Через год после «бархатной революции» в Тунисе, положившей начало «арабской весне», в Москве с визитом побывал один из ключевых членов нового кабинета — министр туризма ЭЛЬЯС ФАХФАХ. Тунисские власти рассчитывают, что в этом году число российских туристов превысит уровень, существовавший при прежних властях страны. О том, как они намерены этого достичь, Эльяс Фахфах рассказал корреспонденту “Ъ” СЕРГЕЮ СТРОКАНЮ.
— Ваш предшественник на посту главы туристического ведомства Мехди Хаус, посетивший Москву в мае прошлого года, рассказал “Ъ”, что он так и не смог встреться ни с кем из российских официальных лиц. Насколько вам удалось реализовать свою программу?
— В моем случае не было никаких накладок, и мой визит был максимально насыщенным. Я провел несколько встреч в Министерстве спорта, туризма и молодежной политики РФ, в Федеральном агентстве по туризму, в правительстве Москвы. Кроме того, мы тесно пообщались с ведущими российскими туроператорами, работающими на тунисском направлении, российскими журналистами. В ходе этих встреч мы обсуждали не только состояние туристического рынка Туниса, но и политическую ситуацию в стране после революции января прошлого года.
— Насколько сильно события тунисской революции ударили по туристической отрасли страны?
— По итогам прошлого года доходы туристического рынка упали на 30%. Очевидно, что в краткосрочной перспективе слом прежней системы власти президента бен Али и уличные протесты не могли не повлечь за собой отток иностранных туристов. Однако уже в этом году мы планируем выйти на прежний докризисный уровень. Рынок оживает. В свою очередь, мы активно обновляем гостиничную базу, улучшаем инфраструктуру отдыха.
Любопытная деталь. Что касается российского рынка, то здесь падение в 2011 году было не столь значительным, составив 19%. Поэтому мы надеемся, что в случае с Россией нам удастся уже в этом году превысить показатели 2010 года и принять 200–250 тыс. туристов (в 2010 году этот показатель составлял 188 тыс.— “Ъ”). В пользу того, что это реально, говорит активность российских туроператоров, уже сегодня бронирующих туры на лето–осень.
— В прошлом году МИД РФ не рекомендовал россиянам посещать остров Джерба из-за его опасной близости с Ливией.
— Эта проблема снята, ситуация в Джербе полностью нормализовалась. Из 600 тыс. беженцев у нас осталось 4–5 тыс. Остальные вернулись домой. Подтверждением того, что в Джербе все спокойно, может служить запланированная на апрель на острове конференция Всемирной туристической организации под эгидой ООН, на которой мы будем говорить о новом Тунисе.
— Как изменился Тунис через год после смены прежней системы власти, которая положила начало революциям «арабской весны»? В какой степени удалось продвинуться по пути экономических и политических реформ?
— Тунисская революция может быть названа образцовой. В течение очень короткого периода — всего за один месяц — мы смогли полностью демонтировать прежнюю систему власти. В то же время за последний год нам удалось построить гражданское общество, организованное принципиально по-новому.
До революции невозможно было создавать партии и независимые неправительственные организации, у нас не было свободных СМИ, не контролируемых государством. Возникли совершенно другие механизмы социального лифта и смены властной элиты.
— То есть это была революция креативного класса?
— Именно так! Образованные, политически активные люди смогли сформулировать позитивную повестку перемен и повести за собой широкие массы, недовольные коррупцией, социальным неравенством и отсутствием базовых демократических свобод. Тунисская революция была призвана решить три ключевые задачи: осуществление радикальной политической реформы, смена экономической политики для создания рабочих мест и устранение вопиющего социального неравенства — пропасти между верхушкой и низами.
В итоге мы провели первые демократические выборы, покончив с монополизмом одной партии, приняли новую конституцию страны.
— В России тоже люди выходят на улицы, при этом многие говорят, что любые, даже «бархатные» или «оранжевые», революции чреваты катастрофой.
— Посмотрите на Тунис. Тунисская революция оказалась позитивной во многих смыслах. И поэтому мы уверены, что, если люди захотят перемен, их не остановит никакая сила.
— Но ведь президент бен Али был популярным лидером, за него голосовали 90% граждан. Почему они вдруг изменили свои предпочтения?
— В какой-то момент они смогли преодолеть страх и инерцию, которые заставляли их голосовать за бен Али. Скажу больше: подавляющее большинство так называемых сторонников бен Али тайно хотели революции и сегодня почувствовали преимущество новой системы. Хотя, конечно, осталась небольшая социальная группа, которая тоскует по прежним порядкам.
— Тем не менее в ходе демократических выборов к власти пришли исламисты из партии «Ан-Нахда». В мировых СМИ появились сообщения о возможном отказе Туниса от светской модели и введении жестких исламских порядков — полиции нравов иранского типа. Это то, за что вы боролись?
— По поводу «исламской полиции нравов» — это полная ерунда. Ничего подобного на уровне государственной политики не существует. Другое дело, что отдельные группы населения могут проявлять особое рвение в соблюдении исламских норм, как они это понимают. Мы не вправе им это запретить — в этом ведь и состоит смысл демократии, не так ли?
Что касается светской модели тунисского государства, то никто не ставит ее под сомнение. О жесткой исламской модели речи не идет. Я думаю, что турецкий премьер Эрдоган многое взял у тунисских исламистов. Если вы посмотрите программу «Ан-Нахды», то это программа умеренного просвещенного исламизма, направленного на реформы. В этом случае ислам используется не как инструмент для репрессий, а как проводник универсальных ценностей гуманизма и эффективного управления.