Санкт-Петербург, выстроенный по прихоти царя Петра I посреди болота в устье Невы, чуть более двух веков был столицей Российской империи. Сейчас "питерские", приехавшие в Москву вслед за президентом Владимиром Путиным, заняли командные позиции в чиновничьем аппарате, силовых структурах и госкомпаниях. Тем не менее культурная элита Петербурга не хочет жить в стране, которой руководят их земляки, а мечтает о собственной республике в составе Европейского союза.
"Питерскому сепаратисту место в той же камере"
В Петербурге в июне несколько дней подряд у здания факультета свободных искусств и наук СПбГУ на Галерной улице, деканом которого работает бывший министр финансов Алексей Кудрин, стояли люди с флагом России и коллажем — улыбающийся кудрявый мужчина за решеткой. Так члены недавно созданной писателем и коммерческим директором "Первого канала в Санкт-Петербурге" Николаем Стариковым общественной организации "Профсоюз граждан России" требовали уволить преподавателя истории, политологии и журналистики Даниила Коцюбинского, потому что тот — сепаратист. Поводом к пикетам стала его статья "Петербург в XXI столетии — независимое государство, член Евросоюза". В ней Коцюбинский предлагает петербуржцам подумать о самостоятельном существовании в виде парламентской республики уже сейчас, не дожидаясь "форс-мажорных витков истории". Иллюстрацией к тексту служат сине-белый флаг новой республики и ее карта, включающая в себя территорию Петербурга и западную часть Ленобласти. От восточной части, где в том числе находится печально известный моногород Пикалево, преподаватель предлагает отказаться из-за ее "неразвитости".
"Профсоюз граждан России" статьей был шокирован. В Коцюбинском, говорят они, все один к одному: он долгое время был членом партии "Яблоко", активно возмущается запретом пропаганды гомосексуализма, принятым питерским парламентом, он "белоленточник" — выступал "за честные выборы" и был возмущен победой Путина. Критики Коцюбинского написали заявления в Генпрокуратуру, в следственный комитет и в ФСБ: "Питерскому сепаратисту место в той же самой камере, где будут сидеть желающие отделить от России Сибирь или Кавказ". Отправивший заявления в прокуратуру и на сибирских сепаратистов ("Власть" писала о них в N15 от 16 апреля 2012 года) лидер "Профсоюза граждан России" Стариков сравнил разговоры о самостоятельности в стенах элитарных вузов с пропагандой педофилии и посоветовал преподавателю искать дорогих адвокатов.
Впрочем, Коцюбинского пока не уволили и на допрос не вызвали. Я встретилась с ним в Петербурге, когда он ехал кормить домашних животных: мадагаскарских тараканов, жуков, улитку, двух хищных рыб и дальнего родственника шиншиллы, название которого я забыла. "По-моему, они решили выслужиться на фоне общей борьбы с оппозицией — ну, имитации борьбы с имитацией оппозиции,— говорит о пикетчиках Коцюбинский.— Но тема эта скользкая. Зря они туда полезли. В доме повешенного о веревке не говорят. О чем угодно, только не о веревке. Россия развалится через какое-то время, как только с Путиным что-то случится".
"Пулковское время точнее московского"
Коцюбинский, создавший в 90-е годы партию "Свободный Петербург", считает, что экономически обосновывать желание отделиться бессмысленно, особенно в Петербурге, где есть "только амбиции и человеческий капитал": "Основным блюдом является, конечно же, региональная гордыня. Желание быть первым сортом. И недовольство поведением столичного начальства, которое ущемляет чувство собственного достоинства жителей. В основе регионализма — не беззубого в стиле "пусть расцветает сто цветов", а такого, настоящего, "а если что, то отделимся" — лежит ущемленное чувство собственного достоинства". Он вспоминает Косово, Черногорию, алчущих независимости от англичан шотландцев, валлонов и фламандцев, которым "осталось поделить Брюссель", канадский Квебек, где "ждут, чем закончится шотландская история, и говорят о своих референдумах".
"Во всем мире тренд — регионализация. Чтобы все больше и больше появлялось флагов на карте мира. А в России модная тема среди осторожных регионалистов такая: если вы регионам дадите больше полномочий, то они успокоятся, и федерация будет процветать. Но постимперское пространство эволюционирует в условиях свободы только в направлении дезинтеграции. Его можно заморозить, но тогда останавливается развитие, что мы и наблюдаем сейчас. Путин действительно остановил развал страны, что б ни говорила демагогическая оппозиция. Он потопил в крови вторую чеченскую независимость, припугнул регионы, начал назначать губернаторов. Но плата за эту стабильность — отсутствие развития и мысль о том, что из страны надо сваливать в качестве общего дискурса. Как только путинская парадигма исчезнет, Россия снова начнет расползаться. Как только в России случится оттепель, Кавказ снова заявит о независимости, а в ходе обсуждения выяснится, что вообще никто больше не хочет подчиняться Москве и продолжать платить ей дань".
Сторонники преобразования Петербурга и Ленобласти в автономную республику с возможностью дальнейшего самоопределения называют себя ингерманландцами. Это "практикующие краеведы", ратующие за свободную Ингерманландию — она же Ингрия, она же Ижерская земля, она же Ижора. Так называлась шведская провинция, центром которой был предшественник Петербурга — город Ниен (его герб Коцюбинский предлагает поместить на флаг будущей республики). В середине 1919 года северная часть Ингерманландии провозгласила государственный суверенитет — республику Северная Ингрия со столицей в деревне Кирьясало. Государственность Северной Ингрии существовала с июля 1919 по декабрь 1920 года. Для советской власти эти события стали поводом воспринимать ингерманландцев как неблагонадежный элемент.
Сейчас желто-синие флаги ингерманландцев вместе с плакатами "Хватит кормить Москву" и "Пулковское время точнее московского" можно увидеть на всех оппозиционных митингах и шествиях. А в апреле этого года полотнище даже вывесили на матче "Зенит" — "Локомотив": часть болельщиков питерского клуба разделяют идеи "Свободной Ингрии". Но в основном идеологи местного сепаратизма — не бизнесмены, как на Дальнем Востоке, не отставные политики, как на Урале, не молодежь, как в Сибири, а классическая петербургская интеллигенция свободных 90-х. Ингерманландцы — это ученые, журналисты, художники, скульпторы.
Каждый, у кого я беру интервью, дарит мне свою книжку — об особом пути Петербурга, о его роли в балтийском регионе, о московских петербуржцах. Каждый считает, что Петербург — это не какая-нибудь евразийская Московия, что это одна из главных европейских столиц и что только ее не хватает в "кольце" Совета стран Балтии. Каждый вспоминает всероссийский референдум 25 апреля 1993 года, известный по лозунгу сторонников Ельцина "Да-Да-Нет-Да". Тогда за повышение статуса Санкт-Петербурга до уровня республики в составе России высказалось 74,6% жителей города. Еще вспоминают, как в заксобрании в начале 2000-х годов обсуждался проект конституции Невского края с двухпалатным парламентом. Сейчас здесь только грезят о Петербурге, переставшем быть "дальней факторией российского начальства". Цитируют Вергилия, что, дескать, империя милость покорным являет и смиряет войною надменных. Сравнивают Москву с Левиафаном из Ветхого завета, "чудовищем, с которым надо бороться и побеждать". Конечно, тут же оговариваются, что "никакой метафизики места нет": "Если столицу РФ перенести сейчас в Вышний Волочек, значит, все будем ненавидеть Вышний Волочек". О земляках в правительстве, президенте и премьере говорят смущенно, "в семье не без урода", и шутят: "Пока он у нас был, он про права человека рассуждал, про демократию говорил, а приехал в Москву — и черт знает что из человека полезло".
"Если б Путин с Медведевым не были петербургскими, степень негодования была бы на порядок сильнее. Очень сильно подкосило развитие петербургской идеи самостоятельности, что в 1999 году премьером стал Путин,— считает Коцюбинский.— Я тогда прямо почувствовал — все пропало. Кстати, до Путина к петербуржцам по всей стране относились с симпатией, сейчас... А я еще в 2003-м писал в статье "Петербургское покаяние", что когда-нибудь нам придется каяться за Путина. Меня тогда никто даже не понимал".
"Петербург сейчас — это второй сорт"
Практические претензии к федеральному центру у петербургских сепаратистов тоже интеллигентские: удушение интеллектуальной жизни города, уничтожение его архитектурного наследства и неразвитость туристической отрасли.
Санкт-Петербург — регион-донор, деньги здесь водятся. Более того, здесь есть сбывшаяся мечта многих регионалистов России: юридически зарегистрированная "Газпромнефть", чьи налоги идут в городской бюджет, хотя свою нефть компания добывает, разумеется, не в Петербурге и не в Ленобласти (подробнее о крупнейших налогоплательщиках Санкт-Петербурга см. справку на стр. 14). Фактически северная столица забирает налоги, которые могли бы доставаться той же Сибири. Не секрет, что идея перевода крупных налогоплательщиков в родной город принадлежала именно руководству страны, как и затея с переносом в Петербург ряда столичных функций и ведомств, в частности Конституционного суда, знаковых международных встреч вроде саммита G8 или министерских мероприятий АТЭС и крупнейшего в стране Санкт-Петербургского экономического форума, "русского Давоса", из-за которого в середине июня в городе невозможно никуда проехать или снять гостиницу.
Но регионалисты и в свалившихся на город газпромовских деньгах видят минус. "Вот парадокс. С тех пор как у нас здесь зарегистрировали "Газпромнефть", город стал быстрее разрушаться. Он приобретает определенный лоск, но лишается своего главного капитала — архитектуры. Петербург не может сейчас отстроить свою архитектурную политику. Плохо, конечно, совсем без денег сидеть, но деньги кинули вместе с невозможностью влиять на власть",— говорит Коцюбинский.
Во время губернаторства Валентины Матвиенко в городе снесли более ста зданий, имеющих, по оценке ЮНЕСКО, историческую ценность. Каноническая панорама Петербурга, единственного мегаполиса, полностью включенного в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, тоже разрушена: перспективу ломают небоскребы. Строительство делового центра "Охта" с 400-метровой башней-доминантой как раз на месте крепости Ниеншанц удалось перенести с набережной Невы в Приморский район. Сейчас на предназначавшемся для строительства Охтинском мысу остался огороженный забором котлован. Там в числе прочих объектов археологи нашли стоянки эпохи неолита и фрагменты древних крепостей. Ингерманландцы настаивают на создании здесь музея под открытым небом. "Но этим никто не занимается. Оставили под снегом и дождем, а когда все само разрушится, можно будет строить что угодно. А ведь у города есть история и до Петра Первого, здесь было несколько сотен населенных пунктов, включая крупный шведский город Ниен. Но для петербуржцев память о неимперском Петербурге неактуальна".
Вместе с историческим обликом Петербург теряет статус "интеллектуальной столицы". "Сейчас Москва всасывает интеллектуальный ресурс. В Петербурге нет ни одной газеты, которая писала бы на федеральную тематику и распространялась бы по регионам,— перечисляет Коцюбинский.— Городской журнал один ("Собака".— "Власть"). Сколько в Москве научных центров, где кормятся политологи, аналитики, те, которые производят интеллектуальный продукт в качестве основной своей работы? Интеллектуальная, артистическая, художественная жизнь происходит в придворном формате, поэтому все сидят в Москве. Конечно, Петербург сейчас — это второй сорт. Чтоб интеллектуальная жизнь развивалась, должны быть экспертные центры, молодежные кафе, как в Москве, где будут дискуссии, встречи. Для этого нужна атмосфера постиндустриального благополучия — в Москве она есть. Паразитически подпитываемая, потому что вся страна работает на создание такой атмосферы в отдельно взятом городе".
Писатель и историк Константин Жуков рассказывает, что в 90-е годах в школах Петербурга активно развивались предметы регионального цикла. Например, историю Петербурга преподавали с 1-го по 11-й класс. Сам он вел рассчитанный на два года курс "Санкт-Петербург в русской литературе" со специально изданным в двух томах учебником-хрестоматией. "Сейчас это все вытеснили, есть ЕГЭ, от которого зависит поступление в вуз. Поэтому учителю истории сейчас важнее натаскать ученика на тест, чем рассказывать ему о городе Ниене,— жалеет Жуков.— Это очень печально, это лишает людей возможности изучать малую родину. А на самом деле петербурговедение — это такая вещь, на которую можно было нанизывать изучение биологии, химии и прочего".
Петербургские академики в этом году попытались поднять научный статус города: они хотят создать самостоятельное академическое отделение, преобразовать Санкт-Петербургский научный центр РАН в Санкт-Петербургское отделение РАН. "Именно у нас были созданы первая Академия наук, первый академический университет и первая академическая гимназия",— поддержал председателя президиума научного центра Жореса Алферова губернатор Георгий Полтавченко. В феврале они вместе подписали обращение к Владимиру Путину. Но в июне, во время совещания в Минобрнауки, выяснилось, что в федеральном центре совсем не однозначно отнеслись к такой инициативе. "Признавая заслуги петербургских ученых, руководство РАН тем не менее отрицательно относится к идее создания отделений академии, полагая, что такой путь ведет к сепаратизму и ослаблению головной организации",— сообщили журналистам в городском правительстве.
"Для города важна близость к Финляндии"
"Петербург не вписывается в триаду "водка-тройка-балалайка", он хороший европейский город",— говорит ингерманландец, доктор биологических наук, пресс-секретарь Санкт-Петербургского союза ученых Андрей Пуговкин. Он с гордостью показывают мне Шведский переулок с консульством Швеции и ее культурным центром, приход Евангелическо-лютеранской церкви Ингрии, шведскую церковь Святой Екатерины. Днем раньше единомышленники Пуговкина возили меня к гранитному памятнику на месте одного из бастионов крепости Ниеншанц на Неве.
Близость Швеции и Финляндии заметна и в быту: визы петербуржцам выдаются за день; на Финляндском вокзале все остановки электричек по Ленобласти продублированы на финском языке; поезд до Хельсинки идет на час быстрее и стоит в два раза дешевле, чем "Сапсан" до Москвы (40 евро вместо 3500 рублей); пенсионерки на автобусах ездят в Финляндию за рыбой, картошкой и яйцами, а любители по выходным собирают грибы в приграничных лесах, потому что финны их не едят.
"Для города важна близость к Финляндии, и попытки провоцировать конфликты здесь воспринимаются очень негативно",— Пуговкин приводит в пример истории с дележом детей в межнациональных браках, "которые раздувают до федерального уровня". "Или вот вдруг Медведев издает распоряжение, которое запрещает иностранцам покупать недвижимость в приграничных зонах. Финляндия может ведь в ответ тоже запретить. При этом финнов, которые купили квартиры или дома на Карельском перешейке — единицы, а петербуржцев, купивших коттедж в приграничных районах Финляндии,— тысячи". По словам представителей посольства Финляндии, в 2011 году граждане РФ приобрели в их стране 459 объектов недвижимости, в 2010 году — 413. Общая сумма сделок за 2011 год превышает €50 млн. "Финская ипотека дешевле российской, и ее охотно дают, потому что недвижимость все равно остается на их территории. Наш средний класс охотно покупает там дома, лет пять назад $200 тыс. кредита хватало на участок и дом",— говорит Пуговкин.
"Понимаете, люди ведь смотрят на соседей и хотят жить не хуже. А им говорят — это сепаратизм. У нас тот же туризм из-за этих страхов буксует,— говорит журналист "Санкт-Петербургских ведомостей" Виктор Николаев.— Например, Нарва в Эстонии и Иван-город давно пытаются создать единый туристический регион, и им это не удается. Выборг вместе с финскими Коткой и Иматрой хотят делать то же самое — безуспешно. Во всем в этом усматривают сепаратизм. Хотя существует же туристический регион, объединяющий восточное воеводство Польши, Литвы и гродненскую область Белоруссии. И несмотря на то, что в Белоруссии тоталитарный строй, общепризнанная диктатура и она не входит в Евросоюз, они прекрасно развивают этот туристический еврорегион. Везде идет общая реклама, перекрестное финансирование от европейских грантов, введены единые туристические стандарты, от стоянок для палаток до хостелов с обязательным вайфаем. И это фактически отмена границ. Мы выступаем именно за такую отмену границ, за свободное перемещение хотя бы в рамках приграничного сотрудничества".
"Москали — это что-то пришлое и очень противное"
В день взятия Бастилии на площади Европы приверженцы европейского пути развития региона провели "Европейский марш — 2012". 50 человек с флагами Евросоюза, растяжками "Петербург — в Европу!" и плакатами вроде "Путин — угроза национальной безопасности всех стран" собрались в Приморском районе на набережной. Открылся митинг "Марсельезой", продолжился лекцией о взятии Бастилии с историческими параллелями, обострился претензиями полицейских к призывам остановить гомофобию и закончился небольшим шествием. Ингерманландка журналист Светлана Гаврилина, говорившая с импровизированной сцены о насущности регионализма и державшая растяжку "Хватит кормить Москву", объяснила мне, что у многих петербуржцев к Москве "теплое, даже сочувственное отношение". "Эти жалкие люди из Москвы привыкли жить в сознании столичного статуса, и вдруг они начинают понимать, что стали заложниками злого монстра, города, которым они почему-то гордились. Даже самые умные люди, которые живут в Москве, необычайно ограниченны. При всех своих ресурсах они оказываются либо невероятно беспомощными, либо очень наглыми, как только отъезжают в регион. И когда они в Петербурге сталкиваются с проявлениями того, с чем когда-то сталкивались русские в независимых странах Балтии, то они теряются. Москвоцентричностью заражены и некоторые люди в Петербурге — но обычно это дети тех, кто в 70-е приехал сюда работать по лимиту, ну какое воспитание они могли получить?"
У ингерманландцев в ходу термин "москаль" — синоним дальневосточного слова "федерал" и сибирского "оккупант". Петербургские регионалисты определяют его так: "Москаль — это идейный сторонник политики, начатой в XIV веке московскими князьями и выдвигающей в качестве высшей цели создание, поддержание и укрепление централизованного милитаристского государства. Его признаки: как можно более широкие полномочия верховного правителя; подчинение всей духовной жизни правительственной регламентации; всеобщая принудительная государственная служба; систематическое пренебрежение правами личности, а также нравственными и эстетическими соображениями ради увеличения военно-политической силы государства; административные запреты и ограничения на культурный и экономический обмен с внешним миром; высокая доля ресурсов, изымаемых у населения, поступающая в распоряжение центрального правительства; столица в Москве".
Передразнивая московское "аканье", Гаврилина рассказывает мне, как в Калининграде дети играют "в войну" между русскими, немцами и москалями. Русские с немцами то мирятся, то ругаются, а с москалями сражаются и те и другие. "Москали — это что-то пришлое и очень противное. Но, понимаете, Калининграду проще, он от этой Москвы отделен несколькими границами. А Петербург напрямую под давлением этой Москвы. Вокруг себя Москва все соки уже выпила, маленькие области вокруг нее — это же выжженная земля, где, как уверены москвичи, живут одни пенсионеры. А у нас еще есть свои силы и свой разум. К черту этот федеральный центр".
Патриота Ингерманландии Даниила Коцюбинского (слева) вскормила неприязнь к москалям, умноженная на любовь к допетровской истории Ленинградской области
Марширующие в Европу петербуржцы не против, если остальная Россия потеряется по дороге
Сравнение социально-экономических показателей России, Санкт-Петербурга, Ленинградской области и Эстонии
|
*Расходы бюджетов всех уровней.
Источник: Росстат, Национальная статслужба Эстонии, Eurostat, Эстонский институт экономических исследований, ВОЗ, расчеты "Власти". Денежные показатели для Эстонии пересчитаны из евро в рубли.
