Поперек батьки в Тору
Лидия Маслова о «Примечании» Джозефа Седара
"Примечание" — драма настолько же семейная, насколько и производственная, если можно считать филологию производством смыслов: картина исследует отношения между отцом и сыном, подвизающимися в такой существенной для Израиля академической отрасли, как изучение Торы. "Примечание" было выдвинуто на "Оскар" от Израиля, а в прошлом году удостоилось в Канне приза за лучший сценарий — он действительно очень ловко поворачивает разными сторонами амбивалентные отношения между ближайшими родственниками, не поделившими вроде бы бескрайний и бесконечный Талмуд, хотя, учитывая габариты этого литературного памятника, его должно хватить еще на много поколений еврейских отцов и детей.
Первая ненавязчивая режиссерская шутка в "Примечании" заключается в том, что живущие вместе отец и сын Школьники, представляющие две противоположные отрасли талмудистики, внешне не очень различаются по возрасту — сыну (Шломо Бар-Аба) придают солидности очки и седая борода, а отец (Лиор Ашкенази) находится в хорошем тонусе из-за постоянного недовольства и раздражения. Главной его причиной являются коллеги-халтурщики, изучающие Тору не так, как кажется правильным старшему Школьнику, но тем не менее систематически получающие премию Израильской академии наук в талмудистской номинации, между тем как настоящий, глубокий и скрупулезный исследователь вот уже 20 лет оказывается обойден вниманием, в том числе и из-за происков его основного соперника, в свое время укравшего у него какое-то принципиальное открытие. Теперь, благодаря одному нелепому недоразумению, сын тоже оказывается прямым конкурентом отца, ревнующего его к успеху и считающего его поверхностным, недостаточно трудолюбивым и въедливым исследователем. Что такое поверхностность, режиссер Седар наглядно объясняет в самом начале, когда младший Школьник, своего рода поп-звезда в талмудистике, выступает на очередном собрании в его честь и рассказывает байку, как в восемь лет он не мог заполнить в анкете графу "профессия отца" — хотелось написать как-то попышней, но слов не нашлось и пришлось ограничиться простым определением "учитель". Это оскорбительное в своей непритязательности и скромности слово отец пронесет через фильм, чтобы в финале наконец гневно взвиться, выплеснув всю накопившуюся обиду на сына в гневном возгласе: "Я не учитель, я — филолог!" Но перед этим Джозеф Седар покажет разнообразный ассортимент приемов, которыми отец может прищучить сына, не оправдавшего его ожиданий, или, наоборот, слишком превзошедшего его ожидания. А изобретательный ум исследователя древней книги подсказывает ему самые парадоксальные методы педагогического воздействия, начиная от кражи вещей сына из раздевалки спортклуба, где тот играет в теннис, и заканчивая откровенным газетным интервью, после которого сын чувствует себя как оплеванный. Интервью, похожее на вербальную порку, режиссер монтирует параллельно с творческими муками сына, вынужденного сочинять формулировку, с которой академия наук наконец наградит заветной премией его отца,— и чем более уничижительные определения находит отец для сына, тем более пафосные и торжественные формулировки приходят в то же время в голову сыну для описания отцовских заслуг. Из этого, однако, не следует, что автор "Примечания" на стороне младшего Школьника, хоть он иногда и выглядит более терпимым и разумным, чем старший, упивающийся своими обидами и в общем-то довольно несносный. Джозеф Седар вообще автор очень увертливый, и его трудно поймать на том, что он кому-то подсуживает в этой схватке двух самолюбий: насмешку и сочувствие он распределяет между отцом и сыном примерно поровну. С одной стороны, довольно смешон со своим тщеславием старенький профессор, считающий главным достижением своей жизни то, что обожаемый учитель упомянул его мелким шрифтом на полях своего грандиозного труда, приписав пару теплых, но возможно, ничего на самом деле не значащих слов. А с другой стороны, никто не застрахован от риска оказаться несущественным примечанием на полях чьей-то жизни — в конечном итоге фильм Джозефа Седара именно об этом, а совсем не об Эдиповом комплексе на фоне любви к Талмуду.