельная еще в момент ее первого принятия в 2008 году, до сих пор перерабатывается и совершенствуется, и процесс превратился в самостоятельный вид бизнеса для допущенных к нему аналитиков. Во-вторых, презентованная с большой помпой "народная программа" Общероссийского народного фронта широко публично не обсуждается. В-третьих, Владимир Путин не представил такого программного документа, по которому можно было бы сверить выполнение им предвыборных обещаний. Зато в последние годы в России сложился рынок "экспертных исследований и разработок", цены на которые поражают воображение, особенно при сравнении с качеством выдаваемого "на-гора" продукта. Растренированность экспертного сообщества последовательно снижает не только уровень текущих управленческих решений, но и способность специалистов к реальному анализу ситуации, если таковой вдруг окажется востребованным.

Попытка вовлечения представителей оппозиции в выработку альтернативных стратегий экономического развития маловероятна, так как любые такие стратегии предполагают отказ от монополизма, который стал главным элементом управления, равно как и невозможность пересмотра бюджетных ориентиров, выступающих гарантией благополучия.

В складывающейся ситуации поддержание стабильности остается для режима единственной опцией. С чисто экономической точки зрения эта стратегия выглядит наиболее безопасной. Высокие цены на нефть, газ и металлы обеспечат и в этом году очередной рекордный объем российского экспорта и соответственно перевыполнение плана по поступлениям в бюджет. Темпы экономического роста окажутся несколько ниже прошлогодних, но явно выше тех 2-2,5 процента, о которых сегодня говорят как о наиболее вероятных. При этом следует помнить, что Россия — единственная из крупных экономик, чей бюджет сбалансирован, а государственный внешний долг, по сути, отсутствует; это значит, что даже в случае возникновения непредвиденных проблем правительство сможет прибегнуть к заимствованиям, которые способны будут снять любую напряженность на данном "фронте". Если считать вполне приемлемым уровень государственного долга к ВВП в 30-35 процентов, то до его достижения Россия может занимать по 5 процентов ВВП — а это четверть всех бюджетных расходов — ежегодно на протяжении всех шести лет нового путинского срока. В случае недостаточности этих мер существует возможность управляемой девальвации рубля: при снижении его курса на 10-12 процентов в год (что не будет воспринято населением как катастрофа) рублевые доходы бюджета будут пропорционально расти, так как почти наполовину формируются за счет поступлений от внешнеторговой деятельности, номинированных в долларах. И все эти возможности даже не предполагают сокращения неэффективных бюджетных трат, которые сейчас сама власть определяет в 8-10 процентов всех государственных расходов. Существенной угрозой остается крайне неблагоприятный инвестиционный климат, но, во-первых, он пока не ухудшился настолько, чтобы стать предпосылкой экономического кризиса, и, во-вторых, это как раз то "поле", которое власть может "зачистить", несколько ужесточив требования к совершенно зарвавшимся чиновникам, но не пересматривая основ экономической политики.

Стоит еще раз подчеркнуть: для корректировки экономического курса страны власть не видит — причем справедливо не видит — серьезных оснований. Она способна выполнить все свои обязательства перед гражданами, а лишних она на себя благоразумно не брала. При этом на экономическом "фронте" власть ведет диалог (если вообще и ведет) с "ручными" объединениями предпринимателей, решающими в основном частные проблемы своего руководства. В экономике к власти не выдвигается требований, и потому в этой сфере бессмысленно ожидать перемен. Парадоксально, но, упустив практически полтора десятилетия, столь необходимых для развития, страна не сформировала запроса на новую экономическую политику, и сейчас ее появление даже менее вероятно, чем прежде, так как крупный бизнес сросся с властью, а мелкий занят собственным выживанием, одна из форм которого — встроиться в ряды "Единой России".

В таких условиях перемены могут прийти только с политического фланга, где элита демонстрирует явное замешательство. Если в экономике она достаточно хорошо понимает, на какие кнопки надо нажимать, на какие вызовы реагировать, а какие не принимать в расчет, с кем и как коммуницировать, где прессинговать, а где договариваться, то в политической сфере она нередко действует наугад.

И все-таки экономическая стабильность, дарованная Владимиру Путину стечением обстоятельств, пока уверенно перевешивает политическое разочарование, распространенное в некоторой части общества. Чтобы канализировать протестные настроения, нужна ситуация конца 1980-х годов, а не начала 2010-х. Сейчас не та экономика, которая готова войти в штопор при любых неблагоприятных внешних условиях. Ведь разрушение коммунистической системы предпринималось не ради разрушения, а ради единения с "цивилизованным миром". А сегодня Россия хочет быть особенной — и это совсем иное.

Кадры

Запрос на кадровое обновление в России огромен. Пожалуй, его формулируют представители всех поколений и партий, включая правящую. Как бы ни критиковал Владимир Путин 1990-е, в общественном сознании враги-олигархи 1990-х сменились на врагов-чиновников 2000-х. Об этом "Огонек" писал в прошлом номере по итогам изучения откликов избирателей на программы кандидатов в президенты.

Самой очевидной и самой загадочной кадровой историей станет, конечно, премьерство Дмитрия Медведева. Со стороны кажется, что работа в тандеме не столько еще крепче соединила Медведева с Путиным, сколько выявила их очевидные разногласия — ценностные и поколенческие. Пока выход из-под путинского зонтика для Медведева невозможен. Но и находиться под ним человеку, поработавшему президентом, очевидно более близкому к самому энергичному и самостоятельному креативному классу страны, тесно.

Как мы до конца не узнаем о договоренностях Ельцина с Путиным, так мы можем и не узнать все, о чем договорились Путин с Медведевым. Из сегодняшнего дня кажется, что имеется в виду один президентский срок Путина и возможность для Медведева спустя шесть лет вновь баллотироваться в президенты. Собственно, сам пока еще президент, Медведев этого и не скрывает. Но вот как пройдут для него наступающие шесть лет, не спрогнозирует никто. Медведев не станет вторым Касьяновым, он слишком свой, кровь от крови питерский, но и гарантий, что удержится на посту, нет никаких. Ведь Дмитрий Анатольевич — первый нетехнический премьер, с которым Путину придется работать. Как уживутся рядом два этих политика в ситуации, которую уже не назовешь тандемом?

Спецслужбы, военные, работники ВПК — политический хребет путинской России,— это, мягко скажем, не самые большие фанаты Медведева. Во всяком случае в те годы, пока он был президентом. И нет никаких сигналов, будто в годы медведевского премьерства они его полюбят.

Собственно, главной проверкой на самостоятельность нового премьера станут именно кадры. Прежде всего Дмитрий Рогозин — поколенческий антипод Медведева. Человек харизматичный, поверхностный, тертый политик. Если Медведев сориентирован на человека с айпадом, то Рогозин — с ружьем или даже с шашкой. Понятно, что в правительстве и не в правительстве Рогозин будет заниматься политикой, наращивать собственный политический вес. В России сдержанный национализм, проповедуемый Рогозиным, вполне может стать политическим трендом. Вопрос лишь в одном: зачем такой политик, но новичок в ВПК премьеру Медведеву? Ведь на этом месте всегда находились либо хорошо знавшие ВПК технократы (Алексей Большаков, Илья Клебанов, Борис Алешин), либо выходцы из военной среды, как Сергей Иванов. Наличие Рогозина — это и будет тест на самостоятельность Медведева.

Впрочем, понятно, что речь не только лишь о Рогозине. Окажутся ли в правительстве, например, Кудрин и Сечин? Не так давно РИА "Новости" и "Эхо Москвы" провели замер рейтингов министров уходящего кабинета. Оценивали их по эффективности, популярности, влиятельности. Можно сказать, что технология подсчета свела субъективность оценок к минимуму. Самые высокие оценки у Кудрина, Шойгу, Лаврова, Шувалова, Сечина, Козака, Набиуллиной... Конечно, этот рейтинг — не гарантия работы в будущем правительстве, но довольно очевидный общественный результат. Весь вопрос тогда в том, кого Медведев и Путин возьмут в правительство на место ушедших и уходящих — Христенко, Авдеева, Фурсенко, Басаргина, а скорее всего и Нургалиева... Показанное нынешним президентом большое правительство неплохо выглядело для телекартинки, но трудно сказать, дееспособен ли хоть кто-то из сидевших в зале на уровне серьезной работы. Это уже не говоря о том, что искать резерв в Госдуме или Совете Федерации не приходится: и там, и там скорее утилизируют заслуженных политиков, чем дают им старт. Обстоятельства последних парламентских выборов, кроме прочего, очень резко понизили кадровые шансы активистов "Единой России".

Кадровые расстановки могут оказаться самыми экзотическими. В ельцинской и послеельцинской России глава президентской администрации никогда не котировался ниже премьер-министра (исключим, конечно, самого Путина). Значит ли это, что между Медведевым и Ивановым начинается новый цикл конкуренции за престол?

Нельзя исключать, что процесс обновления кадров будет все-таки идти, но у сегодняшнего тандема нет качественного резерва специалистов: большинство из тех, кто может быть кооптирован во власть,— это относительно молодые люди, выросшие в госкомпаниях и министерствах, отнюдь не бедные и прекрасно уяснившие себе механизм функционирования нынешней российской системы управления. Предполагать, что они станут сторонниками ее реформирования, рискнут ради этого карьерой, очень сложно.

И все-таки необходимо учесть, что как никогда власть находится под давлением политической ситуации. А питерская кадровая колода истерлась и замусолилась. Обновление кадров необходимо хотя бы для того, чтобы у общества не возникло ощущения дежавю. Неужели люди проснутся после инаугурации, а в телевизоре все те же?

Оппозиция

Сегодня уже понятно, что уличная оппозиция не может рассосаться просто так, слишком масштабное социальное явление. Даже затихнув, она продолжит существовать как возможность, и это само по себе меняет политический ландшафт. Способность россиян подняться и организованно выйти на общий митинг — это главное, что страна узнала о себе за время между двумя выборами. Здесь, однако, есть и проблема, потому что улица из всех игроков оппозиционного спектра остается самой непредсказуемой.

Говоря о стратегии оппозиции на ближайшие месяцы, можно с большой долей вероятности предположить, кто и чем из конкретных персон будет заниматься. Воля площадей и проспектов при этом останется непрогнозируемой, хотя она-то направляет в конечном итоге любого спикера с трибун.

Кто сомневается, например, что Евгения Чирикова сделает ставку на акции прямого действия? "Я считаю, что после выборов очень важно направить энергию небезразличных людей на решение конкретных задач на местном уровне,— подтвердила "Огоньку" защитница Химкинского леса.— Потому что для рядового человека вопрос, кто сидит в его ЖЭКе, важнее, чем вопрос, кто сидит в Кремле".

Так же легко догадаться, что "Яблоко" сосредоточится на работе в регионах, где у партии остались сильные ячейки. "Мы уже начали подготовку к следующим региональным выборам,— подтвердил Сергей Митрохин, председатель "Яблока".— На базе наших партийных отделений собираемся создавать комитеты для обсуждения политической реформы, чтобы она в буквальном смысле прорастала снизу".

Не вызывает особенного удивления участие Владимира Рыжкова, сопредседателя "Парнаса", и Сергея Удальцова, лидера "Левого фронта", в рабочей группе президента, обсуждающей политреформу. По мысли политолога Алексея Макаркина, эти два политика ближе других "внесистемных" лиц подошли к созданию собственной партии, и они же, очевиднее всего, выиграют, если медведевская инициатива получит ход. Сергей Удальцов пояснил "Огоньку", что рассматривает регистрацию своей партии как одну из долгосрочных задач, долгосрочных, так как создавать нужно "не слабую, а сильную организацию".

— И поэтому Навальный, в свою очередь, не идет на диалог с действующей властью,— считает Макаркин.— Он не собирается создавать партию, опасаясь, что подобная институционализация разрушит его образ народного героя. Как Ельцин в 1990-е, он претендует на индивидуальное, внесистемное лидерство.

Призывы ко второму майдану или даже второму Тахриру, которые Алексей Навальный несколько раз озвучивал, в этой связи пусть и пугающее, но вполне логическое продолжение начатой им линии.

В общем же, сложно заметить какие-то принципиально новые идеи, которые бы появились у знаковых лиц оппозиции после декабря и даже сейчас, после президентских выборов. Уместнее говорить о творческом развитии собственных ролей. Большая часть стратегических инициатив — будь то разговор о смене Конституции или требование "транзитного правительства" — в сетевом сообществе зарождалась раньше, чем начинала звучать с трибун.

Однако сетевое сообщество не может само проталкивать свою волю: хотя "немоты русских лиц" уже нет, то, что сказано площадями и проспектами, на политический язык не переводится. Переводчику потребовалось бы понять, под каким общественным договором все подпишутся, и пока этого нет, длится неопределенность. Лев Гудков, директор Левада-центра, считает, что людьми сегодня движет моральная мотивация, здесь и нужно искать рычаг, который перевернет политику. Экономист Александр Аузан советует задуматься, за что люди готовы платить, так как общественный договор яснее всего кодифицирован в системе налогообложения. Кстати, эксперт не уверен, что масса людей при всей любви к демократии действительно готова на нее работать, не надеясь на скорые и сугубо материальные выгоды.

От лица всей улицы говорить не могут ни либералы, ни левые, ни тем более националисты, и это состояние оппозиции имеет один явный плюс — полярные силы вынуждены терпеть друг друга.

— Появление новых партий, обновление политической жизни, очевидно, приведет к тому, что власть станет левее,— заметил Алексей Кудрин на встрече в фонде "Либеральная миссия".— Меня, как и убежденных либералов в этом зале, такое развитие событий огорчит. Но это все-таки лучше, чем отказываться от политических свобод, без которых мы лишаемся любого развития. Придется искать возможность диалога.

Учитывая недостаток оригинальных идей, оригинальная способность договариваться только растет в цене. Ее появление — повод надеяться, что разные политические силы, воспользовавшись технологиями мобилизации масс, не смогут натравить их друг на друга. Что бы дальше ни происходило с широкой оппозицией, опыт диалога знакомит страну саму с собой, и это умение терпеть оппонента уже напоминает политическую зрелость.