Сразу после избрания на пост губернатора края АЛЕКСАНДР ЛЕБЕДЬ дал интервью корреспонденту Ъ ДМИТРИЮ Ъ-СОЛОПОВУ.
— С чего начнет губернатор Лебедь?
— В газете "Красноярский край" уже был опубликован законопроект "Об отзыве губернатора". Я считаю, что надо начинать с себя. Думаю, краевое законодательное собрание закон примет. Я себе сжигаю мосты. Если вдруг граждане увидят, что я пришел сюда готовиться к выборам, грабить регион, то вот вам механизм: зарвавшегося губернатора — отозвать.
— То есть Красноярск не будет трамплином для президентских выборов?
— Что такое трамплин? В принципе, он может быть трамплином, если все начнет расцветать, все начнут жить, увидят, что эти разрозненные компоненты сложились в систему. Что пошел процесс если не бурного, но подъема, если все упершиеся и перекрестившиеся убедятся, что стоят на правильной дороге. Тогда это может быть трамплином.
Я пока не знаю, сколько мне для этого потребуется времени. Мне важно самоутвердиться сегодня. Я был очень хорошим командующим армией. Я носил погоны. Мне сегодня важно утвердиться в качестве человека, который способен организовывать жизнь в другой сфере, в гражданской. Поэтому я сюда пришел.
Так что разговоры об этих прыжках, если край начнет валиться, я тут сдуру под улюлюканье родного Красноярского края брошу все через год-полтора и прыгну в президенты,— они просто смешные.
— После принятия закона об отзыве губернатора встанет вопрос об отношениях с центром?
— Я никого не знаю в правительстве Кириенко, но я надеюсь с ними познакомиться, не вижу в этом особенных проблем. Не вижу оснований для конфронтации. Если мною будут предложены нормальные схемы взаимодействия, министры во главе с премьер-министром на них пойдут... Выбирать не приходится. Со своей стороны я просто гарантирую наличие таких схем с их детальной научной проработкой.
— Тем не менее многие московские политики до второго тура выборов высказывались прямо против вашей кандидатуры. Вы не боитесь изоляции?
— Абсолютно не боюсь. Схема работы с регионами, которая действовала и продолжает еще действовать, абсолютно непригодна. Эту схему можно изменить эволюционным путем, если вовремя сделать выводы, внести корректуру в региональную политику. Такой спокойный обеспеченный переход. В противном случае последует что-нибудь взрывное, стихийное, социально опасное. И тут выбора нет.
Я побывал в Норильске — прекрасный пример, чтобы разобраться. Во-первых, туда долбили дорогу костями зеков и отстроили там колоссальные богатства. В этом замечательном промышленном районе — потому что он состоит из нескольких городов — почти 40 тысяч пенсионеров, которым некуда и не на что выехать. При минимальном прожиточном уровне 1470 рублей пенсию они получают по 500 рублей, компенсировать недостаток денег картошкой ведь невозможно — по понятным причинам. 25 тысяч безработных.
К чему идет этот город — объективно? Либо за это лето будет организована система, которая вернет людям надежды, и люди будут терпеливо ждать, либо город станет бандитским. Если нечего есть, если некуда податься и ты сильный — а там слабых не держат просто, значит, идешь продавать кирпичи в подъезд соседа, а он — в твой подъезд. Ситуация совершенно безнадежная. Так вот, разумный правитель никогда не дает котлу переполниться паром до состояния, когда происходит взрыв. Пароспускные клапана должны быть обеспечены.
— И какие клапаны готовы у вас?
— Самое разумное решение, которое не потребовало бы денег из казны,— освободить АО "Норильский комбинат" на пару лет от уплаты федеральных налогов и на эти деньги отселить оттуда людей и тем самым разрядить социальную атмосферу, снизить расходы на содержание дикой ветшающей инфраструктуры. И в общем-то он, я думаю, возместит эти деньги, если его освободить от груза в 60 с лишним тысяч человек.
— Вы представляете, какое сопротивление встретит эта инициатива?
— Еще сложнее будет регулировать социальные взрывы, они вообще не регулируются по жизни. То, что произошло с Советским Союзом, в общем-то сегодня реально угрожает России. Людей довели до отчаяния. Это просто констатация печального факта. Социальные взрывы вообще не регулируются, поэтому либо с какими-то потерями, с какими-то издержками, но принять здравое решение, дабы разрядить ситуацию, либо, желая получить новенькую, не получить ничего.
Я, поймите меня правильно, совершенно никому не собираюсь возражать, мне дико то, что никто не принимает мер. Начальников всегда били за то, что они не принимают мер. На то начальники существуют. Плохой начальник, когда что-то произошло, он начинает по факту бить по хвостам, разбирать. Разумный начальник принимает меры заранее, да? Прогнозирует, смотрит, взвешивает, решает, платит, принимает меры к тому, чтобы работало предприятие, чтобы людей, которые, по понятным причинам, оказались лишними, дать им какие-то надежды, отстроить для них дорогу.
— Красноярский край называют средоточием интересов различных финансовых групп. Какой вы видите расстановку сил и как будете регулировать интересы финансовых структур?
— Нет такого крупного банка в России, нет такой значительной финансово-промышленной группы, которая здесь не имела бы интерес. Система хозяйствования в богатейшем крае была такова, что край превратили в кладовку, где хозяйничали все кому не лень. Я за то, чтобы в нашей стране развивались рыночные отношения, я за то, чтобы люди работали и зарабатывали, готов приветствовать интересы всех банков и ФПГ, но на то и существует краевая власть, чтобы она эти интересы регулировала. Разобравшись в этой ситуации, я пришел к единственному, на мой взгляд, верному решению: власть должна быть в центре. На равном удалении от нее — все остальные. Власть — арбитр, строгий, но справедливый. Власть увязывает интересы, власть разводит дерущихся, власть никому не дает натянуть одеяло на себя.
Да, все эти группы и банки в край уже вошли — до меня. И всем им будет оказано должное внимание — по факту. Нравится мне это или нет. Другое дело, что кто-то вошел основательно, как ОНЭКСИМ, как "Российский кредит", как "Альфа-групп", кто-то менее значим, но все здесь присутствуют так или иначе. И во многих случаях идет такая подспудная, подстольная финансовая война, причем, если посмотреть на нее со стороны, часто бездумная война. Мне не нравится какой-нибудь Иванов, и я с ним дерусь, потому что я дерусь, как говорил Портос. Плохо мне, плохо Иванову, плохо экономике, плохо всем, но мы деремся. Так кто-то должен регулировать эти отношения.
Я закладываю основу такой политики, чтобы край как минимум ничего не терял, как максимум — что-то приобретал. Край ничего терять не должен. Прежде всего люди, которые здесь живут, на очень богатой земле. Этим людям просто стыдно есть комбикорм и собак, когда вокруг такое несметное богатство.
— Вы больше похоже на Робин Гуда или на Данко?
— Я не собираюсь лезть в высокие сферы. Мне надоел бедлам на земле, на которой я живу. Вот есть потенциальная возможность жить. Почему она не реализуется? Но я не претендую ни на роль Данко, ни на роль Робин Гуда, не собираюсь ни у кого ничего отнимать, я категорически по жизни против всевозможного политического экстремизма. Просто против. Мне это даром не надо. Я как-то в силу своего воспитания не могу быть сепаратистом. Мне смешно одно, когда еще я был в Москве, постоянно навивалась мысль: вот имперский генерал, вот националист. Стоило мне отъехать на четыре тысячи километров, как тут же развернули телегу в другую сторону. Уже сепаратизм.
Я не мыслю себя ни инициатором, ни участником проявлений сепаратизма. Я предпринимал шаги для того, чтобы наше отечество осталось целостным, единым, неделимым. Я не начинал войн, я их прекращал.