Очередной Всемирный русский народный собор открылся в Москве под лозунгом "Рубежи истории — рубежи России". Перед участниками собора выступили патриарх Кирилл, глава администрации президента Сергей Иванов и министр культуры Владимир Мединский. Специальный корреспондент ИД "Коммерсантъ" Олег Кашин уверен, что перед нами — победа "красно-коричневой" идеологии из девяностых.
В девяностые такого было много — священник-коммунист Пичужкин в красной рясе на митингах "Трудовой России", ветеран диссидентского движения отец Дмитрий Дудко, до самой смерти называвшийся редакционным духовником газеты "Завтра". Знаменитый митрополит Иоанн, регулярно обращавшийся со своими проповедями к читателям "Советской России" и благославлявший Геннадия Зюганова. Эпитет "красно-коричневый" был придуман официальной пропагандой начала девяностых для обозначения этой странной идеологической эклектики, когда большевики осеняют себя крестным знамением, а портрет Сталина висит рядом с настоящими иконами.
"Красно-коричневый" — по замыслу изобретателей термина это было такое ругательство, но те, к кому оно было обращено, совсем не возражали против такого обозначения. У Александра Проханова был даже роман с таким названием, "Красно-коричневый", и его красно-коричневый герой был героем вполне положительным. Демократы тех лет, конечно, смеялись над красно-коричневыми, не хотели воспринимать их всерьез — им казалось, что они могут себе это позволить.
Теперь, когда победа той эклектичной прохановской идеологии стала данностью, смеяться уже поздно. На Всемирном русском народном соборе патриарх говорит о войне за души людей, глава президентской администрации — о том, что вся сила закона будет поставлена на защиту чувств верующих, а министр культуры предостерегает интеллигенцию от мазохистского копания в прошлом. Жаль, что до этого не дожил патриотический писатель Петр Лукич Проскурин — когда он 25 лет назад называл некрофилией публикацию старых книг, с которых перестройка сняла запрет, над ним тоже все смеялись.
Сейчас смеяться поздно, и комментаторы делают страшные глаза, обращая внимание на цитату из Сталина в выступлении патриарха — имени не прозвучало, но все мы знаем, кто в 1941 году обращался к советским людям "братья и сестры". Кстати, нельзя же сказать, что это сочетание — Сталин и Русская православная церковь — настолько уж нелепо, отношения Сталина и церкви все-таки не исчерпываются взорванным Храмом Христа Спасителя и в любом случае заслуживают обстоятельного разговора, которые следовало бы вести еще двадцать лет назад. Как минимум.
И в том, что этот разговор в девяностые вели только Проханов, Зюганов и митрополит Иоанн, виноваты, мне кажется, те, кому двадцать лет назад казалось, что есть более важные дела. Красно-коричневая эклектика девяностых сегодня торжествует и не может не торжествовать — никто ведь не придумал ей альтернативы.