Выбор Игоря Гулина
Дверь в глазу
Автор: Уэллс Тауэр
Издатель: Издательство Ольги Морозовой
"Боб Манро проснулся ничком. Челюсть у него болела, орали утренние птицы, а в трусах наблюдался явный дискомфорт"
Лауреат нескольких премий, завсегдатай списков молодых талантов, Уэллс Тауэр считается одним из самых перспективных американских писателей, появившихся в 2000-е. В русском издании его первого сборника большая часть переводов принадлежат Виктору Голышеву и Владимиру Бабкову, и это тоже задает ожидание большого писателя, кандидата в канон. В какой-то степени ожидание это оправданно.
"Дверь в глазу" — девять историй о хороших грустных людях, к которым жизнь проявляет неласковость; они же стоически сносят это и продолжают относиться к миру если и не с любовью, то по крайней мере с уважением. В первом рассказе строителя Боба изводят работа, жена, самодовольный дядя и, под конец, ядовитый морской огурец. В другом — мальчик читает объявление о сбежавшем ягуаре и мечтает, как тот слопает его нелюбимого отчима. Есть истории про то, как неудачливый изобретатель пытается пережить маразм отца, как одинокий бизнесмен сорок лет мирится с капризным братом. Почти все рассказы Тауэра — про родственников или в крайнем случае соседей, колеблющуюся оболочку вокруг одиночества каждого человека. В этих текстах ничего не происходит, ожидания обманываются, планы расстраиваются, но в этом "ничего" для тауэровских героев — если им везет — обнаруживается смиряющий смысл, тень надежды или по крайней мере оправдания.
От прозы Тауэра есть отчетливое ощущение, будто читаешь знакомый текст — то ли Сэлинджера, то ли Апдайка, то ли Буковски, то ли еще кого-то из американского канона второй трети прошлого века. Не то что он копирует чужие стили или смешивает их. Скорее Тауэр идеально попадает в некое ожидание того, как должна выглядеть американская проза. В этом общем месте он — что удивительно — остается живым писателем. Это, в общем, хорошие рассказы, хотя они и вызывают недоумение — почему это написано сейчас? Можно всегда сказать: потому что это "о вечном". Хотя такое вечное все равно отдает явной ностальгией. Тот тип жизненного неуюта, о котором пишет Тауэр, слишком знаком, обустроен литературой, и поэтому превращается в свою противоположность — печальный элегический уют.
Газета
Автор: Дмитрий Строцев
Издатель: НЛО
Новый сборник самого заметного из русскоязычных поэтов, живущих в Белоруссии. Дмитрий Строцев — автор редкой стилистической палитры, сочетающий мандельштамовское смысловое напряжение со сладкой заумью, концептуалистскую жанровую иронию с еретическим горением, унаследованным от минского классика-маргинала Вениамина Блаженного. При этом поэзия Строцева ни на секунду не кажется эклектической. Все эти и другие очень разные, будто бы несовместимые вещи вплетаются у него в неуловимый, но отчетливо слышимый напев — внутреннюю мелодию, меняющую темп, синкопирующую, но никогда не замолкающую. Впрочем, в новой книжке все же кое-что ощутимо меняется: строцевские стихи становятся вдруг неожиданно злободневными, политическими — будто взгляд, всегда восхищенно изучавший горизонт, вдруг сфокусировался на очень близкой и страшной точке. Связующим книгу образом становится заглавная газета — бренное свидетельство, впитывающее, перерабатывающее боль каждого сегодняшнего дня. Но среди других бумажных изделий строцевская газета больше всего родственна молитвеннику. Это политическая поэзия в максимально далеком от привычного, агитационно-сатирического, смысле. "я / провинциал / не бывал за границей / а тут предложили / место в танке / не удержался // побывали / поубивали / цхинвали гори поти // какие горы / какое море / какое горе // а это уже на всю жизнь / впечатлени / я".
Искусство и революция: художественный активизм в долгом двадцатом веке
Автор: Геральд Рауниг
Издатель: Европейский университет
После событий с группами "Война" и Pussy Riot, выступлений их разных по духу и стилю сторонников, появления occupy-движения стало очевидно, что арт-активизм в русской культуре превратился из маргинального занятия в одно из самых живых явлений. И кажется, что очень не хватает сколько-нибудь внятного осмысления природы, контекста этого сложного пространства. Недавняя книжка австрийского философа и теоретика искусства Геральда Раунига пусть в небольшой степени, но заполняет эту лакуну.
"Долгий двадцатый век" в ее названии — не эмоциональное преувеличение, а термин. XX век собственно и определяется у Раунига как время поиска новых форм политики, пытающихся ускользнуть от ее привычного понимания — а значит, и подавления. Инициатива этого поиска исходит часто из среды искусства — от участия Гюстава Кюрбе в деятельности Парижской коммуны до разъезжавшего по Европе на рубеже 90-х и 2000-х антиглобалистского "ФольксТеатрКаравана". Среди других героев — Эйзенштейн, Третьяков, Ги Дебор, венские акционисты конца 1960-х. Вообще-то книжка Раунига — грустное чтение. Каждая новая стратегия революционного искусства описывается у него как провал, неудача, стимулирующая следующие — вновь обреченные — поиски. И, скажем, "Война", с ее медийным успехом, расчетом на шоковый эффект, ему бы явно очень не понравилась. Арт-активизм у Раунига — не присвоение медийного пространства конвенциональной политики, а непрерывный поиск ускользающей альтернативы, погоня за другой политикой.
Мятежные ангелы
Автор: Робертсон Дэвис
Издатель: Азбука
Умерший в 1995 году знаменитый канадский писатель Робертсон Дэвис писал романы исключительно трилогиями. На русский целиком переведена самая известная — "Дептфортская" ("Пятый персонаж", "Мантикора", "Мир чудес"). Вышедшие сейчас "Мятежные ангелы" 1981 года открывают более позднюю "Корнишскую трилогию" — нечто вроде элегической пародии на средневековый рыцарский эпос в декорациях истории XX века. Эксцентричный меценат Фрэнсис Корниш (объединяющий трилогию персонаж) умирает и оставляет большое наследство. Над его гробом встречаются несколько героев, среди которых хороший священник, порочный монах, племянник и девушка-цыганка.
Жизнь как квеч
Автор: Майкл Векс
Издатель: Текст
Еще один канадский писатель — Майкл Векс, заметный специалист по языку идиш. Его ненароком ставшая бестселлером книжка 2005 года — нечто среднее между бытовой лингвистикой, страно-, точнее, народоведением и юмористической философией в духе Вуди Аллена. "Жизнь как квеч" — попытка доказать, что идиш — вовсе не мертвый язык, как принято считать, а очень даже живой, и отлично отражает строй жизни его носителей во всех сферах (начиная завтраком и кончая похоронами). Само слово "квеч" означает "жалоба", и именно жалоба — в самых разных проявлениях, от игривого умиления до проклятия,— оказывается, по мнению Векса, основой заложенного в идиш отношения к миру.
Модные люди. К истории художественных жестов нашего времени
Автор: София Азархи
Издатель: Издательство Ивана Лимбаха
Объемное исследование-воспоминание петербургского журналиста и художника о том, что происходило с российской модой после конца СССР и до сегодняшнего дня. Герои — модельеры, модели, художники — люди, для которых костюм был не только бизнесом, но и искусством, поиском языка. Книжка Софии Азархи — именно реконструкция, кажется, без следа бульварности, что в этом сегменте литературы случается редко.
Отель на перекрестке радости и горечи
Автор: Джейми Форд
Издатель: Фантом-Пресс
Чрезвычайно популярный по всему миру дебютный роман американского писателя — вариация на тему "Ромео и Джульетты" и рассказ о том, что в начале 1940-х в Америке тоже был свой маленький фашизм. Живущий в Сиэтле юноша китайского происхождения Генри влюбляется в молодую японку Кейко. Тут случается Перл-Харбор, японцы стремительно становятся преследуемой и ненавидимой группой (особенно не любит их китайская диаспора, в которой папа Генри отличается особенной лютостью). Кейко вместе семьей отправляют в лагерь, Генри пытается ее вытащить и готов расплатиться за это собственным счастьем. Очень душещипательная, но не стыдная книжка.