Иностранные инвесторы, наконец, поверили в российский венчурный рынок, считает основатель Runa Capital, Acronis и Parallels Сергей Белоусов. О стратегии своих фондов и компаний, а также почему не получилось привлечь инвестиции от Сколково, Сергей Белоусов рассказал в интервью "Ъ".
— Как вы распределяете свое время между Acronis, Parallels (разрабатывают программное обеспечение.--"Ъ") и фондом Runa Capital и другими проектами?
— Думаю, что где-то 50% времени уходит на Runa, 30% — на Parallels, 20% — на все остальное. В моей нынешней должности председателя правления и главного архитектора Parallels я занимаюсь вопросами стратегического развития компании, постановкой основных целей и направлений ее работы, кроме того, я по-прежнему целиком вовлечен в разработку продукта и ряд особенно перспективных новых направлений. Например, в числе прочих курирую направление, связанное с мобильными устройствами. Часть времени я посвящаю компании Acumatica, которая сделала лучшую в мире "облачную" ERP-систему для среднего бизнеса и теперь растет темпами более чем 300% в год. Но большую часть времени я уделяю Runa Capital и ее портфельным компаниям.
— В 2009 году выручка Parallels составила $100 млн. Раскроете свежие данные?
— Мы растем очень быстро и никогда не прекращали расти даже в самые острые моменты кризиса, но комментировать это, к сожалению, я не имею права. Можно в принципе мне задавать любые частные вопросы, я на них отвечу, но про финансовые показатели — нет. Потому что таковы правила для компаний типа Parallels на той стадии, на которой она находится. Могу сказать, сколько у нас сотрудников, но это малоинтересно.
— Почему же?
— Около 900 человек.
— В 2008 году была тысяча, да?
— В 2008-м была 1 тыс., потом стало 600, а сейчас 900.
— Выросли после кризиса?
— Нет, Parallels всегда росла, просто на тот момент мы купили восемь компаний. И просто были лишние сотрудники, мы их уволили, параллельно продолжая органический рост. Для технологических компаний кризисы не очень страшны. Во время кризиса экономика, которая обычно растет на 6% в год, начинает уменьшаться со скоростью 2% в год. Разница в 8%. Если технологическая компания растет в год на 50%, то во время кризиса замедляется до роста 40%. Это тоже очень быстро. Я думаю, в течение десяти лет Parallels может войти в число 30 или даже 20 крупнейших технологических компаний мира. Что будет неплохим показателем по мировым меркам в нашей области.
— А как растет рынок софта, "облачных" сервисов?
— Размер рынка "облачных" вычислений пропорционален объему малого бизнеса. Скажем, в Америке во время кризиса огромное количество людей было уволено. Что это значит? Это значит, что они пошли и открыли маленькие бизнесы. Количество тех, кто начинает пользоваться информационными технологиями из "облаков", будет стабильно расти на 20-40% в год следующие десять лет. Это достаточно быстро, но при этом взрывного роста я не ожидаю.
— За последнее время доля акционеров Parallels менялась?
— Какие-то изменения были, но очень маленькие. Есть компания Second Market, которая предоставляет услуги по продаже акций тем, кто хочет их купить. Там иногда продаются акции и Acronis, и Parallels. Но даже 1% не продалось. Основные акционеры — я и Илья Зубарев. У нас 50%, еще крупные акционеры — Bessemer Venture Partners, Insight Partners. У остальных акционеров — Almaz Capital, Russia Partners, Intel Capital — маленькие доли, а большая доля компании принадлежит многим сотням ее сотрудников.
— Какие планы по дальнейшему развитию Acronis?
— То же самое, что и Parallels: дальнейший рост, выпуск новых продуктов, удовлетворение партнеров и клиентов, улучшение бизнес-процессов и увеличение прибыльности. Предполагаются и возможная продажа компании, и возможное IPO, и просто выплата дивидендов. Acronis — более взрослая компания по своему внутреннему состоянию, поэтому для нее выход на IPO имеет больше смысла, чем для Parallels.
— В какие сроки?
— Не могу назвать.
— Вернемся в 2009 год. Какой была ваша роль в инвестициях Almaz Capital в "Яндекс"? Покупали ли вы сами акции "Яндекса"?
— Фонды налагают на своих партнеров некие ограничения, которые носят скорее моральный, чем юридический характер. Если фонды куда-то инвестируют, то партнеры не должны туда же инвестировать самостоятельно. Вообще, партнеры чаще всего инвестируют только деньги фонда. Это ответ на ваш вопрос, хотя при этом я даже никогда и не рассматривал свою личную инвестицию в "Яндекс". Если Almaz инвестировал, моя роль такова: мы обсудили, купить или нет акции "Яндекса", и решили, что это интересно. И действительно, получился очень хороший возврат. Даже несмотря на то что акции были куплены у большого и взрослого "Яндекса" незадолго до IPO.
— Almaz в итоге продал акции в ходе размещения?
— Не полностью продал. Я даже не помню.
— Почему вы решили заняться венчурным инвестированием?
— Я всегда занимался инвестированием помимо основной своей деятельности. Вкладывал в пару десятков проектов, а сейчас просто решил это формализовать.
— И когда родилась идея создания Runa Capital?
— Эта идея была частично инициирована российским правительством. Они хотели, чтобы в России развивались стартапы. Мы стали разговаривать, и пришла идея открыть фонд посевных инвестиций, в конце 2009-го — начале 2010 года.
— Как раз когда запускалось Сколково?
— Только начиналось, да. Если говорить о мотивации создать такой фонд, частично его создало Сколково. Мы думали, что будем тесно сотрудничать со Сколково, что фонд "Сколково" будет делать инвестиции в наш фонд. Этого не произошло, у нас частные инвесторы. Но мы при этом со Сколково сотрудничаем, наши стартапы сотрудничают.
— А почему не получилось получить инвестиции от Сколково?
— У них другая модель — всевозможные льготы и прямые гранты проектам, а не фондам. Наверное, пока Сколково — единственная нормально функционирующая организация среди существующих в России институтов развития. Если посмотреть на список проектов Сколково — это вполне разумные проекты, совсем плохих там нет. Если посмотреть на то, что сделали "Роснано" и РВК,— там за гораздо большее время получено значительно меньше видимых результатов.
— Кто пайщики Runa Capital?
— Приблизительно 25% фонда — это те, кто участвует в инвестиционном комитете. А остальные деньги международных технологических предпринимателей, в основном из бизнеса, который окружал Parallels. Люди из хостинга, поставщики хостеров Go Daddy, One and One, Endurance, Host Europe, Softline, MediaTemple, Intermedia, Dr.Web и многие другие. И один институциональный инвестор — Quest Software. Самый большой вклад пайщика — $10 млн. Остальные — международные финансовые предприниматели, которые зачастую имели отношение к России,— это французы, американцы, шведы, норвежцы, костариканцы, мексиканцы. Всего около 50 инвесторов. Российских денег в фонде, наверное, 15%.
— Какая стратегия у Runa Capital?
— Есть несколько частей этой стратегии. Сначала мы планировали собрать фонд размером $15 млн, потом $30 млн, потом $50 млн, но в итоге его размер сначала был $75 млн, и совсем недавно мы увеличили его почти вдвое — до $135 млн. Поэтому инвестировать мы собираемся до $10 млн в каждую компанию. Наиболее комфортные для нас суммы — $3-5 млн и миноритарный пакет. Отдельно мы инвестируем небольшие суммы в пределах от $100 тыс. до $1 млн в команды, разрабатывающие веб-проекты, и потом фактически инкубируем их, помогаем превратить технологию в продукт и выйти на рынок.
Наличие хорошей команды и хорошего лидера является для нас очень-очень важным, основатели нынешних портфельных компаний зачастую вышли из топ-менеджмента лидеров российских и зарубежных технологических компаний, имеют хорошее образование, международный опыт и историю успеха. Мы стараемся инвестировать в команды, которые решают реальные проблемы, стоящие перед людьми, бизнесом, обществом. Не какие-то поделки, фичи, не просто заработать денег, а чтобы это была нужная людям вещь. Мы будем инвестировать только в проекты, которые можно масштабировать до годового оборота $100 млн меньше чем за десять лет. Либо до сотни миллионов пользователей. Если проекты на глобальном рынке неконкурентоспособны, чаще всего они нам неинтересны.
Мы инвестируем только в мобильные приложения, программное обеспечение, интернет-сервисы, сейчас активнее смотрим на консьюмерские проекты. Но, так или иначе, мы инвестируем в то, что подразумевает большой труд программистов. Мы стараемся инвестировать в проекты, у которых есть значительная технологическая составляющая. Когда есть технология, которую могут разрабатывать 100 или 1 тыс. человек в мире. Мы стараемся инвестировать в проекты, которые могут использовать расширенные "облачные" сервисы для малого бизнеса, в области, где Parallels активно участвует. Это может быть и социальная технология из области социологии группового поведения, которую можно было бы запатентовать. Если посмотреть на партнеров нашего фонда, то общий годовой оборот компаний, которые они создали на "облачных" технологиях, превысил $5 млрд. И последнее — мы инвестируем в проекты, которым можем активно помогать. В конечном итоге все упирается в наличие хорошей мотивированной команды, наличие правильной проблемы, которую нужно решить. Если мы сможем использовать нашу экспертизу, то все будет хорошо. Примером является компания Jelastic. Она делает решения для того, чтобы предоставлять платформу как сервис. Это очень мотивированная команда. Для того чтобы начать заниматься проектом на небольшое финансирование, которое мы предоставили сначала, они оставили семьи в разных городах России и все дружно переехали в Житомир.
— Какова стратегия выхода из активов?
— Мы — фонд предпринимателей. Это означает, что у нас среди партнеров нет фактически ни одного институционального инвестора. У нас есть люди, которые работают в Goldman Sachs, или Lazard, или UBS, но лишь потому, что банк купил их бизнес. Для нас exit — это последствие того, что бизнес хорошо и успешно развивается. Может быть, мы захотим продать часть или всю долю. Одна из частей нашей бизнес-стратегии, что мы так сильно стараемся помогать, делает нас в некотором смысле сооснователями стартапа. Поэтому мы можем сидеть в стартапе очень долго, у нас нет напряжения, если стоимость стартапа растет. Институциональный инвестор вкладывает чужие деньги и зарабатывает сам только после выхода. В нашем стартапе наши деньги, и в случае выхода их нужно снова куда-то вкладывать. Деньги сами по себе не являются конечной задачей.
— Но есть цель заработать?
— Заработать нужно стоимость компании, ее ценность для рынка, не обязательно деньги. Получать в виде денег нужно только то, что надо тратить или инвестировать. Представьте, у меня есть актив на $10 млрд, но ежегодно я трачу $10 млн и инвестирую $1 млрд. Я не хочу продавать сразу на $10 млрд, потому что я получу их на счет, а смогу инвестировать только часть. Мы хотим выходить из бизнеса тогда, когда это имеет смысл. Нет необходимости выходить из бизнеса именно через год, через три, пять, десять лет. Как получится, так получится.
— За последний год фонд Runa Capital увеличился в несколько раз. С чем это связано?
— Просто мы нашли очень много желающих давать деньги нашей команде под управление. Это большое количество желающих дать деньги под большое количество проектов. Кроме того, поток стартапов, которые приходят к нам за деньгами, за последний год увеличился в несколько раз. Мы собираемся проинвестировать этот фонд до середины 2013 года. Думаем, что вложим еще в 30-40 проектов. Дальше мы начнем инвестировать в новый фонд.
— Почему Runa Capital хотя и инвестирует в компании разных секторов, но преимущественно только на ранней стадии развития?
— Изначально большинство людей, участвующих в нашем фонде, считали, что мы очень хорошо понимаем, как развивать компанию с оборотом от нуля до $100 млн. На ранней стадии, когда обороты маленькие, стратегия не очень устоявшаяся. Мы в этом разбираемся. Сейчас, с увеличением фонда, Runa Capital может инвестировать в компании на всех стадиях развития. В нашем портфеле и в пайплайне есть и несколько компаний более поздней стадии — например, недавно мы вложились в успешный, прибыльный центр электронных торгов B2B-Center совместно с фондами Insight Venture Partners, Da Vinci Capital и Alpha Associate.
— Есть ли на рынке венчурного инвестирования структуры, у которых Runa Capital мог бы поучиться?
— Конечно. Insight Venture Partners — замечательная модель инвестирования, в особенности на стадии роста. У нас уже несколько совместных инвестиций. Удивительно, что они находятся в Нью-Йорке и редко ездят в Россию, но нашли здесь больше инвестиций на стадии роста, чем мы.
Мы учимся у Bessemer Venture Partners, ее партнер Джереми Левин на данный момент входит в десятку самых крутых венчурных инвесторов в мире, по версии Forbes. Он уже вышел из двух бизнесов на сумму более чем $1 млрд, и будут еще три сделки. В его портфеле есть Parallels, Pinterest, LinkedIn, Yelp. Это он предложил нам инвестировать в Nginx, а сам не стал: он не инвестирует в проекты на посевной стадии. Он очень заинтересован в этой инвестиции, может быть, в следующем раунде.
С опасливым уважением относимся к Sequoia Capital. Настоящие предприниматели, которые входят в нашу команду, предпочитают инвестировать с малой вероятностью полного провала. В нашем случае мы предполагаем, что из десяти проектов, в которых мы участвуем, будут два неудачных. А Sequoia предполагает, что из десяти будут девять неудачных, а один — Google. Эта стратегия антипредпринимательская. Предпринимателю очень обидно, когда проект оказывается ошибкой. Мы предпочтем сделать 40 инвестиций, из которых 30 вырастут в серьезные компании, чем сделать 40 инвестиций, из которых четыре принесут большие возвраты, одна из них будет уровня Mail.ru Group или Facebook, а остальные провалятся. Мы не можем себе этого позволить.
— Один знакомый венчурный инвестор рассказал мне о существовании правила "первый фонд — комом", то есть деньги будут потрачены впустую. Вы согласны?
— В послужном списке нашей команды очень маленький процент неудачных стартапов. Плюс у нас уже есть более чем 20-летний опыт создания технологических бизнесов по всему миру. Кроме того, мы активно участвуем в жизни портфельных компаний, тратя много сил и времени наших партнеров и экспертов на помощь в разработке программного продукта, развитии бизнеса, решении операционных проблем и привлечении инвесторов на следующих раундах. Исходя из этих соображений, у нас должно получиться.
— Есть ли у Runa Capital сделки, которые в случае заключения дали бы большие возвраты, а вы от них отказались?
— Пока нет, но наверняка будут. "Отказались" — это очень сильное слово. Были те, которые мы не сумели получить. Сейчас, может, кандидаты, и мы откажемся, и, возможно, зря... Если мы откажемся от инвестиций в то, что станет потом Google,— это не делает наш фонд неуспешным. Если бы Sequoia отказалась от Google, то ее фонд был бы в минусе. В нашем случае у нас много компаний, каждая их которых приносит возврат. Не тысячекратный, а десятикратный. Поэтому, если мы отказываемся, у нас есть чувство недополученной прибыли, а не чувство потери.
— Когда запускалось Сколково, то вы активно участвовали в обсуждении его повестки, потом Parallels стал резидентом, получил грант иннограда. Привлекают ли вас к обсуждениям или консультациям других президентских или правительственных инициатив?
— Основное, куда меня и Сашу Галицкого (сооснователь Runa Capital.— "Ъ") привлекают,— это Сколково. Мы еще активно общаемся с мэрией Москвы, в частности департаментом инноваций и его руководителем Алексеем Комиссаровым. Они сейчас пытаются что-то делать лучше, чем предыдущая администрация. Также мы сотрудничаем с Республикой Татарстан. Может быть, там тоже построится иннополис, некая IT-деревня. Недавно я приехал из Томска, там тоже что-то подобное делают. Потом — Минкомсвязи, Фонд Бортника, иногда проявляется РВК.
— Почему, как вы думаете, газета Financial Times посчитала вас одним из 25 людей, помогающих развитию прогресса в России?
— Наверное, потому что я такой же красивый, как Ксения Собчак (смеется). (Ксения Собчак также фигурировала в том рейтинге.—"Ъ".) Наверное, есть понимание, что российские бизнесмены первого поколения, как Мордашов, Прохоров, Абрамов, вроде бы заработали деньги на натуральных ресурсах и это не так здорово, хотя я с этим совершенно несогласен, бизнес — это бизнес. Они (Financial Times.—"Ъ") решили, что IT — это круто и всех основателей больших IT-компаний нужно вписать в этот список.
— Вы себя относите к бизнесменам первого поколения?
— Да, но я не зарабатывал ничего на натуральных ресурсах и приватизации. К сожалению. Я просто чуть-чуть моложе и не сообразил.
— В России последние несколько лет начали работать более десятка венчурных фондов, инкубаторов, акселераторов. С чем это связано?
— Есть три основные причины. Когда мы поднимали свой фонд, мы ходили и убеждали инвесторов, что российские технологические команды — это хорошо. А нам отвечали, что выходов-то нет. Сейчас есть выходы. IPO Mail.ru — на $7 млрд, "Яндекса" — на $10 млрд. "Лаборатории Касперского" продали свою долю по оценке $1,5 млрд. Инвесторы сразу хотят прибежать и найти еще таких компаний. Второе — у нас всегда так бывает, что в фарватер государства выстраивается все остальное. Выстраиваются много людей, много проектов, а значит, появляются инвесторы. Это самовозбуждающаяся ситуация. И третье — фондам больше всего важно, не чтобы была демократия и справедливость, а чтобы была стабильная политическая ситуация. Создается впечатление, что в ближайшие пять-десять лет будет стабильность. Мне кажется, инвесторы положительно к этому относятся. Не к Путину, Медведеву, а к тому, что есть стабильность.
— Сильно ли за последние десять лет изменились правила ведения бизнеса в мире?
— В технологическом бизнесе нет. Если вы читали Библию, то в некий момент Иисус Христос говорит Понтию Пилату: "Ты не властен надо мной, потому что я не от мира сего. Я царь, но не в этом мире". Есть мир, который привязан к реальным активам: недвижимости, золоту, алмазам, нефти. И в этом мире одни правила. А есть мир, который привязан к интеллектуальной собственности. Интеллектуальная собственность — в головах людей, над ней нет такого прямого контроля. Что касается последних десяти лет, то стало проще вести технологический бизнес. Появились Сколково, иннодеревни, технологические зоны. На это стали обращать внимание. Это мотивирует молодых людей заниматься инновациями, и появляется больше стартапов.