Гражданский протест в России бессмысленно оценивать в экономических категориях выгоды/результата/эффективности. Тут надо быть идеалистом, фаталистом и немного сумасшедшим
"Кто и зачем ходит на митинги?" — помните, был недавно еще такой основной вопрос современности. Сейчас он кажется полной архаикой, зато и ответ будет более объективным — это все равно как смотреть фильм или читать книгу после того, как спадет ажиотаж. Из всех определений наиболее удачным мне кажется тезис социолога Александра Бикбова: "На митинги ходят для того, чтобы узнать, зачем туда ходят". Это может показаться парадоксальной красивостью — но Бикбов далек от лирики; он ходил с опросниками на все митинги и знает, что говорит. Во время последнего "Марша миллионов" был такой момент: на проспекте Сахарова соединились обе колонны — либералов и левых. Пока "голова" равнялась, оба края как бы забежали вперед, чтобы поглазеть на лидеров протеста. Это напоминало хвост, который разглядывает "собственную" змею. Вспомним определение Бикбова: люди протеста как бы "не верят глазам своим"; им нужно постоянно удостоверяться в собственном существовании. Героем этого марша стала колонна с транспарантом "Экзистенциальная Россия": его несли молодые люди и девушки в футболках с надписями "Смерть", "Пустота" и "Боль". Это сошло бы за интеллектуальную шутку, если бы не высказывания о России таких философов, как Гегель, Ницше, Шпенглер. Они описывали ее именно как неоформившееся, неродившееся, несостоявшееся еще пространство. То есть, по сути, пустое, полое. И мы по-прежнему забегаем вперед истории, чтобы удостовериться: существуем ли мы? Мы ходим на митинги, чтобы заполнить эту пустоту, чтобы состояться.
Основной вопрос после марша 15 сентября звучит так: "Стоит ли ходить, если ничего не меняется?" Русский мазохизм заключается в том, чтобы вначале сходить на марш и митинг, а затем писать в блогах: "лица те же, говорят то же, сколько можно, надоело" и "чувствуется какая-то общая усталость". "Правда?.. Вы тоже почувствовали, что стало как-то не так весело?" — тревожно спрашивают друг друга. Сама по себе постановка вопроса абсурдна с точки зрения американца или француза. Спроси их, не скучно ли им ходить на марши и митинги лет 200, в десятом поколении? Только в русском языке есть выражение "устать от свободы". Что уж тут удивляться, что каким-то людям свобода показалась не такой веселой, как в прошлый раз. Все-таки в России не люди живут, а титаны, полубоги, которые запросто могут отказаться от свободы, просто потому что скучно.
"Как-то скучно стало" — это типично потребительская реакция, она свойственна даже лучшим, неравнодушным людям. Товарно-денежные отношения влияют на психологию людей, писал Эрих Фромм: мы и к человеку, и к ценностям начинаем относиться как к товару. От митинга, как от покупки новой вещи, ждут молниеносного "счастья". Если "счастья" (в нашем случае — реакции власти или увеличения численности протестующих) не наступает, человеку становится "скучно". Современный человек не может вырваться из плена потребительской логики: любое явление жизни — любовь, гражданскую активность или наступление осени — он, даже сам того не желая, подсознательно оценивает в категориях эффективности, успеха и результата. Соответственно от любого мероприятия он требует "креатива" (рынок опять же приучил его к этому), и без этой условной новизны, как ребенок без сладкого, он уже не способен есть полезную кашу. Больше тюрьмы современный оппозиционер боится показаться неинтересным (все ораторы на митингах — это заметно — серьезно думают над тем, чтобы не дай бог не быть скучными). Наконец, эта страсть подсчитывать "количество собравшихся" — 14 тысяч или 100 тысяч?.. В этом сказывается привычка к типично рыночному языку "цифр продаж".
Рыночные категории хороши, когда имеешь дело с вещами материальными. Но как бы ни желал быть эффективным, каждому приходится, например, пережить отрезок жизни под названием "несчастная любовь". Эффективно ли это было или неэффективно?.. Какая разница — жизнь тебя не спрашивает. Точно так же и гражданский протест бессмысленно оценивать в экономических категориях успеха/результата/эффективности. Тут надо быть немного романтиком и идеалистом, и фаталистом, и немного даже сумасшедшим — как в любви, чего у нас больше всего и боятся. Нам внушают, что политика — дело сугубо рациональное, но, как мы видим в последние полгода, ею движут эмоции: чувство оскорбленного достоинства, мести, жажда власти, самовлюбленность. Гражданский протест также нельзя мерить выгодой, успехом или формальным "результатом". Независимо от цифр поколение 20-летних уже навсегда инфицировано гражданственностью, как написал Григорий Ревзин. Так что "польза" для общества уже есть. Эти дети явно лучше, чем те, которые с пеленок готовы встраиваться, играть по правилам, готовы мириться с любыми условиями.
Сейчас период влюбленности, взаимного нерационального восхищения друг другом у протестующих закончился, и каждый думает, переводить ли эти отношения на более серьезный уровень (это означает — понимать, думать, работать над ними) или сменить "объект страсти". И это не менее важный этап, чем декабрьские или мартовские выступления. Для какой-то части этих людей хождения на митинги — уже серьезное чувство, эти люди будут ядром последующих маршей; другие раздумывают, третьи отказались. Единственное, что заставляет человека совершать массу скучных, но необходимых дел,— представление о норме. Ходить на митинги — норма для цивилизованного общества.
Почему гражданская активность до сих пор не стала нормой? Ведь кроме 1990-х были еще и 1960-е, и 1968-й, и 1986-й. Почему опыт свободомыслия никак не отпечатался в коллективной памяти? Почти каждая власть вытравляет память о предыдущей свободе: о феврале 1917-го, об оттепели, о 1990-х. У свободы в России нитевидный пульс. Свобода здесь не считается ценностью, поэтому ее каждый раз нужно восстанавливать в правах. Свобода в массовом сознании до сих пор считается блажью, баловством, помешательством, гормональным бунтом. Как заметил один шестидесятник, свобода в России заканчивается самоиронией. Почему? Это загадка. Свобода всякий раз оказывается дискредитированной, даже если она привела к грандиозным изменениям, как в 1990-е годы! Почему люди смеются над своей свободой как над минутной слабостью? И в блогах без самоиронии как бы и не принято уже писать о митинге, потому что так безопаснее: вдруг сетевой обком обвинит в излишней мягкотелости? Свобода в России по-прежнему не легитимизирована — как понятие, как идея, как чувство. Свободе нужно обучать — заниматься ее легитимацией, для чего и предназначены митинги в том числе.
Традиция борьбы за свободу не зафиксирована даже в фольклоре. Не осталось песен о тех, кто сидел по 58-й сталинской статье, политической, а их миллионы. Блатные песни, зонные остались, а вот опыт идейной борьбы не зафиксирован. Даже у немцев, которые боролись против Гитлера, осталась так называемая "Болотная песня", а у нас ни одной, воспевающей борьбу за свободу. В YouTube на запрос "революционные песни" поиск выдает названия, которые напоминают о зарубежном происхождении ("Варшавянка", "Интернационал", русская "Марсельеза"). Русские же песни протеста, вроде "Вы жертвою пали в борьбе роковой...", почему-то приватизированы сталинистами. Видеоряд этих песен испещрен советскими гербами и портретами Сталина. Какое кощунство, потому что именно Сталин убил международное социалистическое и рабочее движение в качестве уступки Гитлеру в 1930-е годы.
Опыт борьбы за свободу не является в России ценностью в том числе и потому, что он почти никогда не выходит за пределы юности одного поколения. Еще одна омерзительная наша черта — разбрасываться опытом предыдущих поколений. Например, опыт шестидесятников, наиболее эстетически и этически цельный за всю историю советского свободомыслия, еще недавно вызывал насмешку. "Старичок,— говорили в редакциях,— ну кому это все сейчас интересно?" В 2000-е принято было посмеиваться над диссидентами, над "кухонной интеллигенцией", вместо того чтобы по крупицам собирать опыт свободы, даже пусть и наивной, и несовершенной. Из-за этого каждый раз приходится заново объяснять про свободу, начинать с азов. Кстати, митинги вернули это ощущение единения с шестидесятниками, с другими поколениями — вот еще одно нематериальное достижение митингов. А вы говорите — успех, результат, численность... Или вот так: "Слили протест, скучно, одно и то же". Не то говорите. Не так считаете.
