С памятью что-то стало

Ремейк фильма "Вспомнить все" в российском прокате

Премьера кино

В прокат вышел фильм Лена Уайзмана "Вспомнить все" (Total Recall). По мнению МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА, ему скорее подошло бы название "Все забыть!": столь методично он вытравляет воспоминания о повести Филипа К. Дика "Из глубины памяти" (1966) и фильме Пола Верхувена (1980), якобы ремейк которого снял Уайзман.

В связи с версией Верхувена большинство зрителей вспоминают первым делом — потом и прочие воспоминания подтянутся — предложение позабавиться, сделанное герою Арнольда Шварценеггера трехгрудой проституткой. Панельная мутантка заскочила на минутку и к Уайзману. Безошибочный расчет на то, что — так уж зрительское сознание устроено — деталь заслонит целое. Единственная яркая рифма между фильмами заставит воспринимать не только опус Уайзмана как ремейк шедевра Верхувена, но и, страшно подумать, Колина Фаррелла как ремейк Шварценеггера.

Впрочем, это не ремейк, а скорее возрождение причудливой практики, существовавшей в СССР в первой половине 1920-х. Великие в будущем режиссеры набивали руку, радикально перемонтируя купленные для проката фильмы. Литераторы, соответственно, сочиняли для новой версии новые титры, несущие новый, классово верный, революционный смысл. Смысл этот, как выяснилось, легко придать чему угодно. Сергей Эйзенштейн и Эсфирь Шуб перелопатили зловещий шедевр Фрица Ланга "Доктор Мабузе, игрок" в агитку "Позолоченная гниль".

Уайзман подверг примерно такой же вивисекции фильм Верхувена. Только он его не перемонтировал, а переснял, вложив соответствующее историческому моменту содержание — грубо говоря, антиглобалистское. Это уже не беда, а катастрофа: за считаные годы голливудское кокетничанье с революцией обрело такие масштабы, что от него стошнило бы Троцкого с Че Геварой.

У повести Дика и двух ее экранизаций одно фундаментальное сходство — сюжетный импульс. Среднестатистический герой обращается в фирму "Вспомнить все", имплантирующую красочные псевдовоспоминания: серая тягомотина жизни достала. Там обнаруживается, что ему есть много чего вспомнить такого, что лучше не вспоминать.

У Дика и Верхувена герои мечтали о путешествии на Марс. Уайзман поправил их: какой Марс, когда на Земле царит нищета, правительства взрывают поезда, чтобы оправдать репрессии, и вообще экологическая катастрофа. Поэтому герой грезит о перестрелках с опричниками режима. О Марсе велено забыть. Действие ограничено Землей, разоренной войнами: уцелели Объединенная Британская федерация и Австралия, именующаяся Колонией: богатый Север эксплуатирует угрюмый Юг.

Герой у Дика был мелким служащим, у Верхувена — рабочим. У Уайзмана он не просто рабочий, а рабочий, изготавливающий синтетических полицейских, призванных подавить сопротивление в Колонии. Все правильно, все по учебнику соцреализма: должна же быть отправная точка для развития классового чувства до поры до времени несознательного пролетария.

И чтобы никаких похотливых мутантов, ну, кроме трехгрудой, разумеется. Вместо них болезненные китайцы отсыревают под назойливым дождем: Уайзман ничтоже сумняшеся присвоил мотивы другой экранизации Дика — "Бегущего по лезвию бритвы" Ридли Скотта. А эпизод, в котором герой, к немалому своему удивлению, почти что голыми руками истребляет взвод спецназа, он снял под явным, скажем так, впечатлением от "Истории насилия" Дэвида Кроненберга, кстати, в 1980-х предполагаемого постановщика "Вспомнить все".

Шварценеггер тоже спасал человечество от заговора алчных владык. Но Верхувен изукрасил и этот сюжетный ход в своем духе зловещего карнавала. Фильм Уайзмана, кажущийся невыносимо старообразным даже с точки зрения спецэффектов, словно припорошен серой пылью и в том, что касается фактуры изображения, и в метафорическом смысле.

Самое смешное, что из трех авторов истории о возвращении воспоминаний революционером был один лишь безумный гений Дик. Но именно в этой его повести в кои-то веки госбезопасность оказывалась гуманной организацией, и речь шла не о тирании мирового правительства, а о самопознании героя.

Верхувен — революционер лишь в том смысле, что он единственный наряду с Романом Полански европеец, не использованный Голливудом, а использовавший его, не жертвуя своим диким и мрачным взглядом на мир.

Уайзман же — режиссер без особых примет, ухитрившийся "Крепким орешком 4.0" (2007) загубить даже сагу о твердолобом копе Макклейне. И, как любой человек без выраженной авторской или политической позиции, с пафосом он переборщил.

У Верхувена жена героя, на самом деле его куратор от спецслужб, быстро проваливалась в тартарары, исполнив сюжетную функцию. Шарон Стоун еще не заслужила главной роли. У Уайзмана она гоняется за "мужем" с какими-то бластерами наперевес на протяжении всего фильма: Уайзман любит Кейт Бекинсейл. Революция, традиционно воображаемая как прекрасная женщина, исполняет ту же функцию: без особой нужды бегает по экрану.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...