"Расстрелянные разведчики являлись патриотами"

В январе 1943 года белорусские партизаны расстреляли 36 человек — две разведгруппы ГРУ и минских подпольщиков, которых они в соответствии с директивой Центрального штаба партизанского движения сочли агентами гестапо. Руководитель историко-архивной службы ИД "Коммерсантъ" Евгений Жирнов разбирался в обстоятельствах этого странного дела*.

*Окончание. Начало — статью "С представителями каких бы то ни было организаций из Минска в связи не вступать" — читайте в прошлом номере "Власти".

"Станционные пути оказались забитыми"

Формулировки директивы начальника Центрального штаба партизанского движения и первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Пантелеймона Пономаренко выглядели четко и ясно: все, кто называет себя минскими подпольщиками,— агенты врага:

"Немецкая разведка в Минске организовала подставной центр партизанского движения с целью выявления партизанских отрядов, засылки в них от имени этого центра предателей, провокационных директив и ликвидации партизанских отрядов. Этот центр партизанскими отрядами Минской зоны разоблачен. Имеются сведения о том, что в этих же целях немецкой разведкой создан второй центр, который также рассылает директивы и людей и пытается связаться с партизанскими отрядами".

Возможно, у кого-то из партизан могли возникнуть сомнения в правильности указаний из Москвы, ведь большинство партизанских отрядов, базировавшихся вокруг Минска, тесно общались с минскими подпольщиками и получали от них помощь.

"Минский Горком,— писали в 1959 году в ЦК КПСС минские подпольщицы,— провел огромную работу по организации партизанских отрядов. Минск был настоящим арсеналом по снабжению отрядов боеприпасами, медикаментами, одеждой, обувью, продовольствием, радиоприемниками, пишущими машинками и проч., что необходимо было для партизан. Минские подпольщики спасли от смерти тысячи военнопленных, отправив их в партизаны. Минск был резервом для пополнения партизанских отрядов живой силой".

Многие партизаны знали и об успешной диверсионной борьбе подпольщиков, начавшейся вскоре после оккупации Минска. К примеру, в сообщении командующего тыловыми частями германской группы армий "Центр" от 17 августа 1941 года говорилось о диверсии на станции Минск:

"На товарной станции в Минске в результате столкновения 2 товарных поездов загорелись несколько цистерн с горючим. Пожар удалось локализовать. Дорога выведена из строя примерно на полдня 17 августа".

Как оказалось, это было только начало. Один из руководителей группы минских подпольщиков на железнодорожном узле Ф. С. Кузнецов вспоминал:

"Мы еще больше усилили удары по врагу. Одним из таких, причем ощутительных, ударов был срыв графика движения вражеских поездов к линии фронта. Чтобы парализовать работу Минского железнодорожного узла, мы решили бить в сердце: достичь успеха можно было лишь в том случае, если бы удалось одновременно лишить воды все находящиеся на узле паровозы. Но как это сделать? "Взорвать водокачку, и делу конец!" — как всегда, решительно предложил на очередном совещании Афанасий Балашов.

Однако остальные члены подпольного комитета не согласились: "А что будет с нашими людьми, работающими на водокачке? Их же фашисты расстреляют". Спор прекратил подпольщик Федор Жевалев, работавший машинистом котельной установки, единственной на всем узле водокачки: "Поручите это дело мне,— спокойно сказал он,— я с фрицами по-хорошему договорюсь". И "договорился" — сумел убедить немцев, обслуживающих водокачку, в необходимости увеличить подачу все время не хватавшей локомотивам воды. Предложение понравилось, фашисты привезли и установили на водокачке дополнительный мощный насос. А под самый Новый год, в сильнейший мороз, когда оккупанты поднимали бокалы за успехи своей "непобедимой" армии, Жевалев запустил насос с такой силой, что в радиусе трех километров, не выдержав напора воды, полопались чуть ли не все трубопроводы. Колодцы не были утеплены, и мороз быстро доделал все остальное. Гитлеровцы поспешно гасили огонь в топках паровозов. Вместо обычных девяноста — ста эшелонов в сутки они смогли отправлять в сторону фронта максимум пять-шесть. Мутную, грязную воду из Свислочи передвижными насосами накачивали прямо в тендеры локомотивов, которые вскоре приходили в негодность и отправлялись в депо на ремонт. Все станционные пути оказались забитыми составами с живой силой, боевой техникой, боеприпасами и снаряжением. А тут грянул второй, не менее неожиданный удар: подпольщику Боброву удалось вывести из строя водокачку в Петровщине, завалив разным хламом воздушные трубы, по которым подавался воздух в компрессорную установку. Целых две недели, точнее двенадцать суток, почти бездействовал Минский железнодорожный узел — до тех пор, пока гитлеровцы не закончили — в трескучий мороз! — прокладку новой трубопроводной сети. И за все это время на фронт так и не смогли попасть тысячи вражеских солдат и офицеров, тысячи тонн горючего для танков и самолетов, сотни тысяч снарядов и патронов для пушек, винтовок и автоматов".

О том, что в Минске активно действует подполье, прекрасно знали и в Москве. В город проникали сотрудники военной разведки и госбезопасности, заброшенные в тыл противника, и практически все они вскоре устанавливали связь с подпольщиками, начинавшими активно им помогать. Подпольщик Павел Ляховский много лет спустя писал:

"В начале апреля сорок второго года я зашел к Лисецким. Обычно я не заставал у них никого из посторонних, но на этот раз в комнате сидел высокий, статный, атлетического сложения человек. Мы оба почувствовали неловкость, не зная, как отнестись друг к другу. Однако хозяйка, обрадовавшись моему приходу, предложила: "Знакомьтесь, Павел Романович, это Сергей, мой двоюродный брат". Так я впервые встретился с Сергеем Вишневским, командиром разведывательной группы, незадолго до этого заброшенной во вражеский тыл на самолете из Москвы. Кроме Вишневского, в группу входили разведчик Валентин Павлович и радист Ефрем Мельников".

Как писали выжившие подпольщики в 1960 году в ЦК КПСС, разведгруппа капитана Вишневского была лишь одной из многих:

"Коммунист Бортник Н. М., насколько нам известно, находился в Минске со специальным заданием по установлению связи с Минским подпольем, которую он и осуществлял. Он был тесно связан с Минским подпольным партийным комитетом. С Минским подпольем были связаны и в контакте с ними действовали и другие разведгруппы, сброшенные в районе Минска по линии Генштаба Красной Армии и органов госбезопасности. В частности, насколько нам известно, с группой майора госбезопасности Гвоздева и другими".

"Расстреляны командиром партизанской бригады"

Как отмечали сами подпольщики, многочисленные контакты с партизанами и разведгруппами приводили к нарушениям элементарных правил конспирации и провалам. Кроме того, за подпольщиками охотились и все подразделения нацистских спецслужб в Минске:

"В ноябре 1942 года,— писали подпольщики в 1960 году,— Вишневский, проходя по Ленинской улице, заметил на углу Советской и Ленинской, там, где был кинотеатр "Зорька", двух гестаповцев и одного гражданского, в котором он узнал разведчика, спущенного на парашюте в район Витебска, который, как говорил Вишневский, перешел на сторону врага. Вишневскому удалось удрать. В связи с этим встал вопрос об отправке в лес, к партизанам. Тов. Ляховским П. Р. серьезно был продуман маршрут вывода из Минска советских разведчиков и их связных в количестве 8 чел. в п/о "Штурм". Через связную Ляховскую П. А. 12 декабря 1942 года была установлена связь с партизанским отрядом "Штурм". Последний выделил в распоряжение т. Ляховской П. А. две поводы и связного Огнева Владимира Ивановича. 13 декабря 1942 г. Ляховская П. А. с этими связными перевезла на этих подводах две рации, питание для них, оружие и боеприпасы с Быховской ул. д. 20 на улицу Даумана, 24. Отсюда 14 декабря 1942 г. группа была отправлена в партизанский отряд "Штурм", в сопровождении Ляховского П. Р. 4 участника группы т. т. Вишневский С. К., Мельников E. Ф., Барсукевич Л. и Бортник Н. М. и 4 связных т.т. Лисецкая Е. Н., Загорский А. Д., Загорский М. Т. и Кухто Л. И. были отправлены в партизанский отряд "Штурм"".

Однако ни подпольщики, ни разведчики не знали, что в отряды пришла директива Пономаренко.

"В первых числах января 1943 года,— писали в 1960 году подпольщики,— командир отряда Б. Н. Лунин и начальник особого отдела этого отряда Белик И. Н. расстреляли Вишневского С. К., Мельникова Е. Ф., Бортника Н. М., Борсукевича Л. и связных Лисецкую Е. Н., Кухто, Загорского А. Д. и Загорскую М. Т.".

Расстреляли и других покинувших Минск разведчиков. В документе Главного разведывательного управления, подготовленном 13 февраля 1958 года, говорилось:

"18.04.42 нами была переброшена в район г. Минска разведгруппа, возглавляемая младшим сержантом Барсуковским Леонидом Александровичем, с задачей разведки войск противника в Минске и его окрестностях. В декабре 1942 г. в связи с создавшейся в Минске обстановкой, во избежание ареста и провала, Барсуковский Л. А. и другие разведчики были вынуждены уйти в лес в партизанский отряд "Димы", где 14.01.43 г. расстреляны командиром партизанской бригады "Штурмовая" Луниным и начальником отдела бригады Беликом как агенты гестапо, о чем тогда же было сообщено нам. В настоящее время Главной Военной прокуратурой установлено, что Барсуковский Л. С. и другие расстрелянные с ним разведчики являлись патриотами родины и честно выполняли данное им задание. За необоснованный и незаконный расстрел группы разведчиков Лунин и Белик 22.07.57 г. военным трибуналом осуждены".

В письме подпольщиков в ЦК приводились и другие подробности казней:

"Места нахождения их останков нам известны. Мы считаем, что необходимо воздвигнуть памятник героям на месте их гибели или перевезти их прах в Минск, где до войны большинство погибших работали, а в годы войны совершили героические подвиги во имя нашей Родины. Место гибели... советских патриотов знают сотрудники комитета Государственной безопасности БССР, проводившие следствие по делу убийцев (так в тексте.— "Власть") Лунина и Белика, и сотрудники Военной Прокуратуры БВО, а также хорошо знают, где зарыты трупы советских разведчиков местные крестьяне — бывшие партизаны с дер. Латыговка Заславского района. В июле 1957 года Лунин Б. Н., который незаслуженно получил звание Героя Советского Союза и его подручный Белик  И. Н.были осуждены Военным трибуналом БВО за истребление ими 36 человек советских патриотов. В том числе и разведчиков Генштаба Красной Армии. На суде было выяснено, что Лунин Б. Н., будучи в лагере военнопленных "Масюковщина" работал в полиции и расстрелял десятки военнопленных. Чтобы скрыть свои преступления перед Родиной, он ушел в лес и примкнул к партизанскому отряду... Через некоторое время он оттуда удрал, и ему удалось возглавить партизанский отряд "Штурм", где он творил свои вражеские дела".

"После войны была арестована МГБ"

Тех подпольщиков, которые смогли избежать повешения в Минске и смерти от рук партизан, ожидала нелегкая судьба. В записке отдела партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам, подготовленной в январе 1960 года, говорилось о находках партийной комиссии, созданной в ЦК после многочисленных обращений минских подпольщиков:

"Изучая материалы минского подполья, комиссия обнаружила письмо начальника центрального штаба партизанского движения т. Пономаренко П. К. от 4 декабря 1942 г. за N1956cc на имя заместителя наркома внутренних дел Союза ССР, в котором высказывается предположение, что Минский подпольный горком партии был подставным, созданным для выявления и арестов партийного и советского актива, что существовавший при горкоме военный совет был провокационным. Комиссия считает, что это предположение опровергается материалами следствия и документами".

Работавший в составе комиссии ответственный контролер КПК при ЦК КПСС Кузнецов 26 февраля 1960 года писал:

"Быв. министр внутренних дел БССР Цанава сделал все для того, чтобы всячески очернить минское подполье и представить его как инсценированное гестапо. В материалах протокола приведено 25 активных участников минского подполья, невинно пострадавших и оклеветанных как агентов гестапо. Например:

Никитин Н. М. — рабочий, член КПСС с 1928 г., был помощником командира 63 корпусного артиллерийского полка, был в плену у немцев, бежал из плена. В феврале 1942 года связался с участниками подпольных организаций. По заданию Минской подпольной организации Никитин был направлен в Узденский район, где в мае 1942 г. объединил мелкие партизанские группы в партизанский отряд, выросший в партизанскую бригаду, и возглавил ее. Эта бригада по материалам, имеющимся в архиве, нанесла немцам огромный урон в живой силе и технике. В начале 1943 г. был арестован и осужден на 15 лет. В 1957 г. был реабилитирован. Когда Никитину объявили о реабилитации, он умер от разрыва сердца.

Пыжиков B. C., член КПСС с мая 1917 года, командир партизанской бригады им. Чапаева, действовавшей в районе озера Налик, за линию фронта был послан ЦК КПБ. Имел тесную связь с минским подпольем. В апреле 1943 года был вызван в Москву, арестован и просидел без суда до 1948 г. Реабилитирован.

Григорьев Константин Денисович, член КПСС с дореволюционным стажем. Начальник Главнефтесбыта БССР. Член подпольного комитета, В 1944 г. был арестован по приказу Цанавы. Долго сидел в одиночке в МГБ БССР. Во время допроса выскочил из окна третьего этажа, но остался как-то жив. Реабилитирован.

Барановский Л. С., уроженец города Минска, преподаватель Белорусского института физкультуры, трехкратный чемпион БССР по тяжелой атлетике, один из активных участников минского подполья, затем партизан в бригаде Никитина. В январе 1943 г. арестован и осужден на 8 лет. Реабилитирован, работает на комбинате крупноблочных строительных конструкций в Минске...

Гвоздев A. M., член КПСС с 1930 г., работал старшим оперуполномоченным НКВД СССР в звании капитана, был комиссаром в бригаде Никитина, арестован в декабре 1942 г. и осужден на 10 лет. Реабилитирован.

Драгун Лидия, комсомолка, активная подпольщица. На ее квартире был создан подпольный комитет. После войны была арестована МГБ БССР.

Иванов-Афанасьев, член КПСС с 1930 г. Машинист 1 класса. Активный подпольщик. Исключен из партии и отстранен от работы машиниста. Умер в 1953 году.

Латышев Михаил Кириллович, член КПСС с 1932 г., машинист. Активный подпольщик. В 1946 г. исключен из партии. Не допущен на паровоз. Работает на ж. д. узле разнорабочим (на промывке паровозов).

Иващенко Иван Иванович, беспартийный. Машинист 1 класса Минского ж. д. узла. Один из наиболее активных подпольщиков. Исполнитель многих аварий и диверсий на железной дороге. Развозил по Белоруссии нелегальную литературу. Узник лагеря смерти "Освенцим". После войны за принадлежность к подполью был лишен права машиниста. Работает кочегаром на пенициллиновом заводе.

Нечипорович В. И., член КПСС, командир 206 мотомехдивизии, находившейся в Вельске. Был тесно связан с минским подпольем и совместно с ним создал ядро будущего 206 партизанского отряда, затем командовал этим отрядом. В конце 1942 г. был вызван за линию фронта. В Москве ему было присвоено звание генерал-майора, там же он получил назначение зам. командующего корпусом. В 1943 г. был арестован и умер в тюрьме. Реабилитирован".

Но даже после реабилитации злоключения подпольщиков не закончились.

"Мы называли это политическим мародерством"

Арестованный за свои преступления и умерший в тюрьме Цанава, как и осужденные Лунин и Белик, могли в свое оправдание сказать, что они лишь выполняли приказ — директиву Пономаренко. А Пономаренко и его ближайший соратник, бывший секретарь Минского обкома КП(б)Б Василий Козлов, не собирались признавать, что по меньшей мере допустили ошибку. Как писали в 1959 году в ЦК КПСС минские подпольщицы, они годами пытались доказать, что в 1941 году не бежали из столицы Белоруссии, что честных советских людей в Минске после эвакуации не осталось, а значит минского подполья просто не существовало:

"Раз Пономаренко и Козлов стали на путь обмана партии, что в Минске никого нет, поэтому они ничего и не сделали, чтобы связаться с Минском для создания подпольной организации в Минске для борьбы с оккупантами. Поэтому не случайно, что В. И. Козлов в своей далеко не партийной книге "Люди особого склада" (см. первое издание) ни слова не говорит о героических делах Минских подпольщиков. Зато он восхваляет себя и своих приближенных. Огромное место отводится низкопоклонству перед Л. Берия и Цанавой. Как же могут после этого Пономаренко, Козлов, Малин и их друзья согласиться с признанием Минской подпольной организации? Поэтому не удивительно, что после окончания войны прошло уже более 15 лет, а решение вопроса о Минском подполье все маринуется. Многие из наших товарищей пали смертью храбрых, замучены в гестаповских застенках, в лагерях смерти. Среди них наши мужья, братья, сыновья, сестры и дети. Они заслужили того, чтоб о них знал наш народ, чтобы на примерах их подвигов воспитывалось наше молодое поколение... Правда, в конце 1943 г. ЦК КПБ прислал 3 товарищей — Лещенко С. К., Машкова Г. Н. и Сакевича С. для создания подпольного Горкома для Минска. Эти товарищи все время находились в лесу, в Минске до его освобождения не были и большой роли в организации подпольной работы сыграть не могли. Зато Козлов В. И. в своих выступлениях приписывает этому Горкому все героические дела подпольной организации гор. Минска 1941-1942 годов. Мы называли это политическим мародерством — поскольку очень многие минские подпольщики погибли".

Однако, несмотря на многочисленные обращения бывших подпольщиков в ЦК, они долгие годы продолжали оставаться изгоями:

"Вопрос о минском коммунистическом подполье,— писал Чураев,— возникал и рассматривался несколько роз в партийных комитетах гор. Минска, в обкоме партии и в ЦК КП Белоруссии. В 1944-1946 г.г. рассмотрено большое количество заявлений подпольщиков Минска, подтверждено участие многих из них в коммунистическом подполье, отдельные товарищи восстановлены в партии. Однако существование подпольной коммунистической организации не признавалось, и это вызывало поток заявлений. В июне 1949 года бюро ЦК создало комиссию под руководством т. Зимянина М. В., бывшего тогда секретарем ЦК, для рассмотрения материалов о деятельности подпольных большевистских организаций г. Минска, но эта комиссия ни разу не собиралась и никаких материалов не подготовила".

Дело сдвинулось с мертвой точки лишь после того, как Пономаренко, успевшего побывать за послевоенные годы первым секретарем компартии Белоруссии, секретарем ЦК КПСС, членом Президиума ЦК и заместителем председателя Совета министров СССР, отправили на дипломатическую работу. Правда, продолжал сопротивляться Козлов, к тому времени ставший председателем Президиума Верховного совета Белорусской СССР и заместителем председателя Президиума Верховного совета СССР. Он даже отказался подписать решение комиссии ЦК, признавшее существование минского подполья. Но от его воли уже ничего не зависело:

"Только в сентябре 1956 года Минский горком, а затем обком партии, рассматривая многочисленные заявления участников подполья, приняли решения, в которых отметили, что проверкой подтверждается участие групп и отдельных граждан в подпольной роботе в Минске в первый период Отечественной войны. В октябре 1957 года бюро ЦК КП Белоруссии снова создало комиссию под председательством т. Козлова В. И. для подготовки предложений о минском городском подполье, члены этой комиссии провели беседы со многими активными участниками подполья, изучили материалы, хранящиеся в партархиве ЦК КП Белоруссии и в результате этого пришли к выводу, что в г. Минске с осени 1941 года существовало и действовало организованное коммунистическое подполье, имелся городской подпольный центр, созданный по инициативе коммунистов и комсомольцев, именовавший себя "Минским горкомом КПБ". Партийный центр имел сеть подпольных партийных организаций и свой печатный орган — газету "Звязда". Участники подполья распространили советские листовки, организовывали саботаж на железнодорожном транспорте, готовили и отправляли в партизанские отряды советских патриотов, снабжали партизан оружием, медикаментами, одеждой и проводили другие действия, направленные против немецко-фашистских оккупантов. Подпольный Минский горком КПБ действовал с августа 1941 г. по сентябрь 1942 г., имел шесть райкомов: четыре — в городе, один — на железнодорожном узле и один — в гетто. Многие из руководителей подполья были арестованы фашистами и уничтожены".

В 1960 году о заслугах подполья говорилось и на съезде компартии Белоруссии. Но оставался вопрос об ответственности Пономаренко и Козлова. В записке Чураеве об этом говорилось:

"Имея в виду, что в письмах участников минского подполья, поступающих в ЦК КПСС, к т.т. Пономаренко П. К. и Козлову В. И. предъявляются серьезные обвинения в расправе с партизанскими командирами, партизанами и подпольщиками, по мнению Отдела, необходимо поручить КПК при ЦК КПСС совместно с ЦК КП Белоруссии тщательно расследовать данный вопрос и о результатах доложить ЦК КПСС".

Но белорусское руководство от рассмотрения вопроса уклонилось. Они сообщили в Москву, что Пономаренко и Козлов являются членами ЦК КПСС, а потому белорусский ЦК не имеет права их обсуждать. В Кремле и на Старой площади оценили ситуацию и, по всей видимости, решили, что осуждение двух известных руководителей партизанского движения может привести лишь к одному — подрыву доверия ко всей истории советских партизан. К тому же, кто из руководителей партии и правительства сам был без греха? Так что в итоговой записке о рассмотрении дела от 21 декабря 1961 года ответственный контролер КПК Кузнецов констатировал:

"Вопрос о серьезных политических обвинениях, предъявляемых участниками Минского подполья к тт. Пономаренко и Козлову В. И., в январе прошлого года Отдел партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам поставил перед Секретариатом ЦК КПСС, однако этот вопрос не был решен и материал сдан в архив".