Премьера кино
В прокат вышел фильм Оливера Стоуна "Особо опасны" (Savages). Посмотрев его, МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ мучительно искал ответ на вопрос: обрел режиссер второе дыхание или впал в предагональную эйфорию.
Стоун верит, что снял очередную главу, как сказал бы Борхес, "истории американского бесчестия", которую пишет почти 30 лет. То есть нечто, столь же агрессивно беспомощное и агрессивно актуальное, как "Башни-близнецы" и "Уолл-стрит. Деньги не пахнут". На этот раз, если верить режиссеру, его гражданский гнев обрушился на законодательную шизофрению: по законам Калифорнии марихуану можно выращивать и продавать в лечебных целях, но по федеральным законам те, кто эту гуманную миссию осуществляет,— преступники.
Такие "преступники" — Чон (Тейлор Китч), прошедший Ирак и Афганистан, и ботаник (по жизни и по профессии) Бен (Аарон Джонсон). Доходы от лучшей, если верить клиентам, травки в мире, которую они выращивают, Бен тратит на борьбу с нищетой в Африке и Азии. Федеральные агенты, впрочем, им не страшны, поскольку давно на зарплате у друзей. Другое дело мексиканский наркокартель "Королевы" (возглавляемый Еленой), предложивший героям полюбовное насильственное поглощение, а в качестве декларации о намерениях приславший видео, в котором его боевики играют в футбол отрубленными головами.
В отправной точке сценария идеология, безусловно, есть. Герои развивают утопию 1960-х: много травки и свободная любовь с одной на двоих прекрасной О (Блейк Лайвли). Жизнь втроем не вызывает никаких вопросов из-за характеров Чона и Бена — точнее, их полного отсутствия. Чон — воплощенная сила, Бен — воплощенная любовь. То есть вместе (но никак не по отдельности) они составляют идеального любовника. Картель — тогда воплощение монополистического капитализма, подминающего независимых предпринимателей, а фильм — еще одно доказательство очевидного тезиса: войну с наркотиками США давно проиграли и ликвидировать наркопреступность можно лишь путем их легализации.
Но вся идеология летит в тартарары минуте этак на десятой. В кадр врывается Бенисио дель Торо и, подкручивая усы, простреливает продажному адвокату коленные чашечки с воплем: "Ты украл деньги Роберта Родригеса!" Нежится на атласных простынях Елена — столь нечеловечески прекрасная, что зрители до самого финала не в силах думать ни о чем, кроме того, когда Сальма Хайек наконец снимет парик. В конце концов появляется чавкающий Джон Траволта в образе продажного борца с наркотиками Денниса.
Это, конечно, делает фильм на несколько голов выше последних политических опусов Стоуна. Но, интересно, он не боится, что к нему ворвутся Родригес на пару с Тарантино с воплем: "Ты украл наше кино!"? Стоун может возразить, если успеет, что, в отличие от них, снимает убийства и пытки действительно тошнотворно. Но натурализм смикширован тем, что все расправы транслируются по скайпу заинтересованным лицам, порой мутируя в забавную анимацию. Что, в свою очередь, вызывает параллели со столь же раздрызганными стилистически "Прирожденными убийцами". Но Стоуну не следует оправдываться, что решил повторить эксперимент 1994 года: Тарантино совсем разъярится. Ведь он некогда со скандалом отрекся от сценария "Убийц".
Только тем, что сам Стоун так и не разобрался, снимает он новый "Сальвадор" или новых "Убийц", объяснимы два финала: все рассуждения по этому поводу насчет интертекстуальности от лукавого. Первый финал — запредельно кровавый и по-своему логичный: мексиканский мелодраматизм достигает трагических высот. Второй — ироничный и забавный, но какой-то детсадовский, в духе анекдота о партизанах: "А на третий день боев пришел лесник и всех прогнал".
Лучший, то есть самый лояльный способ смотреть фильм — отнестись к нему как к экранизации стишка: "На исходе века // Победил навек // Злого человека // Добрый человек. // Из гранатомета // Бац! И нет козла. // Ведь добро, оно-то // Посильнее зла". Тем более что добро у Стоуна действительно выступает против мексиканцев с их корявыми топорами, прихватив с собой пару-тройку гранатометов.