В нью-йоркском МоМА открылась персональная выставка группы Slavs and Tatars. В центре ее — инсталляция "Beyonsense". Это слово — попытка переноса в английский русского термина "заумь" (beyond + sense). Вдохновляясь открытиями русского поэтического авангарда, художники при помощи стены из ковров, темной комнаты, лампочек, мисочки с искусственной кровью и нескольких надписей на смешанных наречиях пытаются подобраться к общему, не нуждающемуся в толкованиях языку. "Beyonsense" — часть большого цикла "Возможность подмены". Он посвящен поискам роли, которую мистическое, архаичное, ритуальное может играть в политическом восприятии современного мира.
Появившаяся в 2005 году группа Slavs and Tatars — это четыре художника: родившийся в Техасе иранец Пайам Шарифи, полька Каша Коржак, американка Виктория Кэмблин и бельгиец Бой Верекен. Имена известны, но работы художники подписывают исключительно группой — от имени восточных народов. В каждом выступлении Slavs and Tatars говорят, что их цель — исследование территории между Берлинской и Китайской стеной: Польша, Иран, Балканы, Армения и т. д. Свой объект художники называют "Евразией". Для человека русской культуры, конечно, удивительно, что это понятие волнует кого-то кроме философа Дугина и его в разной мере безумных почитателей. Но им искусство Slavs and Tatars вряд ли пришлось бы по душе. Оно слишком непобедительно, Евразия для художников — место не грядущей славы, а героического и безнадежного сопротивления.
В игривом антимодернизме Slavs and Tatars есть большое ехидство. Они безусловно осознают себя внутри институтов и методов современного искусства, но в этой культуре их функция — представительствовать за огромное Другое. И если в распоряжении восточных орд по отношению к Западу больше нет силы, естественным оружием оказывается культурное коварство.
"Gastham Nabood Nagard", 2012 год
Фото: Image courtesy of The Third Line, Dubai
Искусство Slavs and Tatars всегда принципиально доступно, демократично. Их любимые средства — постер, книга, клип. В их проекте "Манифест моноброви" на синих воздушных шарах с одной стороны изображен суровый арабский мужчина со сросшимися бровями, а с другой — обладающий той же физиономической особенностью герой "Улицы Сезам" Берт. Отсюда вывод: что на Западе — нелепость, на Востоке — признак мужественности. И наоборот. В другом проекте "Гимны Непротивления" художники занимались тем, что переделывали поп-песни, вкладывая в них внезапный политический смысл (вроде замены припева "She's a maniac on the run" на "She's Armenian on the run"). И то, что название "заумной" инсталляции в МоМА в первую очередь напоминает об R'n'B-певице Beyonce, тоже совсем не случайно. Slavs and Tatars всегда вторгаются на территорию простоты с тем, чтобы устроить там каверзную сложность.
Так же устроена работа группы с лозунгами. В прошлогоднем проекте "Мистический протест" они писали флуоресцентными буквами на арабском ковре "Крайне важно для нас повторять собственные ошибки, чтобы напоминать грядущим поколениям о глубине нашей глупости". В другой работе выкладывали на зеркальной мозаике, какие бывают в мечетях, надпись "Сопротивляйтесь искушению сопротивляться Богу" (Resist Resisting God). Как и в случае с использованием массовой культуры, формат лозунга сохраняет свою потенцию заразительности, но подвигает не на решимость, а на растерянность.
Эти четыре человека не только взяли на себя роль представителей в мире современного искусства огромных географических пространств. Они создали целую индустрию производства промежуточности, непрерывного смещения культурных смыслов всеми доступными художнику методами: плакатами, книгами, выставками, лекциями. Их конечный продукт трудноописуем, но он не определенная идеология, видение мира. Скорее наоборот — трещина в этом видении. Почти вся деятельность Slavs and Tatars — это непрерывное смещение отношений между славянским, кавказским, мусульманским Востоком и западной цивилизацией, создание неверных, невозможных контекстов. Их работа легко усваивается зрителем. Но, уже будучи усвоенной, она не находит себе места в его сознании, требует от этого сознания переустройства.
Нью-Йорк, MoMA, до 10 декабря