Заднепровский суд Смоленска приговорил активистку "Другой России" Таисию Осипову к восьми годам колонии по обвинению в торговле наркотиками. Спецкор ИД "Коммерсантъ" Олег Кашин объясняет, почему он считает это дело политическим.
Наверное, стоит вспомнить, как в деле Таисии Осиповой участвовал бывший президент Дмитрий Медведев. В том списке политзаключенных, который в феврале ему передали участники митинга на Болотной, Осипова оказалась единственной, в чьем деле по итогам проверки прокуратура нашла нарушения, и дело было передано на повторное рассмотрение в суд. А когда Медведева спросили на журфаке МГУ о деле Осиповой, он сказал, что десять лет (а на тот момент еще действовал предыдущий приговор, по которому Таисия Осипова получила десять лет) — "это очень много, даже если она виновата". Тот птичий язык, на котором разговаривает российская власть, предусматривает обязательные пояснения, что президент не влияет на суды и на прокуратуры, но я думаю, что те четыре года, которые после пересмотра прошлого приговора просило для Осиповой обвинение — это была инерция, вызванная именно той реакцией Медведева, тогда еще президента.
А те восемь лет, которые Осиповой дал Заднепровский суд Смоленска — это такое наглядное объяснение на тему того, что бывает с теми, кто верит обещаниям Дмитрия Медведева. Объяснение, которое, очевидно, адресовано в том числе и самому Медведеву.
Но об этом все-таки пускай рассуждают политологи, а я хочу вспомнить три имени из этой истории: Ольга Казакова, Мария Шерстнева и Светлана Семенистова. Это активистки молодежных движений "Наши" и "Молодая гвардия", одновременно — свидетели обвинения на суде над Осиповой и понятые при обыске у нее дома. Даже с совсем формальной точки зрения для всех троих Таисия Осипова — это заведомо политический оппонент и даже враг; известно, что главным объектом ненависти кремлевских молодежек всегда была партия Эдуарда Лимонова, в которой состояла Осипова. Участие политических оппонентов в следствии и суде по делу Осиповой делает это дело политическим вне зависимости от всех остальных его обстоятельств. Понятой вообще-то и нужен как независимый и не заинтересованный человек на месте следственных действий.
Если понятым оказывается политический оппонент, враг подозреваемого, то уже не имеет значения, правду говорит понятой или нет, его подпись в протоколе ничтожна. Если бы свидетелями и понятыми в деле Осиповой были не нашисты, об этом деле можно было бы спорить. Но там были нашисты.
Я хочу, чтобы Таисии Осиповой (а у нее диабет) хватило здоровья дожить до того времени, когда она выйдет на свободу. И, пользуясь известной старой присказкой про две России — сидевшую и сажавшую, — я хочу, чтобы у Таисии Осиповой была возможность посмотреть в глаза трем кремлевским активисткам, которые ее посадили. Я хочу, чтобы Ольга Казакова, Мария Шерстнева и Светлана Семенистова помнили, что эти восемь лет — срок не только для Осиповой, но и для них. Что им тоже придется ждать. И я очень хочу, чтобы они дождались выхода Таисии Осиповой на свободу.
Много лет наблюдая за прокремлевскими молодежными движениями, я видел много активистов, которые со временем меняли свою жизнь — знаю тех, кто работает теперь в модных стартапах, в центрах по борьбе с пробками, в журнале "Гламур", занимается урбанистикой. Все они предпочитают не вспоминать о своем участии в "Молодой гвардии" или "Наших". Скорее всего, что-то такое ждет Казакову, Шерстневу и Семенистову. Но благодаря делу Осиповой нашистская футболка на каждой из них останется навсегда. Я надеюсь, они это понимают.