"Об употреблении солдат к своим услугам и корысти"

С 1696 по 1796 год в России 18 раз принимались законы, запрещавшие командирам эксплуатировать солдат в личных целях. Однако принуждение нижних чинов к подневольному труду не прекращалось. Руководитель историко-архивной службы ИД "Коммерсантъ" Евгений Жирнов выяснял, как властям Российской Империи все же удалось значительно уменьшить остроту этой проблемы.

"И дров сечь отнюдь не велеть"

Если внимательно присмотреться к законодательству дореволюционной России, впрочем, как и к советскому законодательству, можно заметить интересную закономерность. Царские и императорские указы вместе с указами Сената и высочайше утвержденными решениями правительственных учреждений о борьбе с некоторыми видами преступлений повторяются с удивительной частотой. Причем большинство из этих законодательных актов не несут в себе ничего нового. В них лишь говорится о том, что данный указ наистрожайше предписывает исполнять все предыдущие на эту же тему. К примеру, о недопущении мздоимства и прочих злоупотреблений начальствующих лиц. Вот только сама частота повторений и напоминаний о том, что взяточничество — преступление и его следует карать, говорила о том, что, несмотря на все жестокие наказания, коррупция никуда не исчезла и продолжает процветать.

Похожая картина наблюдалась и в делах, как тогда говорилось, "об употреблении солдат к своим услугам и корысти". Еще в 1696 году в наказе Петра I князю Федору Львовичу Волконскому, назначенному в Чернигов воеводой, об управлении приданными ему в помощь ратными людьми в числе прочего говорилось:

"У Полковника велеть быти денщикам шести человекам, a у Подполковников по четыре и по три человека, у Капитанов по одному человеку, а больше того ратным людям во дворах у них не быть, и на них хлеба пахать и сено косить и рыбы ловить и дров сечь отнюдь не велеть, чтоб от того ратным людям обиды и тягости не было".

Казалось бы, в царском наставлении все выглядело совершенно ясно. Набор солдат в армию и в те годы, и позднее сопровождался огромными трудностями. Новобранцы, как и рекруты, бежали из полков, в которых по этой причине наблюдался некомплект. Так что каждый ратник был на счету, и царь заботился о том, чтобы они учились военному делу и занимались службой.

Однако на практике все было не так просто. Во-первых, со времен поместного войска, когда каждый призываемый под царские знамена помещик должен был приводить с собой на войну назначенное ему число холопов, осталось отношение к рядовым ратникам как к собственности командира, с которой он может делать все, что заблагорассудится. А во-вторых, кроме старших офицеров в воинской команде, приданной новому черниговскому воеводе, служили поручики и прапорщики, которых вряд ли обрадовало лишение бесплатной прислуги.

Кроме того, существовал и еще один немаловажный аспект проблемы. Деньги на содержание армии приходилось добывать с огромным трудом, устанавливая новые сборы и подати. К примеру, в Москве начали взимать сбор за въезд в столицу подвод с товаром, а по всей стране со скрипом собирали деньги с каждого двора то на строительство флота, то на новый поход армии. Но несмотря на все усилия средств в казне постоянно не хватало, и с выплатой офицерского жалованья случались перебои. На этом фоне труд солдат во благо командиров, их чад и домочадцев выглядел как вынужденная компенсация задержки жалованья. Ведь без нее многие офицеры разбежались бы по домам быстрее солдат. Финансовые трудности армии касались и нижних чинов, а потому, чтобы заработать себе на пропитание, они поодиночке и небольшими командами нанимались к окрестным помещикам. При этом, судя по всему, отдавая часть прибыли командирам, отпустившим их на заработки. В результате царю не оставалось ничего иного, как не обращать особого внимания на нарушение своих распоряжений. Но только до поры до времени.

"Благопризренно и не жестоко"

В 1710 году в Инструкции и Артикулах военных Российскому флоту царь решил сделать процесс частного использования нижних чинов и каторжников на галерах по меньшей мере управляемым:

"Офицеры, как вышние и нижние, да не дерзают солдат, пушкарей, матросов и прочих в Нашей службе пребывающих на свои собственные работы посылать, ни иным кому в работу или послужение отдавать под жестоким наказанием по делу и вине смотря, также и галерных невольников ни на какие работы собственные и партикулярные отнюдь не посылать под вышереченным же наказанием, разве кому по прошению от правительства Адмиралтейского позволено будет".

Вот только вскоре выяснилось, что сложившиеся и устоявшиеся традиции переменить не так просто. Уже в следующем, 1711-м, году в Регламенте кригс-комиссариату, который должен было ведать снабжением войск, говорилось:

"Смотреть того, чтоб никто как из вышних, так и из нижних Господ Офицеров не употреблял как драгуна, так и солдата и всего данного из казны Царского Величества к своим услугам и корысти, чего ради фискалы должны в том обсервовать, и противу тех Комиссариату протестовать, и по протестами помянутых фискалов, по отлучении в Главном Комиссариате, Обер-Кригс-Комиссар должен доношение иметь Главному Командующему".

Регламент предписывал кригс-комиссарам в случае затягивания переписки о подобных нарушениях самим начинать расследование обо всех нарушениях, "дабы между тем Его Царского Величества интересу чего не упустить".

Механизм контроля появился, однако использование труда солдат в личных целях не прекратилось, и в 1713 году Петр I попытался решить проблему другим путем, назначив всем без исключения офицерам казенную прислугу — денщиков:

"Московских гарнизонных полков Командирам, Штаб и Обер Офицерам сказать Его Великого Государя указ, чтоб они от полков своих драгун и солдат ни в какие свои услуги не употребляли; а денщиков иметь им всякому по своему рангу, а именно: Полковнику по шести, Подполковнику по четыре, Майору по три, Капитанам по два, Поручикам, Квартирмейстерам, Адъютантам, Прапорщикам по одному человеку, и дабы они содержали их денщиков благопризренно и не жестоко, и чтоб никто не дерзал употреблять как драгун, так и солдат и всего данного из казны Царского Величества к своим услугам и корысти".

Денщикам положили жалованье от казны по три рубля в год, а офицеров, ослушавшихся указа, царь велел предавать военному суду и наказывать исходя из обстоятельств дела. Но улучшения и после этого законодательного акта не наступило. Поэтому в Уставе воинском, обнародованном в 1716 году, присутствовали уже конкретные меры наказания для нарушителей порядка использования солдат:

"Никто как вышний, так и нижний офицер да не дерзает своих солдат к своей партикулярной службе и пользе, хотя с платежом или без платежа, на трудную и тяжкую работу принуждать. А кто против сего артикула учинит, лишится чести, чина и имения своего".

Но, видимо, чтобы не лишиться всего офицерского корпуса, Петр I сам создал в законе лазейку — оговорку о помощи офицерам, оказавшимся без собственной прислуги или положенного от казны денщика:

"Однако же когда офицер в скорости людей своих при себе иметь не возможет и ради малой и легкой помощи и пособления кого из солдат попросит, а оная работа без великого труда и тягости учиниться может, тогда да не дерзают солдаты в том, хотя в поле или где инде, противитися или невежествовать".

Собственно, после этого борьбу с незаконной эксплуатацией солдат можно было считать завершенной. Провести точную границу между великим и невеликим трудом солдата не смог бы ни один военный суд. А отослав куда-нибудь денщика или денщиков, офицер мог вызвать столько солдат, сколько требовалось для его нужд.

Последнюю попытку если не искоренить, то хотя бы ослабить зло царь-реформатор предпринял в 1723 и 1724 годах. Он сделал так, чтобы свободное время солдаты могли посвятить заработку для себя и улучшению наполнения солдатского котла. В двух инструкциях Петр I предписал командованию отпускать солдат на работы на стороне, если они оплачиваются нанимателями:

"Ежели рядовые похотят в тех местах, где им квартиры, у помещиков или у крестьян их добровольно наниматься в какую работу, то им давать на волю, однако ж в тутошнюю работу, а не в даль; тако ж кроме тех времен, когда кому очередь будет на караул, в учение или в прочие наряды; торговать унтер-офицерам и рядовым отнюдь не допускать ни под каким видом, кроме своего мастерства".

Но, судя по дальнейшим событиям, и эта мера не принесла особой пользы.

"Из достойной им платы, без всякого принуждения"

В 1725 году, вскоре после кончины первого русского императора, его взошедшая на престол вдова Екатерина I обратила внимание на то, что офицеры, генералы и адмиралы, разъезжая по Северной Венеции на собственных шлюпках, используют в качестве гребцов не своих дворовых или нанятых людей, а подчиненных им солдат и матросов. Нарушение показалось императрице столь вопиющим попранием всех прежних законов, что она издала новый указ о подтверждении всех действующих ограничений. Результаты получились такие же, как у ее супруга, и в 1727 году указ пришлось подтверждать:

"Указали Мы: в армии и в гарнизонах подтвердить указом, дабы Генералитет и Штаб и Обер-офицеры, по прежнему Ее Императорского Величества указу, драгун, солдат ни в какие свои собственные работы не употребляли, под опасением воинского суда".

Но в том же году императрица скончалась, началась борьба за трон, и эксплуатация солдат оказалась далеко не главной из государственных проблем. Не сразу взялась за нее и императрица Анна Иоанновна, вступившая на престол в 1730 году. Годом позже ее озаботила та же проблема, что занимала ее царственного дядю все годы его правления,— пополнение армии.

После проведенных в полках смотров оказалось, что множество годных к строевой службе солдат по десять лет и более прислуживают своим командирам. И в 1731 году императрица повелела, чтобы всех денщиков, прослуживших в этом качестве шесть лет и более и годных к строю, отправили в полки. А на их место назначили молодых рекрутов, но также не более чем на шесть лет.

Однако главным нововведением Анны Иоанновны оказалось лишение казенной прислуги всех тех офицеров и генералов, кто по количеству имевшихся в их собственности крепостных душ или размерам земельных наделов мог считаться обеспеченным человеком и был способен содержать собственных слуг. Русские дворяне оставались без денщиков, если имели 100 и более душ, а прибалтийские — более 5 гаков (40-60 га) земли. Правда, чтобы смягчить удар, императрица приказала отправлять в полки только тех денщиков, которые уже отслужили у своих командиров шесть лет. Результаты этого решения не составляло труда предсказать. Офицеры и генералы всеми способами препятствовали изъятию у них денщиков, и императрица в октябре 1732 года подписала новый указ о немедленном лишении денщиков всех, кому не положено их иметь.

Столь же жестко императрица поступила и с теми, кто, потеряв денщиков, переключился, как и в прежние годы, на эксплуатацию строевых солдат. В сентябре 1732 года она издала указ, обязывающий командиров платить за услуги строевых солдат:

"Указали Мы, во всех полевых и гарнизонных и ландмилицких полках драгун и солдат ни в какие партикулярные, командирские и офицерские работы, кроме собственной Нашей и полковой службы, по прежним выданным о том воинским Регламентам отнюдь не употреблять, под жестоким штрафом, по силе прежних указов, разве которые драгуны и солдаты своею волею, в свободное им время, похотят, что на командиров своих сработать из достойной им платы, без всякого принуждения".

Запрет был повторен и в следующем, 1733-м, году, а последовавшие вслед за тем санкции привели к тому, что в мае 1733 года Военная коллегия докладывала императрице, что некоторые командиры боятся использовать солдат на строительстве сооружений, необходимых армии, а также на работах для императорского двора. Так что военное руководство просило Анну Иоанновну разъяснить, будет ли следовать жестокое наказание за работы, без которых армии невозможно обойтись. Императрица вновь подтвердила, что наказание будет следовать только за работу для личных нужд офицеров.

Как долго продлился страх перед этими карами, сказать трудно. Императрица подтверждала запрет лишь раз, в 1734 году. Однако правление ее кузины Елизаветы Петровны в 1742 году началось с подтверждения запрета на использование солдат. А два года спустя, в 1744 году, она убедилась, что этот запрет игнорируют даже ее придворные.

"В прошлых годах,— говорилось в ее указе,— как от предков Наших, так и от Нас неоднократными указами подтверждено, чтоб драгун, солдат, матросов и прочих служащих кто из Командиров их в собственные свои работы и услуги не употреблял под штрафом по военному артикулу и указам. A ныне Мы сами усмотрели, что по тому не исполняется, но презирая все Наши указы, Нашей Лейб-Гвардии и напольных и прочих полков и команд, многие из Генералитета и Штаб и Обер-Офицеры солдат за собою с епанчами и за колясками не только по другим местам, но и ко Двору Нашему с оными приезжают, употребляя в противность Наших указов солдат в свои собственные услуги".

По обыкновению императрица грозила нарушителям суровыми санкциями, но, судя по дальнейшим событиям, ситуация только усугублялась. Когда после ее кончины на престол взошел ее племянник Петр III, оказалось, что многие корабли российского флота не укомплектованы экипажами. В том числе и из-за того, что значительное число матросов разобрано для услуг и работ высокими флотскими командирами. Вновь последовали запреты и угрозы беспощадной кары по всей строгости закона, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки.

В 1762 году после дворцового переворота на трон взошла Екатерина II, которая не собиралась ссориться ни со всем русским дворянством, ни с его наиболее вооруженной частью — офицерством. Так что указы против использования солдат она издавала редко и, вероятно, для проформы. В ее правление развилась бесцеремонная эксплуатация солдат: никто и не скрывал, что многие полковые командиры специально покупают поместья вблизи летних квартир своих полков, чтобы в полной мере заработать на труде своих крепостных в форме.

"Еще каждый год по 50 рублей"

Совсем по-другому подошел к проблеме вступивший на престол в 1796 году после смерти Екатерины II ее сын Павел I. Судя по документам, он горел желанием навести свой собственный порядок в стране и армии и собирался решительно выкорчевать всю незаконную эксплуатацию нижних чинов. Император энергично взялся за дело, но осуществлял его с крайней нервозностью и непоследовательностью. Он то разрешал всем командирам иметь денщиков, то вдруг вспоминал об имущественном цензе и приказывал отобрать казенную прислугу у всех офицеров, имеющих больше 100 ревизских душ. Потом вдруг указывал, что офицеры, не получившие еще назначение на должность, не заслуживают прислуги за счет казны, и приказывал отобрать денщиков и у них. А затем почему-то решил, что все коменданты, вне зависимости от числа имеющихся у них крестьян, должны получить денщиков.

Ждать на таком фоне какого-либо разумного решения, казалось бы, не стоило. Однако в 1797 году Павел I утвердил Устав Военного флота, положения которого о денщиках стали потом основой для решения застаревшей проблемы. Император установил количество денщиков, полагающихся каждому генералу, адмиралу или офицеру. Фельдмаршалам и генерал-адмиралам полагалось по 18 денщиков, полным генералам и адмиралам — по 16, генерал-лейтенантам и вице-адмиралам — по 12, генерал-майорам и контр-адмиралам — по 10, бригадирам и капитан-командорам — по 8. Для остальных чинов сохранялись прежние нормы. Мысль оказалась абсолютно верной. При таком количестве казенной прислуги незаконно привлекать для услуг еще дополнительных строевых солдат не имело смысла. Но еще более важным оказался другой пункт того же устава:

"Чтобы приохотить Офицеров употреблять своих слуг вместо денщиков, определятся не только на своих собственных слуг получать следующий провиант, мундир и прочие казенные вещи, или по цене за оные деньги, но еще каждый год по 50 рублей за то, что употреблен был собственный вместо казенного человека; ибо, полагая рекрута в 600 рублей, коему прослужить нельзя более 15 лет, придет на год по 50 рублей".

Получалось, что казна делает офицерам крайне выгодное предложение. Их собственного слугу будут содержать за государственный счет, а кроме того, хозяин получит 50 рублей в год, что было вполне приличными деньгами. В уставе, правда, содержалась оговорка для тех, кто решил бы взять деньги и провиант, а потом заставить служить денщиком строевого солдата или матроса:

"Добавочные на собственных слуг по 50 рублей в год сверх провианта, жалованья и мундира выдавать только тем Офицерам, кои действительно своих слуг будут вместо денщиков при себе иметь или наймут оных".

После такого изменения закона исполнять его стало не только правильным, но и выгодным делом. А от меньшего отвлечения строевых нижних чинов выигрывали и армия с флотом.

Александр I, ставший императором после убийства отца в 1801 году, не сразу оценил все достоинства новой схемы. В первые годы царствования он раз за разом выпускал подтверждающие и запрещающие эксплуатацию солдат указы. Но постепенно он понял, что лучше дать офицерам ясно и законно чуть больше казенной прислуги, чем они имеют теперь. Ведь в противном случае они возьмут незаконно во много раз больше, чем действительно нужно. К примеру, в 1824 году он разрешил денщикам обслуживать семью офицера и положенный ему экипаж, когда сам офицер находился в отъезде.

Однако в полном объеме эту политику начал проводить воцарившийся в 1825 году после смерти брата Николай I. Каждый год право на казенную прислугу получали все новые и новые категории офицеров и служащих в армии чиновников, лекарей и духовных лиц. К примеру, в 1827 году денщиков получили штурманы флота, инженерные чины флота и жандармские офицеры. Право на денщиков получили военные лекари, ветеринары, провизоры, священники и даже армейские диаконы.

А в 1840 году император значительно расширил права офицеров и генералов на казенную прислугу.

"Государь Император,— говорилось в указе,— по всеподданнейшему докладу представлемому, Высочайше дозволяет офицерам, увольняемым в заграничные отпуски, брать с собою находящихся при них казенных денщиков, ежели сего пожелают".

А в 1846 году Николай I повелел оставить денщиков офицерам и генералам, увольняемым в длительный отпуск. Получалось почти неограниченное пользование казенной прислугой в случае честной и беспорочной службы и лишение ее, как и всего остального, в случае каких-либо нарушений. Так что незаконное использование солдат становилось не просто невыгодным, а крайне вредным. Отдельные случаи, надо полагать, все равно происходили. Однако регулярного повторения указов о борьбе с этим нарушением больше не наблюдалось.

"И в морду не получает"

Политику отца продолжил и Александр II, который в 1856 году подписал указ о льготах по казенной прислуге небогатым генералам и семейным командирам и чиновникам:

"1. Во всех вообще войсках и управлениях военного ведомства, как в военное, так и в мирное время, назначать казенных денщиков: генералам по три, а женатым штаб и обер-офицерам и классным чиновникам сверх числа, следующего каждому из них по положению, еще по одному.

2. Денщиков сих давать только тем из генералов, которые не имеют ста душ крестьян, а из женатых штаб и обер-офицеров и классных чиновников только тем, которые не имеют ста душ крестьян и, по существующим постановлениям, пользуются денщиками в натуре".

Уточнение о денщиках в натуре объяснялось просто. Огромное количество генералов, офицеров и прочих служащих лиц приводило к тому, что на службу денщиками отвлекалось значительное количество нижних чинов, что временами приводило к ослаблению воевавших полков. Во время завоевания Средней Азии и образования в 1867 году на присоединенных к империи землях Туркестанского округа произошла следующая история.

"С открытием округа,— вспоминал один из очевидцев событий Мартин Лыко,— и многих хозяйственных и административных учреждений масса чиновников, приехавших в округ, несмотря на огромные сравнительно с офицерами подъемные средства, несмотря на большое жалованье, назначенное им по штатам, не привезла с собой прислуги, без которой в нашем крае обойтись, безусловно, невозможно. Это вызвало распоряжение о командировании к ним прислуги из войск. Между тем число чиновников, имеющих постоянные места в области, более 400. Следовательно, из состава войск пришлось выделить почти две роты в денщики чиновникам".

Именно поэтому год за годом так же постепенно, как расширялся круг имеющих право на казенную прислугу, шла замена денщиков "в натуре" на денежные выплаты. В 1859 году в указе Александра II говорилось:

"Государь Император, по всеподданнейшему докладу Министра Государственных Имуществ, Высочайше повелеть соизволил: в видах усиления средств к приличному содержанию и приискания чрез это достойных и способных людей для занятия должностей Ротных Командиров и других строевых при Лесном и Межевом Институте Офицеров назначить строевым Офицерам сего Института, равно как и Директору оного вместо денщиков денежные, соответственно чинам тех офицеров, выдачи, оценив каждый денщичий паек в двадцать пять рублей серебром, что, по расписанию чинов и должностей строевых Офицеров Института, составит потребность в отпуске суммы на двадцать четыре до тридцати двух пайков, от шестисот до восьмисот рублей ежегодно".

После освобождения крестьян от крепостной зависимости и с началом подготовки военной реформы, предусматривавшей отказ от рекрутского набора, процесс сокращения численности казенной прислуги пошел значительно быстрее. Ее лишились не служащие в строю генералы и офицеры, а затем и многие другие категории военных чиновников и офицеров. Однако никакого ропота обиженных не наблюдалось, как не наблюдалось и случаев незаконной эксплуатации солдат. Ведь за десятилетия правления Николая I и Александра II в армии сложилось иное отношение к казенной прислуге, которая давалась в соответствии с законом и в соответствии с ним же забиралась.

Правда, отношение русского офицерства к денщикам по-прежнему резко отличалось от европейского. Граф Алексей Игнатьев, попав на стажировку во Францию в 1902 году, очень удивился, наблюдая за общением французского коллеги с его денщиком:

"Быт офицера устроен иначе. Денщик Фелина детей в колясочке не возит и обязан только ухаживать за конем и чистить сапоги офицера; но он их только чистит, а не снимает и в морду не получает. После русской армии все это казалось странным, даже непонятным".

Однако важнее другое. История долгой борьбы с незаконным использованием солдат показала, что закон должен быть не столько суров, сколько выгоден тем, кто будет его исполнять. В противном случае можно бессмысленно повторять заклинания о карах столетиями.