Кризис среднего ронина

Если резюмировать фильм Масаки Кобаяси в двух словах, то в нем на протяжении двух часов с перерывами на флешбэки два самурая сидят друг напротив друга и обсуждают самое важное в самурайской жизни. То есть харакири. Один из них, Кагэю Сайто (Рэнтаро Микуни), советник процветающего клана Ии, напоминает своими залысинами демона из спектакля театра Но. Другой — ронин, то есть деклассированный самурай, лишившийся своего сюзерена, Хансиро Цугумо (Тацуя Накодай) — страшно таращит глаза и небрит, что придает ему вид не совсем японский: он скорее похож — и это не случайно — на безработного времен Великой депрессии. Их беседа, если отстраниться от мелодраматических обстоятельств, которые вынудили Хансиро вообще разговаривать на эту тему,— шедевр черного юмора. Звучит она примерно так. "Вы действительно хотите сделать харакири на территории нашего поместья?". "Безусловно, хочу: это такая честь — вспороть себе живот не где-нибудь, а именно у вас".

"Вы уверены, а то тут приходил один из вашего клана делать харакири, а на самом деле денег хотел? Меч и кинжал у него оказались бамбуковыми. Пришлось ему живот резать чем есть". "Нет, нет, нет, я не такой. Вот только хороший секундант нужен, чтобы голову мне отрубил. Что? Мастера меча все заболели? Ну тогда я подожду, пока они поправятся". "А! Так вы не хотите делать харакири! Тогда мы вас порежем на кусочки!" "Подождите-подождите, я еще не рассказал вам печальную повесть своей жизни". В то же время молодой самурай из флешбэка — как выяснится, приемный сын и муж дочери Хансиро — так болезненно умерщвляет себя бамбуковым кинжалом, а его — и не только его — черная кровь пятнает, особенно в финале, стены, пол и чуть ли не потолок поместья, что о черном юморе забываешь. Да еще эти зловещие, как поступь рока, удары музыки Тору Такэмицу, композитора-революционера, соединившего японскую и западную традиции. Не стоит, однако, уничиженно полагать, что этот черный юмор мы сами привносим в фильм, отражающий сокровенные глубины японской души. Кобаяси — немного Такэмицу от кинематографа. Другой его шедевр — "Квайдан" (1964) — образцовая антология легенд о привидениях. Однако поставлен он по рассказам Лафкадио Хирна, американского ирландца, принявшего японское подданство и имя, но все равно оставшегося посредником между культурами. Если уточнить жанровую природу "Харакири", то это фильм об экономическом кризисе и безработице, правда, особого рода — безработице воинов. В фильме не раз поминается битва при Сэкигахаре 21 октября 1600 года — а действие датировано 16 мая 1630 года,— в котором армия объединителя Японии, сегуна Токугавы, разбила коалицию феодалов. Ее вожди погибли, а тысячи самураев превратились в неприкаянных ронинов, готовых от отчаяния и совершить харакири и шантажировать тем, что они его совершат, вымогая деньги или работу у удачливых кланов. Хансиро, поступившись принципами, зарабатывал на жизнь себе и дочери тем, что делал зонтики, но тихая жизнь не была ему суждена. А юного Мотомэ (Акира Исихама), когда он попытался наняться на стройку, просто прогнали: дескать, если увидят, что у нас работает самурай, нас посадят. Фильм — притча о гибели воинской культуры и о бунте против нее. Хансиро немыслимо кощунствует: "идиотский меч", "честь самурая ничего не значит". Время дописало смысловой ряд фильма. Если в 1962-м вызывало содрогание лишь одно слово из словосочетания "клан Фукусима из Хиросимы", то теперь не по себе становится от обоих.

"Seppuku", 1962