Какими архитектурными памятниками и музеями знаменита Москва? Кусочек Кремля в открытом доступе, пара усадеб, Третьяковка да Пушкинский. Традиционный "туристический пакет" — ошеломительно скудный. И это при том, что в перечне объектов культурного наследия — десятки адресов. Увы, подавляющее большинство из них недоступно гражданам, на чьи деньги зачастую памятники и содержатся. "Огонек" выяснял, что нам увидеть не дано. И почему
В прошлом году в России побывало всего около двух миллионов интуристов. В рейтинге привлекательности для путешественников городов мира наша столица — на 59-м месте. При том что мы одни из лидеров по количеству объектов культурного наследия (13-е место). Эти цифры Дмитрий Медведев привел недавно на совещании по развитию туризма. Московские чиновники объясняют столичный туристический провал нехваткой гостиниц, но будь их даже втрое больше, по существу это мало бы что изменило. Что стоящего может предложить Белокаменная своим гостям кроме дежурного "турнабора" из экскурсий в Кремль (точнее, в доступную для осмотра меньшую его часть), Третьяковку, ГМИИ имени Пушкина, Мавзолей с мумией да бутафорский дворец Царицыно — памятник не эпохе Екатерины Великой, а скорее всемогущему стройкомплексу эпохи Лужкова? Между тем столица России — совсем не такой уж пропащий для туристов город. Накануне Международного дня культурного наследия (18 апреля) корреспонденты "Огонька" вместе с архитектором-реставратором Геннадием Холманских прошлись по столице и убедились, что есть в ней и роскошные дворцы, и достойные усадьбы, и готические замки, и даже настоящий уголок Италии. Только все это, оказывается, для служебного пользования.
Только членам профсоюза
— Хотите осмотреть здание? Здесь же не музей,— удивляется полицейский у рамки металлодетектора в подъезде знаменитого Дома Союзов, хозяином которого в советское время стали профсоюзы. Главный вход открыт только на "мероприятие" — очередной съезд ассоциации российский банков. Проход — только по спецприглашениям.
А почему, собственно, не музей? До 1917 года в доме российского Благородного собрания на Большой Дмитровке — дворце Долгорукова-Крымского, перестроенном в 1784 году гениальным Матвеем Казаковым, устраивали маскарады, здесь на балах гуляла вся дворянская Москва, в его изумительном по красоте и величию Колонном зале одновременно могли танцевать 500 пар. В наше время в нем почитали за честь выступать великие певцы и музыканты, народ прощался здесь с руководителями страны.
Но в эту зиму двери Дома Союзов раскрывались — не для корпоративных мероприятий, а для широкой публики — всего несколько раз. Артисты и музыкальные коллективы жалуются, что теперь сцена знаменитого Колонного зала им не по карману: за аренду на один вечер здесь заламывают не меньше 250 тысяч рублей. Понятно, что у "обычного" туриста осмотреть одну из главных столичных достопримечательностей шансов нет никаких.
"Будь бы мы предприимчивы, как европейцы, то предлагали бы всем приезжим за плату днем любоваться нашим Домом Союзов",— вспоминаются слова журналиста, писателя и историка Москвы Льва Колодного. Недавно он пытался выяснить, как получилось, что Дом Союзов выпал из столичной истории, перестал служить Москве и России, почему закрыта его замечательная библиотека, исчезли афиши с витрин, а красивейший зал на 1600 мест превратился в закрытое коммерческое заведение для корпоративных встреч и собраний? Кто, наконец, его нынешний хозяин? Оказалось, что это — коммерческая тайна.
Боярское наследство
В двух шагах отсюда охраняется от граждан еще один памятник — палаты бояр Троекуровых (Георгиевский переулок, 4). В советское время в сводчатых залах показывал свою коллекцию Государственный музей музыкальной культуры имени Глинки. В 1980-м его переселили в бетонную коробку, пообещав оставить за ним и палаты. Но помещение тут же занял Госплан, а в 1990-е, когда он приказал долго жить, памятник забрала нижняя палата российского парламента — так он оказался во внутреннем дворе охраняемого ФСО комплекса зданий Госдумы.
В соседнюю думскую коробку, пусть и по спецпропуску, может зайти каждый. А на пути к самым крупным в Москве жилым палатам XVII века — два ряда металлического забора с шлюзом-отстойником, похожим на милицейский обезьянник.
— Отойдите, это охраняемая зона,— кричит от своего поста человек с синими погонами офицера госбезопасности, хотя мы еще только подходим к ограждению.
Если так охраняют от граждан находящийся в плачевном состоянии памятник (видно, что окна забиты фанерой; по данным "Архнадзора", в палатах сейчас устроили склад старой мебели), можно представить, что будет, если думцам удастся, как они мечтают, устроить во дворце боярина Троекурова Дом официальных приемов. Тогда-то уж точно его обнесут трехметровым забором с колючкой.
Врачебная тайна
Мы в начале улицы Воздвиженки, лучом отходящей от Кремля. Подходим к построенной в сталинские времена поликлинике Управления делами президента — знаменитой "кремлевке". Москвичи даже не подозревают, что на территории элитарного медучреждения спрятан дворец, первым владельцем которого был гетман Кирилл Григорьевич Разумовский. "Считается, что проектировал дворец в начале XVIII века сам Шарль де Девальи, у которого учился в Париже Василий Баженов",— рассказывает наш провожатый Геннадий Холманских. 28 лет, с 1863-го по 1891-й, в нем заседала Московская дума. Теперь здание, в котором сохранились исторические интерьеры,— часть комплекса элитарной поликлиники. Увидеть главный фасад все же можно — когда на мгновение открываются выходящие в Романов переулок ворота и на территорию спецполиклиники заезжает очередной спецавтомобиль.
— Нам бы взглянуть на главный фасад дворца у вас во дворе,— обращаемся к охране в подъезде с табличкой "памятник архитектуры, охраняется государством".
— Можете сзади посмотреть,— реагирует охрана (речь о заднем дворе спецполиклиники, куда выходит задняя стена дворца.— "О").
— Идите за мной,— один из охранников выводит нас обратно в Романов переулок и широко улыбается.— Вот тут смотрите, что хотите.
Зона строгого режима
Желтый особняк с угловой ротондой и окружающей ее колоннадой — так называемый наугольный дом Шереметева выходит прямо на "красную линию" Воздвиженки. Так что спрятать его за забором не удалось. Когда-то в дом N8/1 его хозяин — граф, сенатор и обер-камергер двора Николай Шереметев, создатель театра в Кускове и Останкине, привез после венчания жену, бывшую крепостную актрису Прасковью Жемчугову. За что москвичи прозвали его "свадебным". После реконструкции 1990-х "свадебный" дом занимал Департамент инвестиционных программ строительства Москвы: прекрасный образец классицизма приспособили для чиновников, пристроив к нему современное крыло и объединив старинную и новую часть атриумом. Нынешний его владелец, сообщает доска на фасаде,— Контрольный комитет правительства Москвы. Хотя дом мог бы стать Шереметевским музеем или, например, камерным концертным залом: сын миллионера и бывшей крепостной Дмитрий Шереметев был известным музыкантом и основал первую в России бесплатную музыкальную школу.
"На объекте ведется видеонаблюдение, осуществляется внутриобъектовый и пропускной режим",— предупреждает табличка на дверях. Здесь охраннику хочется пропустить нас хотя бы в атриум, и он спешит к проходящему по холлу начальству. Но ему не дают даже договорить: "Конечно, нет. Это режимный объект. Пусть смотрят снаружи".
Памятник "Восьмерке"
За клоном Военторга на Воздвиженке притаился еще один старинный особняк — Варвары Морозовой, урожденной Хлудовой, железной женщины, ставшей после смерти мужа хозяйкой Тверской мануфактуры. Дом с шикарными интерьерами в разных стилях. Но творение архитектора Романа Клейна не рассмотреть даже с улицы — старинная чугунная ограда выше человеческого роста затянута изнутри маскировочной сеткой — такой у нас снабжают оборонку.
Рядом с этим роскошным особняком в самом конце XIX века вырос другой — мать подарила соседний участок сыну Арсению. Причудливый особняк с витыми колоннами и лепными ракушками на двух мощных башнях, идею которого Арсений Морозов и его друг-архитектор Виктор Мазырин привезли из путешествий по Испании и Португалии, Москва поначалу не приняла. Но страсти улеглись, и единственный в столице дворец в стиле мануэлино, по имени португальского короля Мануэла I — таких почти не осталось даже в Лиссабоне, в XVIII веке, пережившем катастрофическое землетрясение, признали ее украшением.
После Международного фестиваля молодежи и студентов 1957 года, когда железный занавес приоткрылся, хозяином особняка стал Союз советских обществ дружбы и культурных связей с народами зарубежных стран. Морозовский особняк стал зваться Домом дружбы. Москвичи еще не забыли его парадный вестибюль, светильники на стенах в виде рук в рыцарских доспехах, лепные камины.
— Каждый вечер все наши помещения: Большой зал, Музыкальный салон, Белый зал, конференц-зал, кинозал — были заняты. Встречи, выставки, концерты проходили еще и днем. Фильмы мы получали из спецфонда "Госфильмофонда" — эти картины крутили на дачах членов политбюро. В Дом дружбы можно было зайти и просто так. "Подвал внизу был переоборудован под кафе — от ресторана "Прага", но без наценок",— вспоминает Николай Дико, в 1958-м ставший первым директором Дома дружбы, а потом многие годы работавший в нем в качестве консультанта.
В 2003-м москвичам сообщили, что через три года особняк понадобится для проведения мероприятий, связанных с председательством России в "восьмерке" — хотя главным по приему саммита элитарного клуба мировых держав в 2006-м назначили вовсе не Москву, а Петербург. На реставрацию, реконструкцию и переоснащение Морозовского особняка под Дом приемов правительства РФ ушло, как писали газеты, 70 миллионов долларов. С тех пор его хозяин — Управление делами президента.
Между двумя бывшими морозовскими владениями — забор, шлагбаум, проходная и очередной топтун в военной форме.
— Оба особняка уже шесть лет как закрыты. Никаких экскурсий нет и не будет. Здесь проводятся только вечеринки. То есть встречи,— быстро поправляет себя охранник.— Для высокопоставленных гостей.
Дипломатическая хитрость
Отправляемся в район Пречистенки — настоящий посольский заказник. Здесь даже осмотр с улицы сильно впечатляет. Особенно когда перед тобой, как на четной стороне Пречистенского переулка, линейка из выдающихся особняков в стиле модерн. Ну просто готовый музейный городок — конечно, если дипломатов заодно с госчиновниками переселить в "Большую Москву" из перенаселенной, забитой транспортом "Малой". Но пока что в посольские особняки, среди которых есть просто уникальные, глупо даже соваться. Когда в 2000 году Москва начала устраивать Дни культурного наследия, среди первых открылись для экскурсантов четыре посольских особняка. Потом таких стало около 30 (всего дипмиссии занимают 91 здание-памятник). В этом году — только девять. На предложение открыться у дипломатов в запасе всегда ответ: "Откройтесь сначала сами, а потом откроемся и мы".
Особо охраняемые
По ходу нашего маршрута список особо охраняемого растет и ширится.
Петровский путевой дворец (Ленинградский проспект, 40), построенный по проекту того же Казакова для российских монархов, теперь — Дом приемов столичной мэрии с отелем де-люкс. До революции императорская фамилия использовала свой Путевой дворец для коронационных приготовлений перед торжественным въездом в Москву и в качестве летнего загородного замка. А когда она съезжала, резиденция становилась бесплатным музеем. При Юрии Лужкове памятник освободила занимавшая его Военно-воздушная академия имени Жуковского и его на деньги столичных налогоплательщиков перестроили под элитарный Дом приемов. Когда переделка памятника еще шла, туда приехали депутаты Мосгордумы, требовавшие сделать его ежедневно доступным для народа. Им показали три комнаты, срочно выделенные под будущий общедоступный музей. Три из 54 комнат главного дворцового здания! Пользуйся, налогоплательщик.
Особняк Ермолова-Коншиной (Пречистенка, 20) одно время принадлежал Алексею Ермолову, царскому наместнику на Кавказе. В 1921-м советское правительство отвело особняк Айседоре Дункан и ее школе танца. Помните, в "Собачьем сердце" Вяземская и Швондер, "уплотнители" профессора Преображенского, негодовали: "Столовых нет ни у кого в Москве, даже у Айседоры Дункан". Имелся в виду как раз этот дом. Сегодня в роскошных интерьерах (здешняя изюминка — знаменитая Мавританская комната с золотыми дверями) обитают начальники Главного производственно-коммерческого управления по обслуживанию дипломатического корпуса — ГлавУПДК. И никто их не "уплотняет". "Никаких экскурсий",— предупреждает охранник.
В усадьбе поэта, героя войны 1812 года Дениса Давыдова (Пречистенка, 17) сохранились старинные интерьеры. Юрий Лужков приводил ее реставрацию в пример другим: мол, город вовремя передал памятник АФК "Система", теперь он вылизан и сохранен для людей. Однако круг этих людей страшно узок — обитатели усадьбы и их партнеры по бизнесу. Для остальных закрыт даже скверик перед домом, в который в бытность здания райкомом КПСС можно было запросто зайти и передохнуть на скамейке.
Дом дирижера Сергея Кусевицкого (Глазовский переулок, 8), в котором бывали Рахманинов, Скрябин, Метнер, гостил Дебюсси, когда-то звался "музыкальным". Но последние 10 лет музыку здесь заказывает руководство Калужской области. Охраняющие вход в его московское представительство совсем было разрешили нам подняться по потрясающей лестнице супершедевра архитектора Льва Кекушева. Но в последний момент передумали.
Дом барона Кноппа (Колпачный переулок, 5), похож на готический замок, какие в Англии строили в XVII веке. В советские времена его занимал московский городской комитет комсомола, в рыночные он перешел в собственность компании "Менатеп". Теперь в здании располагаются офисы. Строгий пропускной режим, фасады в видеокамерах и никаких вывесок.
В доме Викулы Морозова (Подсосенский переулок, 21) в 1930-е располагался Музей фарфора. О том, кто сегодня распоряжается памятником, знаменитым своими интерьерами работы Шехтеля (камин, лестница, скульптура), охрана молчит. Проговорился сотрудник одной из обитающих в доме контор: по его словам, особняк арендует у департамента культурного наследия организация ветеранов-"афганцев". В Дни культурного наследия, утверждают охранники, сюда пускают экскурсии, однако на сайте Москомнаследия в списках доступного дом не значится.
Особняк фабриканта Тарасова (Спиридоновка, 30) архитектора Ивана Жолтовского внешне очень похож на произведение Великого Андреа Палладио — палаццо Тьене в Виченце. Только кому пришло в голову в этот воплощенный в Москве кусочек Италии — огромнейший дом с потрясающими интерьерами, где впору разместить филиал Третьяковки,— вселить Институт Африки РАН?
Усадьбу генерала Соймонова (Малая Дмитровка, 18) когда-то занимал Свердловский райком КПСС — здесь в 1962-м исключали из партии Вячеслава Молотова. Недавно усадьба щедро и профессионально отреставрирована за счет инвестора — ООО "Олимпийский дом". На пресс-показе объекта владелец предупредил, что экскурсий проводить не планирует. Ворота открываются только перед редкими солидными автомобилями.
Чудо египетское
Напоследок нам все-таки повезло — дверь особняка Попова-Морозовой (Смоленская площадь, 26/9) поддалась, и мы попали прямо в "египетский холл". Говорят, при дореволюционных владельцах здесь стоял настоящий саркофаг с мумией. Но сфинксы, охраняющие лестницу, пикирующие с расписных потолков стилизованные грифы, орнаменты из таинственных знаков на стенах — все это впечатляло и без мумии.
Кто же они, прошлые и нынешние обитатели удивительного дома? Когда-то в нем жил чаеторговец Попов, заложивший первые отечественные плантации чая на Кавказе. Затем — Варвара Морозова. После 1917 года в доме открылся клуб Октябрьской революции. Соратник Ленина Бонч-Бруевич вспоминал, как однажды Ильич, заехав сюда и осмотрев особняк, произнес: "Все это создано трудом народа и теперь принадлежит народу". Через несколько лет особняк благополучно занял райком партии. Эпоха гласности продолжила традицию — памятник собрались отреставрировать, чтобы открыть в нем Дом приемов Верховного Совета СССР. В рыночные времена во дворцовых интерьерах — вполне в духе прошлого — вместо партхозактива обосновались начальники из банка "Российский кредит".
Итоги
Мы обошли лишь малую часть города, но, похоже, установили рекорд: нас не пустили примерно в 30 московских памятников. Подводим неутешительный итог: Москва не может предъявить приезжим ни своей истории, ни своей культуры — того, что во всем мире называют "русской цивилизацией". Не потому, что нечего. А потому, что в роскошных старинных особняках, которые должны быть музеями, сидят чиновники или олигархи.
— Туристам вместо подлинных культурных ценностей, выстроенных в иерархии их значительности, демонстрируют объекты второго разряда, делать которые гвоздем программы просто неприлично,— говорит Геннадий Холманских.— Секрет туристического наплыва в ту же Англию прост — они показывают лучшее, что у них есть. А мы — вторичное и несущественное. А теперь еще и откровенные суррогаты. Вроде дворца царя Алексея Михайловича в Коломенском, разобранного в XVIII веке и восстановленного по словесным описаниям из книги в духе декорации для сказки о царе Салтане. Или Большого дворца в Царицыно, в котором от подлинного памятника примерно треть, все остальное — фантазии архитекторов института "Моспроект-2".
И в самом деле, москвич, купив, например, тур "Замки Баварии", "Замки Чехии" или "Виллы Рима", через неделю возвращается в свой Третий Рим в мучительном недоумении. В Вечном городе его днем и ночью водили по историческим особнякам, большинство которых, как выяснялось по ходу осмотра, к тому же — частная территория. Почему же "виллы Москвы" — всего лишь виртуальная картинка, в лучшем случае — фасад за забором из окна автобуса?
Кстати, английская королева Елизавета раз в год на целый месяц отдает свое жилище на растерзание туристам, хотя Букингемский дворец — частная собственность королевской семьи. Но ведь в Лондоне есть еще и огромный, доступный для всех ансамбль Хемптон-корта на Темзе, в самом центре города. Кенсингтонский дворец с садами. А что в Москве? Ни одного расположенного в центре и превращенного в музей дворцово-паркового ансамбля, да и вообще дворца-музея. Всего-то семь доступных для публики гектаров Александровского сада.
От редакции
Несколько недель назад "Огонек" обратился к руководителю Департамента культурного наследия Москвы Александру Кибовскому с просьбой прокомментировать ситуацию. На связь министр столичного правительства не вышел до сих пор.
"Здесь стоял мой велосипед"
Детали
У каждого из московских архитектурных памятников уникальная история. И за каждым стоят судьбы реальных людей
— Моя мама многие годы очень хотела попасть в дом, где она родилась и жила до 1947 года,— рассказывает журналист и телеведущий Владимир Кара-Мурза.— Теперь его занимает посольство Бразилии. Этот трехэтажный дом N54 на Большой Никитской, в прошлом улице Герцена,— архитектурный памятник, его фасады украшены красивыми наличниками и изразцами. В 1930-е, когда он назывался домом большевиков-ветеранов, его прозвали "расстрельным" — здешних обитателей выдергивали отсюда одного за другим и обратно они уже не возвращались. Попасть в этом дом нам помог мой работавший в МИДе друг Володя Кузнецов, сам понимающий, что такое быть членом семьи репрессированного: его деда, Алексея Кузнецова, первого секретаря Ленинградского обкома, расстреляли по "Ленинградскому делу". Он обратился к своим знакомым в дипломатических кругах. И вот весной 1999 года нас с мамой наконец пригласили в Бразильское посольство и мы вошли во двор, где на месте каретного сарая стоят теперь посольские лимузины. Женщина-посол принимала нас сама. Мама показала, где была наша квартира. Она ходила и вспоминала: "Здесь стоял мой велосипед, а вот здесь телефон висел". И тут женщина-посол как заревет.
— Я прямиком пошла в нашу квартиру — в бельэтаж с окнами во двор,— вспоминает Майя Кара-Мурза.— Оказалось, там теперь жилые комнаты посла — прежних перегородок после ремонта с перепланировкой не осталось, но сохранились и роскошные окна, и гигантские сводчатые потолки. Я вспоминала, как здесь в декабре 1937 года арестовали моего отца. Как я проснулась оттого, что по квартире ходили люди. Как во время обыска меня, четырехлетнюю, вышвырнули из кровати. Потом меня с семилетним братом везли куда-то на воронке, и брат выбросился из машины (меня поместили тогда в детский приемник в Данилов монастырь, брата — в психушку). Мама тогда была в роддоме, но ребенка она потеряла, и сама тоже оказалась в психиатрической больнице. Позже она вызволила нас с братом, и мы до 1947-го боролись за эту квартиру, хотя до конца войны жили только в одной комнате, а вторая после ареста отца была опечатана. Я рассказала все это послу и подарила ей копию архивной справки о реабилитации отца, где написано, что его арестовали в квартире N4 дома N54 по улице Герцена. Я была очень благодарна ей за то, что нас сюда пустили.
С тех пор несколько лет, пока не сменилась посол, нашу семью в сентябре приглашали в посольство на празднование Дня независимости Бразилии. Только мой старший брат Игорь там так и не побывал — не захотел или не смог переступить порог этого дома.