Премьера театр
В московском Театре имени Вахтангова сыграли "Бесов" по роману Достоевского — это первая постановка, которую старейший российский театральный режиссер Юрий Любимов осуществил после своего прошлогоднего разрыва с Театром на Таганке, которым руководил почти полвека. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Что бы ни поставил Юрий Любимов, его новый спектакль в любом случае стал бы событием — если и не художественным или общественно-политическим, то хотя бы, так сказать, гуманитарным: покинув созданный им почти полвека назад театр и отметив 94-летие, режиссер вернулся на вахтанговскую сцену, где в послевоенные годы стал знаменитым актером, и с искренним воодушевлением приступил к новой работе. Казалось, Любимов был связан с Таганкой не только славной историей своих постановок, но и физиологически — общей системой жизнедеятельности, общими кровеносными сосудами, разрыв которых мог бы оказаться фатальным для старого мастера. Все вышло наоборот. Что касается театра, то не факт, что он выжил как творческий организм. То, что Юрий Любимов не просто пережил Таганку, но даже испытал совершенный необъяснимый с точки зрения житейской логики прилив профессиональных сил, стало ясно на премьере "Бесов".
Любимов поставил строгий, элегантный и открытый ветру нашего времени спектакль. Жанр "Бесов" определен как "концертное исполнение романа". На просторной, погруженной в черноту кулис сцене стоит концертный рояль, и роман Достоевского играется в сопровождении музыки Игоря Стравинского и Владимира Мартынова. В начале второго действия несколько вариаций играет сам Мартынов, а все остальное время спектаклем "управляет" Александр Гиндин. Музыка здесь, конечно, не аккомпанемент и не средство оживить атмосферу, а верный помощник режиссера. Да и для актеров тоже помощник — подсказчик и "навигатор", дающий знать, как соблюсти ритм и не потерять общее направление (функция тем более важная, что в инсценировке сохранены почти все сюжетные линии романа Достоевского). Иногда музыка словно сливается с текстом, иногда будто убегает от него, отслаивается — и тогда становится заметной.
Конечно, всем интересно, похожи ли "Бесы" на то, что делал Любимов на Таганке в последние годы. И да, и нет. В своем театре он давно уже ставил стремительные, быстрые спектакли-коллажи, ни один из которых не длился больше двух часов. "Бесы" же идут почти четыре, с антрактом. Чуткий профессионал, Любимов не стал "ломать" вахтанговцев через колено, загонять их в привычные для режиссера ритмы сценического монтажа. Актеры Театра имени Вахтангова оказались словно вписаны в узнаваемый таганковский рисунок — но внутри него мастер, опровергая расхожее мнение о себе как о неумолимом и насмешливом диктаторе, дал главным героям время и пространство для собственной игры.
В "Бесах" немало запоминающихся актерских работ — и статный, гибкий похожий на нездешнего инфернального злодея Ставрогин Сергея Епишева, и подвижный, прыгающий по сцене, точно мячик, толстяк Лебядкин Евгения Косырева, и хромоножка Марии Бердинских, внутренний надлом которой словно вывернут наружу, и сразу две роли Юрия Краскова — почти неподвижный старец Тихон и верткий, ловкий Петр Верховенский. Дело, впрочем, не в гротескной яркости актерского присутствия — в конце концов, этим ли удивлять на вахтанговской сцене, а в том, что Любимов сумел настоять на четкости и важности каждого слова, на необходимости не только вычерчивать свою роль, но и не упускать общую мысль.
Мысль, конечно, драматическая — а иначе с чего бы Юрию Любимову браться за "Бесов". Весь спектакль актеры, не занятые непосредственно в диалогах, остаются на сцене — они сидят на возвышении, позади рояля, между иконой и напольными часами, на фоне огромного задника-репродукции картины "Галатея и Асис", которую Ставрогин считал воплощением идеала. Конечно, Любимов ставит спектакль о зле, которое разъедает людей и лишает их идеала. Можно сказать, что ряды людей в глубине сцены — это толпа, подверженная влиянию вождей, а можно — что бесчинный коллектив: собирался же режиссер ставить "Бесов" про актеров Таганки. Но, честно говоря, посещают вдруг и совсем другие ассоциации: белые лозунги с названиями главок романа, которые поднимает над головой массовка, недвусмысленно отсылают к протестному гражданскому движению в России.
Юрий Любимов поставил спектакль-предупреждение — о соблазнах-опасностях коллективного возмущения и российского либерального воодушевления — о том, о чем вряд ли бы сегодня осмелился заговорить кто-нибудь еще. Именно белыми лозунгами у Любимова бесшумно задавливают насмерть Шатова, по сложенным на пол в белую дорожку транспарантам шествуют Ставрогин и Верховенский. Крови в любимовских "Бесах" нет, но она рядом. И не случайно, что лирическим героем режиссера оказывается Верховенский-старший (Юрий Шлыков), которого обычно никто не воспринимает всерьез. Именно его слова кажутся здесь самыми здравыми, и он же совершает единственно возможный честный поступок — уходит с нагруженной книгами тачкой в одиночное путешествие за правдой. Кто не захочет считать финал обращенным к обществу консервативным манифестом бывшего диссидента, пусть посчитает это просто личным выбором умудренного жизнью мастера.