В Канне фильмом Алексея Балабанова "Про уродов и людей" открылись "русские дни". Сразу после каннской премьеры режиссер фильма АЛЕКСЕЙ БАЛАБАНОВ дал интервью обозревателю "Коммерсанта" АНДРЕЮ Ъ-ПЛАХОВУ.
— Тема уродства стала центральной на нынешнем фестивале, сменив (или видоизменив) прошлогодний лейтмотив насилия. Как вам удалось так точно попасть в каннский контекст? Сыграло ли роль то, что вы третий раз участвуете в программе Канна?
— Скорее сыграло роль некое состояние мира, то, что в нем происходит. Я собирался снимать этот фильм три года назад, но тогда не удалось. Думал, опоздал, а оказалось, что именно сейчас попал в точку. Бывают такие мистические совпадения.
— Говоря о "состоянии мира", вы имеете в виду вездесущность зла? Как вы относитесь к своим героям — пионерам русской фото- и кинопорнографии? И почему выбрали именно их?
— Герой Сергея Маковецкого не есть воплощение зла. Он делает свое дело с увлечением и растлевает, не осознавая этого. В результате он сам оказывается жертвой. Для меня это герой, который несет что-то новое: в данном случае кино вместо фотографии. Он — некий "новый русский". Но вообще, в моей картине нет никаких символов, это история любви, самый традиционный любовный треугольник, только помещенный в необычную среду — порнографов, слепых, сиамских близнецов. Меня всегда интересовали эти явления, а после того как в Гамбурге в эротическом музее я увидел старые порнооткрытки, захотелось сделать этот фильм.
— Но разве не символ — сиамские близнецы, одного из которых влечет к добру, другого — к пороку, одного — на Запад, другого — на Восток?
— Восток--Запад — это единственный символ в картине, которая сначала называлась "Ехать никак нельзя". В то время все уезжали из России, а я считаю, что надо жить в России.
— Как вам удалось снять абсолютно безлюдный Петербург и Маковецкого на льдине посреди Невы?
— С помощью белых ночей и ГАИ, перекрывавшей движение.
— Как вы относитесь к буржуазии и буржуазности — в жизни и в искусстве?
— В быту я не буржуазен и буржуев не люблю. Недолюбливаю американцев за то, что для них главное — греть собственную задницу. А всякий комфорт убивает дух беспокойства и мешает творчеству.
— По поводу фильма "Брат" вас уличали в великорусском шовинизме и в то же время в левачестве.
— Я никакой не шовинист. Что касается героя "Брата", то он не может быть политкорректным, поскольку это парень из русской провинции. В России столь же часто можно встретить негативное отношение к евреям или кавказцам, как во Франции к алжирцам и в Америке к неграм. Но там умеют это скрывать. Моему герою скрывать нечего, и мы не делали политкорректный фильм. Эту линию мы даже усилим в "Брате-2", действие которого будет происходить в Москве, Нью-Йорке и Чикаго.
— "Брат" не похож на ваши другие картины — изысканные притчи. Какую из этих двух линий вы намерены развивать?
— В идеале я бы хотел снимать по очереди — один арт-фильм и один коммерческий.