В Сколково прошел первый конкурс на жилые кварталы города. Наблюдавший за процессом изнутри Григорий Ревзин усмотрел в его подготовке и проведении много неожиданного.
Это позитивная история. Неизвестно, останется ли она такой, но пока это история про то, возможно ли в России позитивное действие и как оно происходит.
В августе 2010 года, когда Сколково только начиналось, был объявлен первый конкурс на генеральный план иннограда, и к нему не были допущены российские архитекторы. Высокие российские заказчики, в особенности люди власти, как-то не верят в то, что наши архитекторы способны сделать что-нибудь хорошее, несколько наивно полагая, что то, как выглядят наши города и дома, получилось из-за архитекторов, а не из-за людей типа Юрия Лужкова. В конкурсе на Генплан победила французская фирма AREP, город был поделен между семью западными кураторами, из которых четверо — Кадзуе Сэдзима, Рем Колхас, Жак Херцог и Пьер де Мерон — лауреаты Притцкеровской премии (архитектурный аналог Нобелевской), а остальные (Дэвид Чипперфильд, Жан Пистр, Стефано Боэри) — простые звезды. К ним добавили Сергея Чобана, немецкого архитектора из России (в Сколково действует программа привлечения соотечественников, сделавших карьеру на Западе) и Юрия Григоряна, просто очень хорошего архитектора. Этим русское участие и ограничилось.
Были протесты, были статьи, я сам писал, что не допускать русских архитекторов до конкурса на российский город — это все равно как запрещать российским гражданам баллотироваться в парламент. Но против лауреатов Притцкера возражать трудно. Однако вопреки обычаю на протесты не стали не обращать внимания. Напротив, сити-менеджер Сколково Виктор Маслаков предложил создать программу привлечения русских архитекторов к проектированию иннограда. Союз архитекторов РФ, который в наибольшей степени возражал против дискриминации российских мастеров, одержал промежуточную победу.
Однако сразу же вылезли подводные камни. Вообще, когда несколько со стороны рассматриваешь жизнь любой инициативы в России, невольно приходишь к выводу, что все наши общественные установления — это довольно развитая и изощренная система борьбы со здравым смыслом. Ведь вот как привлечь российских архитекторов к проекту?
Самой простой и демократической формой является открытый конкурс: может участвовать любой архитектор с высшим образованием. По смыслу никакой Союз архитекторов не может этого не поддержать. Но в реальности союз — институция с историей, в него входят очень заслуженные, не очень заслуженные и просто архитекторы, а есть еще масса молодых архитекторов, которые вообще не входят, потому что особого смысла нет. Несколько заседаний Сколково с Союзом архитекторов прошло в том смысле, что конкурс — это хорошо, но нельзя ли прямо сейчас привлечь к проектированию актив союза? Чтобы заказ был распределен среди наиболее уважаемых мастеров, потому что предлагать им участвовать в открытом конкурсе наряду с безвестными юными дарованиями — это как-то неуважительно.
Проект архитектурного бюро Энтони Бешу
Нельзя сказать, что государство совсем не обращает внимания на эти особенности архитектурного сообщества, институционально устроенного на манер дивизии: правильным считается, когда в любой игре побеждает генерал, а если он занят, то полковники, майоры и так далее до лейтенантов. Оно ввело против этой дедовщины 94-й федеральный закон о тендерах. По этому закону правила для всех одинаковы, ни у кого нет преимуществ. Проблема в том, что там, в законе, решающим фактором для победы является цена проектирования. А не всегда бывает так, что самое дешевое — это самое хорошее. Даже наоборот получается, что самое дешевое — оно же самое дрянное. Собственно, этим отчасти и объясняется удивительное качество государственных проектов последних пяти лет.
То есть по здравому смыслу нужно бы провести открытый архитектурный конкурс, но это нельзя с точки зрения государства, которое приняло ФЗ-94, и неправильно с точки зрения профессионального сообщества, по крайней мере той его части, которая оформилась в уважаемую общественную организацию. По счастью, Сколково — это фонд, что позволяет проскочить между этими институциями: закон о госзакупках тут неприменим (хотя у них есть свой собственный), а Союз архитекторов для них партнер по переговорам, но не более того. И проскочили.
На выставке "Зодчество" в октябре 2011 года состоялась дискуссия о Сколково, и там российские мастера, особенно разгневанные тем, что разминулись с заказом, на повышенных тонах интересовались у менеджмента Сколково и кураторов районов, в чем, собственно, заключаются их градостроительные инновации. Даже были предложения распустить градостроительный совет Сколково, выбросить французский генплан, уволить кураторов и создать все заново, почему-то силами крепких сибирских зодчих. Потому что где инновации, а? И действительно, в Сколково дома не парят дирижаблями, люди в квартирах не плавают, как рыбы в аквариумах: радикальных инноваций по сравнению с тем, как граждане вообще-то живут в России, там нет. Инновации имеют институциональный характер и в данном случае заключались в том, что удалось внедрить простые общеизвестные правила игры. И вы знаете, получились поразительные результаты.
На конкурс пришло более 600 заявок со всей страны. Предметом конкурса были жилые кварталы, и хотя куратор района Жан Пистр придумал, что они все довольно затейливой формы (в виде кругов в лесу), все равно это не музеи, не правительственные центры, не олимпийские стадионы, а довольно простой, рядовой объект. А народу на него собралось, как на конкурс на Центр Помпиду в Париже. Мне кажется, что архитекторы несколько истосковались по нормальным правилам игры. Как-то это для них оказалось свежо и необычно.
Из 600 зарегистрировавшихся проекты подали примерно половина (что обычно для любого конкурса). В первом туре победило тридцать человек, во-втором — десять. Статьи про архитектурные конкурсы отчасти похожи на телефонные книги: пока назовешь всех участников, глядишь, и статья закончилась. Но за процессом выбывания скрывались интересные внутренние течения.
Проект Дмитрия Буша
Из тех 300 участников, которые зарегистрировались, а потом не стали участвовать, некоторые просто занялись чем-то другим, а некоторые отказались по идейным соображениям. Программу конкурса сочинил Жан Пистр, основываясь на своем французском опыте. Русские архитекторы сочли его безграмотным. По их мнению, он задал слишком высокую плотность застройки, слишком узкие проездные пути, не учел наших норм по инсоляции (что в ваше окно должно минимум три часа в день светить прямое солнце), парковкам, мусороудалению, развороту пожарной машины и т. д. Вот приезжаешь во Францию, вроде неплохо, но все неправильно. А приезжаешь в Дубну, там главная улица шириной сто метров и на ней двухполосная дорога, на которой всегда пробка. Потому что сначала отступили от линии застройки на 30 м, потом сделали полосу зеленых насаждений, потом тротуар, потом газон, отделяющий тротуар от проезжей части, потом собственно дорога — и это все два раза. Редкая птица перелетит через главную улицу Дубны, город разваливается к черту, и в Дмитрове та же история. И далее везде. Город на 30 тыс. жителей, а в нем главная улица шириной с Новый Арбат, потому что это закреплено нашими градостроительными нормами. А требования по инсоляции были введены в 1930-е годы как мера борьбы против туберкулеза. С тех пор с ним как-то иначе стали бороться, даже во многом победили, но норма осталась. И теперь у нас между двумя домами — футбольные поля, чтобы солнце жарило в маломерные комнаты на первом этаже положенные три часа.
И странно, вроде многие наши архитекторы хотят, чтобы у нас было хорошо, как в Европе, и вроде знают, что если строить по нашим нормам, то получается только Бирюлево, но как только нормы нарушаются, сразу бьют в набат. Хотя в Сколково специальным законом введено право строить по европейским нормам, но Союз архитекторов искренне возмущался, требовал отмены конкурса или коррекции программы. Нет, правда, архитекторы на полном серьезе писали письма, в которых доказывалось, что в Сколково под видом иннограда создаются невыносимые условия жизни для российских ученых. Даже иногда думаешь: может, правы высшие чиновники, что не верят в способность российских архитекторов произвести что-то путное?
Конкурс однако же сам собой выявил и тех, кто готов что-то менять в российской архитектуре, и тех, кто считает высшим проявлением профессионализма знание российских СНИПов и именно на этом пытается зарабатывать, видя в нормах защиту от западных конкурентов. Но на этом институциональные новации конкурса не закончились. По ходу конкурса постоянно отсеивались известнейшие российские мэтры, если не генералы, то уж точно полковники. Они проигрывали, а вместо них нагло перла какая-то молодежь, у которой проекты оказывались лучше.
Проект группы ДНК
Из архитекторов первого ряда в число победителей попали только Дмитрий Буш, который строил стадион "Локомотив" (его постоянным соавтором был член жюри председатель Союза архитекторов Андрей Боков, но это ни на что не влияло: Буш победил нокаутом, набрав восемь голосов из восьми), и Дмитрий Величкин, вообще-то признанный мастер особняка на Рублевке. Я был членом жюри конкурса, и мне было страшно неудобно: некоторые из видных проигравших — мои друзья, но я ничего не мог поделать. Субъективно я был удручен, но объективно должен сказать, что введение этого простого института — открытого конкурса — привело к тому, что называется включением социальных лифтов. В нашей архитектуре первые лица не меняются десятилетиями. А если дело так пойдет, смена поколений произойдет очень быстро.
Ну и наконец самое простое — результат. Мне очень нравится проект группы ДНК — круглый дом, в огромном круглом дворе которого разбит целый парк, очень лаконичное и изысканное по дизайну решение. Дмитрий Буш, напротив, сделал очень экспрессивную композицию: дома у него сталкиваются друг с другом как скалы, создавая довольно-таки романтический, несколько готический образ. Очень обаятелен район коттеджей французского архитектора Энтони Бишу, невесть как узнавшего о российском конкурсе и подавшего проект: коттеджи у него пасутся в поле стайками, как овечки, что очень не похоже на наши раззаборенные на квадратики загородные поселки. Эти похвалы можно продолжать.
Но дело не в них. Посмотрите на эти дома. Они выглядят как дома для миллионеров, но не являются таковыми. Это дома для ученых, людей, которые по уровню доходов не слишком успешны. Не нефтетрейдеры. У нас в архитектуре так получилось, что мы научились строить жилье нового поколения для пяти процентов населения с доходом от пятисот тысяч долларов в год. А всем остальным мы предлагаем продукты позднесоветской строительной индустрии, которые продолжают с успехом плодить что ПИК, что СУ-155, что еще сотня девелоперов в Москве, в Подмосковье, во всех городах-милионниках. Советские ДСК воспроизводят спальные районы.
Сколково в этом смысле представляет уникальный опыт. Это попытка создать новый стандарт демократичного жилья. И в смысле домов, и в смысле градостроительных норм. При этом сегодня у Сколково статус экспериментальной градостроительной площадки для проекта Большой Москвы. Так что это все может отозваться повсюду. Вообще-то очень многие сомневаются, зачем Сколково и что оно будет производить. Но когда смотришь на то, что там пока происходит, иногда возникает не скепсис, а опасение, как бы это все не прекратилось. Не знаю, как в науке, а в строительстве тут уж очень решительно внедряется институциональная реформа. Представьте себе, скольких это должно нервировать.