Пресс-конференция по защите авторских прав западных хореографов
В последнее десятилетие российские танцовщики с все возрастающей активностью включают в свой репертуар произведения западной классики ХХ века, не озаботясь соответствующим разрешением авторов. Но, оказывается, за милым самоуправством наших любознательных артистов пристально наблюдают заинтересованные лица за рубежом. И, представьте, Бежар, Ноймайер и прочие лидеры мировой хореографии отнюдь не в восторге от пиратской пропаганды собственного творчества.
На московской пресс-конференции эту щекотливую тему затронул Тадацугу Сасаки, руководитель труппы "Токио-балет" и глава японского Фонда содействия развитию сценических искусств (NBS). Почтенный японец прибыл в Россию в связи с предстоящей постановкой в Большом театре "Весны священной" Мориса Бежара. Права на этот и многие другие свои спектакли французский хореограф предоставил "Токио-балету" — ни в одном театре мира "Весна" не может быть поставлена без санкции японцев. Переговоры увенчались успехом, и к декабрю 1998-го японский репетитор должен перенести балет Стравинского в Большой. (По счастью, второй запланированный спектакль — "Парижское веселье" — никому, кроме автора, не принадлежит; и разрешение Бежара на его постановку было получено без особых хлопот.)
Помимо приятных новостей господин Сасаки сообщил собравшимся, что воровать нехорошо. И особенно нехорошо хвастаться добычей. Российские же артисты с очаровательной невинностью предъявляют похищенное почтеннейшей публике. Так, премьер Мариинского театра Фарух Рузиматов на гастролях в Японии неизменно танцевал "Адажиетто" Малера, поставленное Морисом Бежаром в соавторстве с Хорхе Донном. После смерти Донна хореограф запретил исполнять этот глубоко интимный, сокровенный монолог кому бы то ни было, сделав исключение лишь для Жиля Романа, первого танцовщика своей труппы. Однако Фарух Рузиматов, лет десять назад удостоившийся чести работать с Бежаром в Ленинграде, вероятно, на этом основании считает себя его полномочным представителем в России. Во всяком случае, номер Бежара "Влюбленный солдат", пиратски исполненный Вячеславом Самодуровым на дворцовом балу под Петербургом, был отрекомендован диктором телевидения (бал транслировался по ТВ) как "подарок молодому танцовщику от Фаруха Рузиматова".
Дотошный хранитель авторских прав Бежара в Японии (кроме балетов француза Сасаки уполномочен следить за наследием Баланчина и произведениями Ноймайера), как видно, изрядно досаждал российскому премьеру: афишу его выступлений в Японии постоянно приходилось переделывать. Сначала вместо "хореографии Бежара" появилось загадочное "по мотивам Мориса Бежара", затем и вовсе на месте имени хореографа возникла фамилия исполнителя. Результатом пиратства явилась тяжба Сасаки с японскими компаниями "Музыка" и "Коранся", организаторами гастролей Мариинского театра. А виновник судебного разбирательства тем временем увлеченно танцует "Адажиетто" в США — количество выступлений перевалило уже за седьмой десяток.
Отстаивать права Бежара в Америке некому, но там не дремлет фонд Баланчина. На гала-концерте в нью-йоркском State Theatre (цитадели американского классика) петербуржцы Диана Вишнева и Вячеслав Самодуров непринужденно и отважно исполнили баланчинское па-де-де Чайковского. Итог: продюсеру концерта вчинили чудовищный иск, Мариинский театр получил пару суровых факсовых выволочек — похоже, наше хамство "на голубом глазу" начинает всем надоедать.
Вопрос-то не столько экономический (ясно ведь, что с наших артистов много не сдерешь), сколько этический, и даже эстетический. Чаще всего от россиян требуют немногого — оповещать (пусть с риском получить отказ) о желании танцевать тот или иной балет и, в случае разрешения, предъявлять кассету с готовой работой (дабы исправить невольные погрешности). Ведь при получении номера "из третьих рук" непоправимо искажается авторская стилистика, интонация, уходят необходимые нюансы — пиратский фрагмент обычно столь же похож на первоисточник, как огурец на ананас.
В цивилизованных странах процедура получения разрешения отрегулирована: хореографу (или его фонду) направляется запрос, представитель хореографа приезжает в театр, если его удовлетворяет состояние труппы, заключает контракт на постановку и сам переносит желаемый спектакль. Обычно разрешение на постановку стоит $20 000-30 000, дается на срок (чаще всего два года) или на определенное количество представлений, и театр отчисляет хореографу около $500 с каждого спектакля. Случается, что хореограф дарит номер конкретному исполнителю.
Но по отечественным законам эти формальности необязательны. Российское авторское общество (РАО — правопреемник ВААП) считает, что спереть кусок батона — не то же самое, что батон целиком: авторские права делятся на "большие" и "малые". Поэтому фрагмент спектакля можно исполнять без разрешения создателя — лишь бы процент от сборов аккуратно поступал в кассу РАО, а уж оно само разберется c авторами через аналогичные иностранные общества. И когда, скажем, Алексей Ратманский, выучив неведомым путем па-де-де из бежаровского "Бхакти", танцует его в концерте, организованном фирмой "Постмодерн-театр",— и фирма, и исполнитель чисты перед законом: разрешение от РАО имеется, деньги переведены. Может, и Бежар когда-нибудь их получит. Но вряд ли его это обрадует.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА