Премьера кино
В прокат вышел "Диктатор" (The Dictator) Ларри Чарльза, считающегося режиссером, но лишь придающего экранную форму эскападам Саши Барона Коэна. К удивлению МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА, несмотря на все усилия Чарльза и Коэна, они таки создали нечто, похожее на фильм.
Если на афише Чарльза написано "Борат" или "Диктатор", не верьте глазам своим. Коэну нет дела до казахских журналистов и арабских диктаторов, экстравагантных масок "дикаря", "варварским, но верным" взглядом высвечивающего непорядки в западном сознании. Традиция, восходящая к французским просветителям, вполне благородна. Что касается анально-фекального и гинекологического юмора, то во времена Рабле, другого столпа европейской культуры, просто не было кино: экранизацию "Гаргантюа и Пантагрюэля" можно представить лишь в страшном сне.
Если "Борат" — набор скетчей, "Диктатор" — вполне себе фильм, благодаря тому что авторы обратились к традиции социально-назидательных комедий. Аладин (Коэн), верховный правитель Вадии, оказавшийся посреди Нью-Йорка благодаря интригам метящего на его место дядюшки Тамира (Бен Кингсли), без бороды и штанов — современное воплощение чаплиновского "Короля в Нью-Йорке". Чувствуется и традиция Фрэнка Капры, чьи мистер Смит и мистер Дидс в конце 1930-х разоблачали развращенные нравы "города Желтого Дьявола".
Современного "мистера Смита", однако, зовут Аладином, и он въезжает в Нью-Йорк на верблюде. В его анамнезе — мифологизированные массовым сознанием черты нескольких диктаторов. Как Муамара Каддафи, его охраняет отряд секс-бомб. Да и сам Коэн, когда без бороды на веревочках, похож на Каддафи образца 1969 года — юного красавца, похожего — в свою очередь — на голливудскую звезду.
Он просит свою американскую любовь (Анна Фарис) не пользоваться неким дезодорантом — "им можно всех курдов передушить": намек на Саддама Хусейна. Намерен обзавестись ядерным оружием и экстравагантно ведет себя в ООН: намек на Ахмадинежада. Играет в стрелялку, изничтожая израильских спортсменов, падающих с возгласами "Ай, вэй!", но бранится на идише и, естественно, женится на еврейке. Коэну хватило такта посвятить фильм памяти умершего в своей постели Ким Чен Ира. Посвящение Хусейну или Каддафи, чей кошмарный финал наблюдал весь мир, было бы отвратительной пляской на костях.
Аладин, безусловно, симпатичен. С бомбой у него не ладится. Директора ядерной программы пришлось казнить: тот свихнулся на идее круглой ракеты, а Аладин хотел нормальную, заостренную. Впрочем, с казнями тоже не очень. Штатный палач Аладина был оппозиционером, и все "казненные" им "диссиденты" — опальные приспешники — борются с тиранией в нью-йоркском ресторанчике "Смерть Аладину". Прочие его тиранства — причуды большого ребенка, одинокого и сексуально невоспитанного.
Гораздо противнее те, кто злоумышляют против него под лозунгом демократии. Тамир, похожий на афганского президента Карзая, уже поделил природные богатства Вадии между западными и китайскими монополистами. Их общение весьма похабно, но это уже не нигилистическое хулиганства Коэна, хотя, само собой, он роздал всем сестрам по гранате: досталось политкорректности, феминизму, символ которого — небритые подмышки, политологам. Но в сухом остатке: чистой воды антиглобализм.
Капра в финале своих фильмов предоставлял трибуну простакам, страстно защищающим коренные американские ценности. Коэн — Аладину, перечисляющему признаки диктатуры, которые должны быть отвратительны янки, но описывают именно Америку, травмированную 11 сентября. Пройтись по атаке на Нью-Йорк Коэн тоже не отказал себе в удовольствии: это одна из самых (наряду с не поддающимися пересказу похождениями отрубленной головы гарлемского гангстера) тупых и убийственно смешных сцен "Диктатора". Ну, и в финале Аладин призвал к "подлинной демократии": риторика а-ля Уго Чавес поразительно звучит как классическая пропаганда "американской мечты".