Да будет швед

В Москве в Мультимедиа арт-музее открываются две выставки, посвященные творчеству Ингмара Бергмана — мультимедиа инсталляция "Человек, который задавал сложные вопросы" о шведском острове Форе, где жил режиссер, и фотопроект "Image Maker", которые показались Андрею Плахову хорошим поводом поговорить о визуальном мире Ингмара Бергмана.

Холодное северное море и два черных валуна — два маленьких островка суши. Это типично скандинавский пейзаж. Почти вся Швеция помещается на полуострове, настолько вытянутом и со всех сторон омываемом водой, что, кажется, она вовсе отделилась от европейского континента. "Остаток Швеции" Готланд — уже настоящий большой остров, где снималось большинство знаменитых фильмов Бергмана. Находящийся рядом Форе — совсем крошечный островок, известный главным образом тем, что Бергман в зрелые годы любил там уединяться.

В те годы могло возникнуть впечатление, что кроме него на Форе вообще никого больше нет, хотя на самом деле там около полутысячи человек. Режиссер довольно часто, особенно в период репетиций, обосновывался в стокгольмской квартире недалеко от театра "Драматен". Но легенда о Робинзоне, живущем на необитаемом острове, возникла вполне закономерно — с тех пор как после проходивших здесь натурных съемок "Персоны" Бергман перебрался на Форе с Лив Ульман, выстроив одноэтажный дом из местного камня и дерева. Это был остров на острове: расположенный не на летнем песчаном пляже, а на противоположном берегу, на каменистой земле. Никто из обитателей Форе в ту пору не мог понять пришельца, поселившегося в этой бесплодной пограничной зоне.

Во многих фильмах Бергмана действие разворачивается вблизи моря, или даже буквально на острове. Первые кадры "Как в зеркале": четверо героев (молодая женщина Карин, ее отец, муж и брат) являются из морской глади, словно мифологические прообразы, прототипы человечества. Именно этим героям (других не появится) предстоит пережить на экране все экзистенциальные, сексуальные и духовно-религиозные драмы, что написаны на роду человеку. Остров — символ пожизненного заключения, ловушка, предельно обостряющая поле психологической напряженности. Здесь Карин испытает ужас отчуждения с отцом и мужем, неизбывную жажду любви, попытку инцестуальной близости с братом, страстное ожидание Бога, который явится в виде насилующего ее паука, а потом — в образе зловещего вертолета, что увезет героиню с Острова в психиатрическую клинику.

"Молчание" целиком отталкивается от мощного визуального образа города-острова, где все говорят на непонятном тарабарском языке. Этот фильм продолжает ключевой для Бергмана "женский сюжет". Женские дуэты, трио и хоры становятся навязчивой темой режиссера начиная с самых ранних его картин. Разглядывая их по кадрам, ловишь удивительное разнообразие и столь же удивительное постоянство мизансцен: два лица, две женские фигуры застыли в каком-то магнетизме влечения и одновременно противостояния, создавая стержень всей бергмановской драматургии и режиссуры. Они всегда соперницы и всегда родственницы — матери, дочери, сестры, носительницы общей крови человечества, его текучих женских генов.

В "Персоне" Остров — это уже сознательная идея не одного лишь автора, но и самих его персонажей: героини Лив Ульман и вслед за ней Биби Андерсон самым радикальным образом изолируют себя от ужасов мира. Это и протест, и акт отчаяния, и чистота психологического эксперимента. И... клиника для душевнобольных, только перенесенная на Остров. Неразрешимые конфликты все равно проникают в эту обитель тишины и молчания: они изнутри взрывают личность, разлагают ее на составные части. Между прочим, одним из главных действующих лиц "Персоны" становится фотоаппарат, которым Элизабет документально фиксирует ужасы мира.

Пара супругов-музыкантов в "Стыде" перебралась на Остров, спасаясь от бушующей на континенте войны. Но и им не уйти от своих внутренних драм, к тому же война с неизбежностью настигает их, провоцирует самые темные стороны их подсознания, разрушает тонкий слой, который нанесла культура на человеческое естество.

Пик одиночества бергмановских героинь на Острове страдания — фильм "Шепоты и крики". Агнес (Харриет Андерсон), будучи бездетной и, похоже, гомосексуальной, умирает от рака матки, и на ее истощенном теле издевательски выпирает раздутый живот — знак ложной беременности. Ее старшая сестра Карин (Ингрид Тулин), родив пятерых детей от нелюбимого мужа, фригидна и презирает свою сексуальность. Напротив, младшая сестра Мария (Лив Ульман) бездумно использует свое тело для обретения удовольствия с мужчинами. Но она физически изнашивается, стареет и все чаще оказывается отвергнутой. Четвертая героиня фильма — служанка Анна (Кари Сильван) — потеряла ребенка и всю свою любовь отдает больной Агнес. Но эта любовь близка животной, что подчеркивается грузным дебелым телом и невыразительным лицом служанки. Замкнутость в биологическом круге зачатие--рождение--смерть акцентирована дизайном дома-острова, где стены обтянуты красным бархатом и парчой. По словам Бергмана, это образ красной оболочки, в которую заключена душа женщины; образ ее биологии, из которого она не может вырваться. А белые платья, в которые облачены все четыре героини, символизируют их стремление вернуться в детство, к девственности, в мир, где не было мужчин.

Бергмановская эстетика долгие десятилетия (на фото "Фанни и Александр", 1982) опиралась на метафору острова как заброшенного пространства, окруженного пустотой

Фото: ©1982 AB Svensk Filmindustri, Svenska Filminstitutet

Сводя природу женщины к физиологии и биологии, Бергман рискует не только вызвать негодование феминисток, но и сузить свой собственный художественный мир, свести его к бесплотной северно-протестантской традиции. Однако этого не происходит. В отличие от Стриндберга Бергман не боится женщин — и уже хотя бы потому получает право говорить с ними и о них на равных. Да, женщины Бергмана — жертвы собственной физиологии, но их плоть страдает столь явно и столь сильно, что как бы одухотворяется, получает право на иной, более высокий статус. Женская "приземленность" у Бергмана глубже и неоднозначнее, чем рациональная одухотворенность его героев-мужчин. Остров тем не менее — порождение мужской фантазии. Это лабораторная модель жизни, элемент продуманной фотографической структуры, раскадрованной организации пространства и времени, по-кальвинистски четкой и рациональной. Но Остров и естественная среда обитания героев Бергмана. Не только близость моря, не только малонаселенность, но и характер прилегающего ландшафта создает ощущение изолированной от центров цивилизации крайней точки, конца света. Это — Север, твердь, Ultima Thule — остров, некогда открытый на далеком Севере греческим мореплавателем Пифеем и предположительно отождествляемый с нынешней Исландией.

Это — нордическая земля Бергмана, где мимолетны и коротки улыбки летней ночи и вообще лето, проведенное с Моникой или еще с кем-то, где навсегда запомнится земляника, собранная в юности на лесной поляне. Краткость лет и краткость жизни. Морок белых ночей, блеск воды и шелест деревьев, шум дождя, игра прибрежной светотени на камнях и дюнах исполнены ощущения хрупкой недолговечной красоты. Зато бесконечна и сурова зима страданий, которые суждены обитателям Острова. Хотя бы и метафорического: разве не Остров — родильный дом ("У истоков жизни"), гостиница в чужом городе ("Молчание"), стандартная городская квартира ("Сцены из супружеской жизни")?

Но тот же Остров может в какой-то момент стать незаменим как убежище, пристанище от жизненных невзгод. В книге "Латерна Магика" Бергман описывает свое бегство из Швеции в пик налогового скандала. Он с женой Ингрид поселился в парижской гостинице, где оба изнывали от жары, сидя голые у кондиционера под струйкой холодного воздуха. Жара, столь же выматывающая и враждебная, как в "Молчании", заставила беглецов переместиться ближе к Северу — в Копенгаген, зафрахтовать там частный самолет и нелегально слетать на Форе. "Возле старого дома... вовсю цвела сирень,— пишет Бергман.— Мы до рассвета просидели на крыльце, одурманенные тяжелым запахом, а рано утром улетели обратно в Копенгаген".

Бергмановская эстетика долгие десятилетия опиралась на метафору острова как заброшенного пространства, окруженного пустотой (на фото)

Фото: Бенгт Ванселиус / Bengt Wanselius

Дом городской, как в "Фанни и Александре", или загородный, как в "Земляничной поляне", нередко ассоциируется у Бергмана с ностальгией по детству. Но он же навсегда запомнил брошенную кем-то фразу о том, что жилище может стать смертельным оружием. Бергман ощутил ее смысл, когда в свое время попал в Кройцберг — примыкавший к Стене и населенный турками район Западного Берлина. Здесь не было тогда ни одного немца, улицы воняли, и эта раковая опухоль на теле города приводила "в смущение немецкую совесть и с грехом пополам усмиренную расовую ненависть". По мнению многих, вместо подобных островов-гетто следовало бы создавать острова-лагеря, целые архипелаги. Единственным утешением служило то, что если восточный варвар ворвется в окруженный Стеной город-остров, он первым делом врежется в рыхлую массу ненемецких тел.

Бергман, даже ранний, остро ощущает драматическую отдельность человеческого существования. Четыре героини фильма "Женские секреты", датированного 1952 годом, коротают время в летнем доме на острове в ожидании своих мужей, и каждая рассказывает остальным историю своего замужества. В последней из четырех новелл супруги, возвращаясь домой со светского приема, застревают в лифте и, неожиданно оказавшись лицом к лицу, осознают, что эмоционально давно потеряли друг друга, а их брак превратился в сугубо деловой союз. Лифт уподобляется острову, на который выбросило благополучную пару после внезапного кораблекрушения. Проведя ночь в вынужденной изоляции, они вновь открывают силу былых чувств и решают провести следующий день романтично, словно молодожены. Но как только они попадают в свою фешенебельную квартиру, телефон напоминает мужу о важной деловой встрече, и рутина вновь торжествует.

Современная жизнь, отразившаяся в фильмах Бергмана, рассматривает возможность любви только как случайность или выгородку из реальности. Каждый человек — Остров, и лишь оставшись наедине с самим собой, он может попытаться понять другого. Мужество Бергмана в том и состоит, что он поведал своим современникам о чувствах и страстях, которые они похоронили в тайниках своего подсознания, но счастливы от этого не стали.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...