"С представителями каких бы то ни было организаций из Минска в связи не вступать"

70 лет назад, 4 ноября 1942 года, начальник Центрального штаба партизанского движения и первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Пономаренко подписал директиву, по сути объявлявшую всех минских подпольщиков агентами гестапо. Руководитель историко-архивной службы ИД "Коммерсантъ" Евгений Жирнов разбирался в обстоятельствах этого странного дела.

"День прошел в панике и бешенстве"

В истории любой страны есть эпизоды, о которых предпочитают не вспоминать. У нас, к примеру, когда заходит речь о начале Великой Отечественной войны, много говорится о вероломстве врага, героизме бойцов и командиров и титанической работе по эвакуации промышленности и населения на восток. А вот о паническом бегстве партийных и советских руководителей всех уровней, бросавших население на произвол судьбы, вспоминают гораздо реже, хотя явление это наблюдалось практически на всех прифронтовых территориях (см. материал "Каждая область, район стремятся сплавить от себя эвакуированных" во "Власти" N16 за 2005 год).

Не стала исключением и Белоруссия. 27 июня в Кремль на имя Сталина пришла телеграмма из Мозыря, где рассказывалась история панической эвакуации руководства:

"В ночь на 27/6 месштаб (местный штаб.— "Власть") издал приказ о невыезде граждан. Однако руководители местных партийных и советских организаций, как то секрет. обкома ЛКСМБ Пинязик, секретарь горкома КПБ Ковалев, предисполкома Зайцев и другие, а также нач. отдела обл. НКВД Строкин в 3 часа ночи отправили свои семьи, и днем многие из них уехали сами, таким образом создали панику и трусость среди населения города и области. День прошел в панике и бешенстве. В колхозах и на предприятиях работа не производилась. Мобилизация военнообязанных проводится исключительно плохо. Призванные военкоматами в Мозырь прибывают за 80-90 километров пешком и в Мозыре пребывают по 5-6 дней, не зная, куда идти, что делать. Организованный батальон и отряды по борьбе с десантами огнестрельным оружием не вооружены. Мозырь. Полесская область. Петросяк С. П.".

А 15 июля 1941 года исполняющий обязанности прокурора СССР Григорий Сафонов докладывал в ЦК ВКП(б):

"Докладываю о полученном мною сообщении Прокурора Речицкого района Гомельской области от 29/VI-с. г. 28 июня с. г. Речицкий РК КП(б)Б дал команду эвакуировать из гор. Речицы население. Указание об эвакуации населения секретарь Речицкого РК КП(б)Б тов. Кутейников получил от секретаря Гомельского Обкома КП(б)Б тов. Жиженкова. Эвакуация происходила неорганизованно, создала панику, причем первыми эвакуировали свои семьи секретарь РК КП(б)Б и председатель Райисполкома — Кострома. О неорганизованности и беспорядке при эвакуации свидетельствует то, что через 3 часа после объявления об эвакуации в учреждениях и предприятиях г. Речицы уже никого не было, секретные документы были сожжены, а несекретные выброшены во двор Райисполкома и там оставлены. Часть населения — женщины с детьми без продуктов питания пошли пешком в неизвестном направлении, а другая часть, оставшаяся на пристани, к вечеру вернулась обратно в город".

Но, как оказалось, местные власти лишь повторяли то, что сделало республиканское руководство. Еще до начала бомбардировок города на второй день войны первый секретарь ЦК(б)Б Пантелеймон Пономаренко попросил разрешения начать подготовку эвакуации:

"23 июня 1941 года,— вспоминал он много лет спустя,— я позвонил И. В. Сталину и попросил разрешения начать эвакуацию из Минска государственных ценностей, детских учреждений и государственных архивов. Сталин удивился и спросил: "Вы думаете, что это надо делать? Не рано ли?" Я ответил, что исхожу из обстановки на фронте и что опоздание будет непоправимо. Подумав, Сталин сказал: "Хорошо, приступайте к эвакуации. Кроме населения, особенно детей и семей ушедших на фронт, вывозите наиболее важную часть государственных и партийных архивов и государственные ценности, какие посчитаете необходимым вывезти. Делайте это так, чтобы не создать паники и сохранить порядок. Все должны понимать, что эвакуация — это тоже элемент войны"".

Пономаренко в своих воспоминаниях признавал, что отправка людей из прифронтовой зоны сразу же пошла не так, как хотелось бы:

"24 июня 1941 года в Минске было объявлено, что ввиду недостатка транспорта все без исключения предприятия и учреждения, имеющие автомашины, обязаны предоставить их для эвакуации детей, матерей с семьями и ценнейших архивов. Указание было выполнено всеми, хотя это не решило проблемы, так как автомашин было очень мало. Почти весь автотранспорт был сдан или сдавался по мобилизационным планам воинским соединениям и запасным частям. Массы минчан пешком уходили на восток по могилевскому шоссе. Это была трагическая картина, которую никогда нельзя забыть".

"Без всякой огласки сели в машины и выехали"

Однако другие участники событий описывали другую картину. 5 июля 1941 года заведующий сектором Минского обкома КП(б)Б Михаил Сорокин писал Сталину:

"По моим убеждениям, эвакуация жителей города Минска произошла настолько неорганизованно, что приходится кое над чем задуматься и задать вопрос, почему так произошло? До 10 часов вечера 24 июня никому не было известно, что город должен эвакуироваться . Об этом не знали и мы — ответственные работники обкома КП(б)Б. В 10 часов вечера секретари обкома и другие руководящие работники города без всякой огласки сели в машины и выехали, как впоследствии мы узнали, в г. Могилев, оставив остальных ответработников обкома без средств передвижения, возложив на них обязанность сохранить партдокументы обкома КП(б)Б. Началась усиленная бомбежка города. Население убегало в панике в леса, отступая на гор. Борисов, Оршу и Могилев без прикрытия, обстреливалось вражескими самолетами, диверсантами-парашютистами. А ведь можно было этого не допустить, если бы секретари обкома не бежали позорно из города, а руководили бы эвакуацией. Надо было всех вооруженных лиц города — работников милиции, НКВД, сторожевую охрану и оруженных (так в тесте.— "Власть") ответработников вывести за город, которые с успехом могли бы прикрывать отступление мирного населения и уничтожать вражеские десанты. Оставшись без средств передвижения, мы, работники обкома, вынуждены были останавливать военные машины и вывозить партдокументы за город, а там перегружать на другой транспорт, который также задерживался силой оружия. Партдокументы обкома КП(б)Б спасены, в Могилеве погружены в вагон и направлены в Москву".

Как писал Сорокин, у него сложилось полное убеждение, что партийное руководство области и республики меньше всего думало о спасении секретных документов и своих сотрудников. А затем решило избавиться от них как от свидетелей позорного бегства:

"Почему секретари обкома не позаботились организовать 2-3 автомашины для перевозки партдокументов, не говоря уже о средствах передвижения для работников обкома и их семей? Мне казалось, что они все время старались от работников своего аппарата избавиться, т. е. оставить их без средств передвижения. Из Могилева тоже пришлось отступать так, кто как мог отступить, в местечко Быхово. 27 июня, выполняя задания секретарей обкома, мы организовали население рыть окопы и этого же числа по распоряжению секретаря обкома КП(б)Б т. Козлова выехали в Смоленск в военкомат. В Смоленске нас в Красную армию не взяли. Т. к. мы не были приписаны к в/частям, областной военный комиссар предложил нам выехать в качестве беженцев в г. Орел искать работу. И мы ответработники обкома КП(б)Б, хотим или не хотим, вынуждены быть беженцами без средств к существованию в поисках работы (потеряв семьи, которые еще в Минске, очевидно, погибли). Отправились в г. Орел. В Орле нас также не приняли в Красную армию и не выдали пропусков на возвращение назад. Предложили выехать вглубь СССР. В гор. Ельце мы расстались, я попал в гор. Воронеж, где мне никто не верит, что с нами так поступил обком, и заявляют, что работники обкома должны быть вместе с обкомом, а поэтому предложили покинуть город".

От своих подчиненных избавлялись не только партийные, но и хозяйственные руководители. После войны начальник отдела кадров Минского паровозного депо Котиков вспоминал о своей попытке покинуть столицу Белоруссии:

"25 июня, не помню кто, но сказал, что уходит последний эшелон, и если ты не уедешь, то останешься здесь в Минске... Доехали до станции Седча. В этом поезде ехали Миронов, Карасев (начальник паровозного отдела), Басманов. Начальник политотдела и все руководящие товарищи, которых я назвал, отцепливают паровоз, весь эшелон с железнодорожниками и жителями Минска бросают, а сами с одним вагоном удирают. Мы дошли до станции Руденск, нас задержал кордон... Полковник собрал нас 26 июня и сказал, что мы будем возвращены в Минск, потому что город не будет сдан немцам".

28 июня части вермахта заняли Минск, откуда не вывезли ни оборудование предприятий, ни людей. В городе остались и те партийные и советские работники, которые не последовали примеру своего руководства, которые собирались оборонять свой город до конца, но из-за отсутствия оружия так и не смогли.

"При первом же столкновении с противником разбегаются"

Пономаренко, как мог, пытался избежать признания неприятных фактов. В докладной записке Сталину "Об итогах эвакуации из Белорусской ССР", написанной 8 августа 1941 года, он напирал на то, что все-таки удалось эвакуировать немалое число заводов и фабрик, а также их работников:

"Все наиболее значительные предприятия числом 83 из Белоруссии эвакуированы полностью. Крупные предприятия эвакуировались комплектно: оборудование, материалы, рабочая сила, и уже восстанавливаются в других городах Союза. В числе этих предприятий — станкостроительные заводы, Гомсельмаш, очковая фабрика, паровозоремонтный завод, пресса дельта-древесины. Могилевский авиационный завод N459 эвакуирован в Куйбышев; вывезено более 400 станков, все металлы, инструменты, электромоторы, кабели. Весь состав квалифицированных рабочих и ИТР. Вывезены полностью также Оршанский льнопрядильный комбинат, Кричевский цементный завод, судоремонтные мастерские, труболитейный завод и другие. Кроме этого, большое количество средних и мелких предприятий (спиртзаводы, льнозаводы, кирпичные) и оборудование, и материалы промышленной кооперации".

Полностью обойти молчанием произошедшее в Минске он все же не мог, но и здесь начал с успехов:

"Полностью эвакуированы денежные знаки и ценности Белорусского отделения Госбанка в Минске и у 9 областных банков (о Бресте сведений нет). То же относится и к сберегательным кассам. Центральный партархив КП(б)Б вывезен полностью и находится в Уфе. Секретный архив, учетные дела парткадров также полностью вывезены.

Из 212-201 горкомов и райкомов КП(б)Б учетные партийные карточки и другие секретные материалы эвакуировали, и они направлены для хранения через ЦК ВКП(б). Один райком сжег документы на месте, в трех райкомах документы остались, и о семи нет сведений. Архивы НКГБ и НКВД эвакуированы также полностью. Многие наркоматы и Президиум Верховного Совета БССР секретные архивы уничтожили... Архив Совнаркома БССР и ряда наркоматов остался в Минске и не уничтожен. Получилось это из-за преступной растерянности, проявленной работниками и председателем СНК БССР. Друг другу поручали вывезти или сжечь и не проследили. Сейчас дело расследуется. Мною был послан отряд 27.VI.1941 г. для уничтожения, но пробраться в Минск уже не мог".

Далеко не все из написанного Пономаренко соответствовало действительности. К примеру, как было выяснено в 1953-55 годах во время следствия по делу наркома госбезопасности Белорусской ССР Лаврентия Цанавы, часть архивов НКГБ и НКВД захватили немцы, нашедшие в них много интересной информации.

Но все же первому секретарю белорусского ЦК пришлось признать, что минские заводы достались врагу:

"Минские предприятия не эвакуированы вследствие перехвата коммуникации врагом, разрушений и общего пожара города в результате беспрерывных бомбардировок".

Однако о десятках тысяч брошенных в Минске людей он так Сталину и не написал.

Видимо, чтобы реабилитироваться, Пономаренко начал докладывать вождю о постоянном росте и успехах партизанского движения в Белоруссии. 2 июля 1941 года он писал:

"1. В Белоруссии развернулось партизанское движение, например, в Полесской области каждое село, колхоз имеют партизанский отряд. Коммунисты оставлены нами на подпольной работе для организации и руководства. Оставлено, отобрано и послано около 1500 человек. Сегодня мной послано 50 отрядов в занятые районы с особо важным заданием, смысл которого не доверяю бумаге. Результаты сказываются уже сейчас: колхозники Калинковичского района напали и уничтожили двухмоторный бомбардировщик и убили 4 офицеров, в Радошковичском районе крестьяне уничтожили самолет, за Борисовом колхозники сейчас берут приступом 5 танков, остановившихся без бензина, нападают на одиночек и группы немцев и уничтожают их. Таких примеров известно уже очень много, настроение у колхозников патриотическое. Это боевое движение необходимо поддерживать, подогревать, руководить им, побрасывая иногда технику, и устанавливать связи. Я предлагаю при штабе фронта создать управление по руководству партизанской борьбой, которое использовало бы для этого аппараты ЦК и СНК Белоруссии. Охотно это дело возглавил бы сам, так как занимаюсь этим и сейчас, знание кадров и условий многому помогут. Заместителями назначить Цанаву (НКГБ) и Матвеева (НКВД). Практически это почти сделано.

2. Широко разворачиваю отряды истребителей танков. Оружие — бутылки бензина или еще лучше самовоспламеняющейся смеси, разбросанные по всем дорогам и селам. Они дадут несомненно огромный эффект. Надо сделать, так и сделаем, чтобы танки противника горели всюду. За каждый сожженный танк — награда. Сейчас идет комплектование этих отрядов, отбор смельчаков".

Судя по документам НКВД, в действительности картина была несколько иной. В указаниях НКВД БССР N 3/38 начальникам УНКВД по Полесской и Могилевской областям, подписанных 1 августа 1941 года говорилось:

"Несмотря на вполне конкретные и исчерпывающие указания, до сих пор имеют место факты, когда отряды и группы сколачивались наспех, буквально за несколько часов, из лиц, которые друг друга не знают, не умеют обращаться с оружием, в частности, с гранатами и взрыввеществами. Отряды и группы проводников из местных жителей оружия не имеют, картами и компасами не снабжены. Вопросы одежды, питания совершенно не продумываются. Инструктаж отрядов и групп совершенно недостаточный, в результате чего руководство отрядов и сами партизаны не имеют достаточно ясного представления о том, как конкретно они должны выполнять свои задачи. В итоге такие отряды и группы в лучшем случае разваливаются, не доходя до линии фронта, а в худшем случае при первом же столкновении с противником разбегаются и возвращаются в свой тыл или же попадают в руки противника и уничтожаются. Подобная организация отрядов и групп не только недопустима, но и преступна".

"Подрывная деятельность в Белоруссии возрастает"

В то же самое время в Минске мало-помалу начала создаваться подпольная организация, деятельность которой в ноябре 1959 года 37 ее выживших участниц описали в письме в ЦК КПСС:

"Минск был одним из первых городов, на который напали фашистские оккупанты. Большинство населения Минска не успело эвакуироваться, не были вывезены склады, фабрики, заводы и проч., остались рабочие у станков. Коммунистам не было дано указания об уходе из города. Кроме того, в Минске скопилось много коммунистов из Западных областей, немало было товарищей из так называемых "окруженцев". Подпольной организации для проведения нелегальной работы в Минске не было создано. Но злодеяния оккупантов не поставили минчан на колени, наоборот, они вызвали ярость и подняли их на всенародную борьбу. Героическую борьбу минчан против фашистов возглавили минские коммунисты. Они ушли в глубокие подполье и тесно связавшись с массами, возглавили борьбу с захватчиками. Летом 1941 г. коммунисты начали создавать нелегальные группы для сбора оружия, распространения листовок, литературы и проч., а осенью 1941 г. уже был создан Минский подпольный горком КПБ. Позже к весне 1942 г. были созданы 6 райкомов КПБ, которые работали под руководством Минского Горкома КПБ. На предприятиях и в городе создавались низовые нелегальные партийные группы. Они организовывали многочисленные диверсии на предприятиях, жел. дорогах, в учреждениях, работавших на оккупантов. Партийные организации города издавали нелегальную большевистскую печать — листовки, перепечатывали передовицы из газеты "Правда", приказы Верховного Главнокомандующего и проч. А весной 1942 г. вышла в свет газета "Звезда" — орган Минского подпольного Горкома КПБ, издававшейся под носом врага. Лживой фашистской пропаганде в газете и в листовках противопоставлялось правдивое большевистское слово, которое находило глубокий отклик в сердцах населения. Минский Горком провел огромную работу по организации партизанских отрядов. Минск был настоящим арсеналом по снабжению отрядов боеприпасами, медикаментами, одеждой, обувью, продовольствием, радиоприемниками, пишущими машинками и проч., что необходимо было для партизан. Минские подпольщики спасли от смерти тысячи военнопленных, отправив, их в партизаны. Минск был резервом для пополнения партизанских отрядов живой силой. Значительную роль в подпольной работе с фашистами сыграли женщины г. Минска. Они были и в подпольных группах, и агитаторами, и диверсантками, и разведчицами, связными, медработниками, проникали в самые секретные фашистские организации и учреждения и воинские части, куда не мог проникнуть мужчина, и добывали самые ценные сведения о противнике".

Все написанное участницами минского подполья подтверждалось документами германских оккупационных властей. К примеру, в оперативной сводке полиции безопасности и СД от 4 января 1942 года говорилось:

"Коммунистическая подрывная деятельность в Белоруссии возрастает. При вступлении немецких войск бывшие активисты Коммунистической партии и государства ушли из городов в мелкие деревни и колхозы. Теперь они возвращаются назад и устраиваются на службу на предприятиях, работающих на Германию. Там они пытаются создать коммунистические ячейки, представляющие исходный пункт для более интенсивной антинемецкой пропаганды. Некоторые такие ячейки были раскрыты на экономически важных предприятиях Минска — электростанции, на заводе связи и приборостроительном заводе, на кожзаводе и плодоовощной базе. Путем планомерной подрывной деятельности они хотели добиться срыва работы в большом масштабе. Коммунистическим активистам удалось проникнуть в белорусскую службу охраны порядка в качестве судебных следователей. В Минске уже арестованы 3 следователя. В последнее время коммунистическое движение сопротивления вместо создания больших организаций пытается вести подготовку нового восстания так называемыми десятками (группами по 10 чел.), после того как сорвалось восстание в советских военных госпиталях и лагерях заключенных, предусмотренное на 4 января 1942 г.".

"Считать их предателями"

Пять дней спустя, 9 января 1942 года, в главной газете страны "Правде" появилась статья Пономаренко, где рисовалась совершенно другая картина жизни в оккупированном Минске и Белоруссии:

"Рабочий класс Белоруссии осуществил гигантскую эвакуацию промышленности. Решено было ничего не оставлять врагу. Сотни фабрик и заводов Белоруссии эвакуированы вглубь страны с оборудованием, сырьем и рабочей силой. В подавляющем большинстве случаев они сразу по приезде на место назначения возобновили свою работу... Эвакуированы все энергетические установки, турбины, генераторы, дизели, в том числе и крупнейшая электрическая станция "Белгрэс". Угнан весь паровозный и вагонный парк. Эвакуированы вагоноремонтные заводы и оборудование депо. Враг лишен возможности организовать за счет нашей промышленности ремонтно-восстановительные мастерские и заводы для своих танков, самолетов и автомашин. Рабочий класс Белоруссии проявил огромную выдержку, героизм и понимание государственного долга. Врагу остались безлюдные, покинутые жителями города".

Получалось, что в Минске и других городах остались только предатели. Именно так эту статью и восприняли члены минского подполья, когда номер газеты со статьей Пономаренко попал в оккупированный Минск:

"Номер этой "Правды",— писали в 1959 году подпольщицы,— со статьей Пономаренко, вместе с другой подпольной литературой попал в Минск и вызвал сильное негодование многочисленных жителей Минска. На голову Пономаренко сыпались тысячи проклятий за то, что он обманывает партию и правительство и клевещет на честных людей, называя их предателями, что нас и наших детей он покинул на съедение фашистам. Зато сам Пономаренко удрал первым из Минска, захватив в свои машины даже ковры, фикусы и др., не столь уж и нужное, добро. А мы в Минске по несколько дней не употребляли не только хлеба, но вообще никакой пищи. А сколько в фашист. концлагерях погибло от голода военнопленных и гражданского населения!"

Вскоре минским подпольщикам удалось установить связь с Москвой с помощью заброшенных в город разведгрупп военной разведки. Но руководители подпольного горкома считали, что нужно установить связь и с вышестоящими партийными инстанциями. В письме 37 подпольщиц говорилось:

"Затрудняло работу Минской подпольной организации то, что не было связи с вышестоящими партийными организациями, с Минским Обкомом и ЦК КПБ. Подпольщики искали эту связь любыми способами и только в августе 1942 г. они узнали, что в Любанском районе в 220 км от Минска, находится Минский подпольный Обком партии. Минский подпольный Горком послал для связи в Любанский лес двух своих коммунисток — Езубчик А. А. и Пруслину Х. М., которые, преодолев все опасности, выполнили задание Горкома и связались с Минским подпольным Обкомом. Секретарь Обкома был В. И. Козлов. Езубчик А. А. и Пруслину в Обкоме встретили хорошо. Но отношение к ним резко изменилось, когда в Обком прибыл по заданию Пономаренко П. К. тов. Гоненко — секретарь ЦК КПБ... Когда связные Минского подпольного горкома Езубчик и Пруслина рассказали о героической борьбе минчан, возглавляемой коммунистами Минска, после приезда Ганенко их начали травить, называть предателями, а затем арестовали и под конвоем работника особого Отдела Бибика привели в Копыльские леса (Копыльский р-н) в распоряжение секретаря Минского Обкома Варвашени И. Д. Нас всех пришедших из Минска Варвашеня и его подчиненные считали предателями. Причем позже нам стало известно, что Бельский (секретарь Минского Обкома) дал директиву не верить всем тем, кто приходит из Минска и считать их предателями. Были минуты, когда некоторые из нас находились на волосок от смерти. Отсюда вывод, что такое предвзятое отношение к нашим представителям из Минского подпольного Горкома и всему Минскому подполью было не случайным. Оно было продиктовано самим Пономаренко".

Безусловно, проверка минских подпольщиков диктовалась не только желанием Пономаренко, но и тем, что нацистские службы безопасности активно боролись с подпольем и засылали в его ряды свою агентуру. Именно поэтому в Минске происходили провалы, массовые аресты и казни подпольщиков. Но то, что последовало дальше, не укладывалось ни в какие рамки.

4 ноября 1942 года Пономаренко подписал директиву N215, в которой говорилось:

"Всем партизанским бригадам и отрядам Белоруссии.

Немецкая разведка в Минске организовала подставной центр партизанского движения с целью выявления партизанских отрядов, засылки в них от имени этого центра предателей, провокационных директив и ликвидации партизанских отрядов. Этот центр партизанскими отрядами Минской зоны разоблачен. Имеются сведения о том, что в этих же целях немецкой разведкой создан второй центр, который также рассылает директивы и людей и пытается связаться с партизанскими отрядами. Приказываю:

1. В целях предотвращения проникновения в отряды вражеской агентуры партизанским отрядам с представителями каких бы то ни было организаций из Минска в связи не вступать и никаких данных о дислокации, численности, вооружении и действиях отрядов не давать.

2. Появляющихся представителей тщательно проверять, внушающих сомнения задерживать".

(Окончание в следующем номере.)