Президент Дагестана МАГОМЕДСАЛАМ МАГОМЕДОВ в интервью начальнику отдела "Ъ" МАКСИМУ ВАРЫВДИНУ рассказал о том, как в республике пытаются наладить мирный диалог между сторонниками различных течений ислама, почему создают отряды самообороны и из-за чего не делят преступников по национальному признаку.
"У нас очень осторожное, трепетное отношение к оружию"
— Свадьба ваших земляков в Москве со стрельбой в воздух стала чуть ли не главным событием в стране.
— Это недостойный поступок, никакого оправдания стрельбе в городе или другим разборкам нет и быть не может. Никто не имеет права на свадьбах стрелять ни в Москве, ни в Махачкале. И мы у себя тоже не разрешаем открывать стрельбу.
— И так же жестко разбираетесь в подобных инцидентах?
— Естественно. Да и нет такой традиции, стрелять на свадьбе. Это, может быть, наоборот, не в традиции Дагестана...
— А у вас не стреляли на свадьбе?
— Нет.
— И невесту не похищали?
— Никто не стрелял и не похищал, все было мирно, хотя свадьба была в горах. Стреляют во время торжеств какие-то отморозки, хулиганы, которые таким образом развлекаются. У нас в традициях, я бы сказал, очень осторожное, трепетное отношение к оружию. Его вообще нельзя носить где попало. Чего в воздух палить? Для этого много ума не надо и много геройства тоже. Но с другой стороны, я не понимаю ажиотаж и истерию, которые возникли вокруг этой истории. Из ничего пытаются сделать межнациональный конфликт. И это меня беспокоит. Ведь он стрелял не потому, что дагестанец, хулиганы и плохо воспитанные люди могут быть любой национальности. Да и непонятно до сих пор, кто стрелял.
У нас в Дагестане тоже совершаются преступления — и бытовые, и громкие. Но никогда никто не скажет, что стрелял или, там, например, совершил наезд на пешехода аварец, даргинец, лезгин, русский или еще кто-то. Дагестан — республика многонациональная. У нас более 120 этносов и 33 народности и национальности. И мы никогда не позволяем себе задевать чью-то национальную гордость или сознание. А этот инцидент на свадьбе задевает, потому что говорят не о дагестанцах, взявших золото на последней Олимпиаде, наших успешных бизнесменах, проектах, направленных на развитие республики, полицейских, которые, рискуя, несут службу.
— В конце апреля, когда было достигнуто согласие между сторонниками Духовного управления мусульман (ДУМ) и салафитами, казалось, что в Дагестане наконец наступит мир, но этого не произошло. Последовали новые теракты, был убит шейх Саид Афанди, благословивший этот договор.
— Пока не закончено следствие, я не могу утверждать, что эти события связаны между собой. Обстановка в Дагестане в принципе непростая, но она далеко не так плоха, как вам кажется отсюда, из Москвы. Конечно, есть проявления терроризма, экстремизма, есть люди, которые придерживаются каких-то псевдорелигиозных принципов, агрессивных и радикальных. Но это малая часть нашего общества. Абсолютное большинство дагестанцев — это люди государственные, светские, демократичные. И при высокой религиозности общества абсолютное большинство дагестанцев — это приверженцы традиционного ислама без каких-либо проявлений агрессии, наоборот, толерантные люди. Потому что ислам — религия милосердия и добра. Те же, кто считает, что на территории республики надо создать какое-то государство, основанное на нормах шариата, доставляют нам множество проблем. И они никакие не борцы за ислам, они просто бандиты, с которыми надо бороться. И эта борьба ведется успешно: по статистике, преступлений террористической направленности у нас совершается сейчас меньше, чем в 2010 и 2011 годах.
Диалог, который проходит в Дагестане между представителями различных религиозных течений, в том числе салафитами, и ДУМ, это шаг правильный. Мы приветствуем диалог, потому что это один из инструментов достижения согласия в обществе. Мы же не можем действовать только силовыми методами. Мы хотим убедить ту часть населения, прежде всего молодежь, которая придерживается радикальных идей или агрессивных взглядов, в ошибочности избранного пути. Ведь у нас нет никакого притеснения свободы совести и свобода вероисповедания обеспечена в полной мере. А преследуем мы только тех, кто нарушает законы, с оружием в руках идет против собственного народа и государства. И даже для этих людей мы создали институт, который помогает им вернуться в общество.
— Речь идет о комиссии по адаптации бывших боевиков?
— Обычно на комиссии мы дискутируем, часто не соглашаемся друг с другом, но последнее заседание, на котором рассматривались заявления восьми молодых людей, вышедших из леса, показало, что мы достигли согласия. Процесс пошел, и это обнадеживает. Массовые обращения в комиссию — это тоже результат наладившегося диалога между представителями различных религиозных течений, ну и конечно, результат большой работы, которую проводят правоохранительные органы. При этом следует учитывать, что бандиты и террористы, у которых руки по локоть в крови, уже не слушают никого — ни салафитов, ни ДУМ. Они выбрали для себя совсем другой путь, и с ними надо поступать соответственно.
— Председатель комиссии — депутат Госдумы Ризван Курбанов рассчитывает, что идея адаптации бывших боевиков получит действенную поддержку на федеральном уровне, но этого не происходит.
— Говорить о том, что у комиссии нет поддержки, неправильно. В июне этого года в республике прошло заседание Национального антитеррористического комитета под председательством Александра Бортникова, и на нем работе комиссии была дана положительная оценка. Более того, другим регионам, где есть комиссии, рекомендовано перенять наш опыт. Но роль комиссии не только в том, чтобы непосредственно кого-то вернуть из леса, но и в том, чтобы помочь вернувшимся адаптироваться в мирном обществе. У нас есть квоты в учебных заведениях для тех вернувшихся, которые хотят получить образование. Если надо трудоустроить человека, то мы также поможем. Нельзя забывать и о том, что комиссия — это инструмент идеологического противостояния, воспитательной работы. Люди видят, что мы не просто говорим, а делаем, предлагаем конкретный механизм решения их проблем. И люди начинают верить и под наши гарантии возвращаются. При этом мы решаем проблему — чтобы не пополнялись ряды бандподполья.
"Это не будет какая-то альтернативная сила по противодействию терроризму"
— После теракта, жертвой которого стал шейх Саид Афанди, вы заявили о создании по всей республике отрядов самообороны. Опять, как в 1999 году, собираетесь вооружить народ для борьбы с боевиками?
— Речь идет о народных дружинах, а не о каких-то вооруженных группировках или ополченцах, которые никому не подконтрольны. Предполагаем, что до 15 октября дружины будут созданы в каждом населенном пункте, муниципальном районе. Дружинниками будут молодые люди, которые вместе с работниками правоохранительных органов будут обеспечивать правопорядок. Они невооруженные. Оружие среди них могут иметь только сотрудники ЧОПов, которых мы также привлекаем к этой работе.
— То есть будут охранять свой дом, свою улицу и район?
— Точнее сказать, будут работать на своей территории. В нашей большой по территории и населению республике катастрофически не хватает полицейских, и мы рассчитываем, что дружинники и частные охранники помогут обеспечить общественный порядок. Хочу отметить, что это не будет какая-то там альтернативная сила, которая помимо правоохранительных структур займется вопросами противодействия терроризма. Нет. У нас создается республиканский штаб, и в каждом районе будет свой штаб, который будет координировать эту работу с силовыми структурами. Люди встретили это с пониманием, и в большинстве районов дружины уже организованы.
Подобные формирования создаются и в других регионах. Например, в Краснодарском крае это казаки. Но в варианте казачьих дружин присутствует некий этнический принцип, который, учитывая многонациональность дагестанского общества, мы принять не можем.
— В декабре прошлого года тысячи людей вышли в центр Махачкалы, протестуя против похищений людей и неадекватных действий силовиков. Как решается эта проблема?
— Проблема пропавших людей существует, и родственники этих людей время от времени свои претензии высказывают. Мы с каждым конкретным случаем разбираемся вместе с нашими правоохранительными структурами. Далеко не все из тех, о которых заявляют, что они похищены, являются таковыми. Некоторые из них, скажем, сами пропали или в лес ушли. Я каждый такой случай беру на контроль, изучаю. Уполномоченный по правам человека активно участвует во всех этих процессах. Общественная палата в них вовлечена... Это, конечно, явление, которое надо изжить, не должны люди пропадать. Если это преступник, надо наказать его по закону, исключив даже подозрения в так называемых внесудебных расправах.
Тогда не будет ненужных разговоров. Ну а к выводу тех, кто в силу различных причин оказывается в лесу, мы подключаем общественность, родителей. Есть факты, когда родители объявляют голодовку, требуя, чтобы их дети вернулись. Ведь обработке профессиональных вербовщиков и всякого рода псевдоидеологов подвергаются, как правило, молодые люди, которых легко сбить с истинного пути, особенно если им нечем заняться или негде учиться — в республике все еще не хватает школ, вузов, да и рабочих мест. Конечно, такого молодого человека они могут быстро в свою сторону повернуть и направить его против власти. А после этого молодые люди никого и ничего не признают, у них есть только ложные идеи, которыми они руководствуются.
"Какое он имеет право работать в государственной структуре, если член его семьи — против государства?"
— Недавно в Хасавюрте был случай, когда чиновника уволили за то, что его сын оказался пособником боевиков.
— Это был вице-мэр Хасавюрта. Я считаю, что человек, который не может навести порядок в своей семье, а тем более допускает, чтобы его сын поддерживал боевиков, не имеет никакого права работать в органах власти. Это однозначное правило, и мы от таких чиновников будем избавляться. Сами подумайте, какое он имеет право работать в государственной структуре, если член его семьи против этого же государства предпринимает какие-то действия? Это преступление, и за это надо отвечать. Родители за своих детей в воспитательном плане также должны нести ответственность, и никто из них от этого не будет освобожден.
— На Северном Кавказе многие предприниматели вынуждены платить боевикам под угрозой уничтожения бизнеса. В вашей республике множество инвестиционных проектов, а насколько защищен инвестор от подобных посягательств?
— Эта проблема существует, и вы правильно сказали об инвестиционных проектах. Главное направление развития республики — это создание новых рабочих мест, реализация проектов, которые обеспечат нормальный уровень жизни. Сегодня Дагестан и другие северокавказские республики очень сильно отстают даже от среднего уровня по России. Недавно премьер Медведев провел заседание правительственной комиссии по Северному Кавказу в Дагестане, на котором обсуждались конкретные проблемы здравоохранения и образования. У нас в отличие от других регионов высокая рождаемость, прирост населения. И нам нужно не просто приводить в соответствие систему образования или здравоохранения, модернизировать ее, как в других регионах,— нам нужно ее создавать. А когда социальные проблемы не решены, естественно, возникает недовольство людей. Создается социальная база для протестных настроений. Вот над этим надо работать. И инвестиционные проекты, особенно такие крупные, как развитие туристического кластера, строительство больших заводов — а многие из них уже в стадии реализации,— это очень важно. И мы гарантируем безопасное ведение этого бизнеса. Но естественно, не только на крупных проектах держится экономика. Она держится в основном на малом, среднем предпринимательстве. Вот эта категория подвержена влиянию (боевиков.— "Ъ"). Есть случаи распространения флешек с требованием денег. Совсем недавно мы нанесли мощный удар по этим флешкам, по группе, которая этим занималась. Бизнес должен быть защищен, но без содействия со стороны предпринимателей проблему вымогательств не решить. Они не должны скрывать факты рэкета, нужно вовремя обращаться в полицию, и только тогда мы вместе сможем переломить ситуацию.
"Я никого из своих родственников на руководящие должности не назначал"
— Полпред Александр Хлопонин предлагает помимо туристического кластера развивать на Северном Кавказе агропромышленные и инновационно-образовательные проекты.
— Именно с приходом Александра Геннадьевича на Северном Кавказе начались интеграционные процессы, была принята стратегия развития федерального округа, а к концу года, 15 декабря, должна быть принята соответствующая программа. Это очень важный документ, и мы надеемся, что программа развития Северо-Кавказского федерального округа будет принята в полном объеме, она позволит нам как раз решить большинство, скажем так, социальных задач. Мы хотим, чтобы федеральное руководство помогло нам поднять накопившиеся за многие десятилетия проблемы и решить их. У нашей республики огромный потенциал: природно-географическое расположение, сырьевая база и трудовые ресурсы. У нас есть инвесторы и на туристический комплекс, и на агропромышленные проекты. Уже восстановлены и работают предприятия оборонного комплекса. Есть инструменты господдержки. Через Северо-Кавказский федеральный округ — это тоже новый инструмент — выдаются государственные гарантии Минфина России. Есть механизмы субсидирования процентных ставок в банках, когда человек реализует инвестиционный проект. Есть участие корпорации ВЭБ. А для того, чтобы поднять экономику в целом, нужно снять инфраструктурные ограничения, создавать коммуникации, необходимую инфраструктуру. Конечно, все упирается в целом в возможности страны, наверное, бюджетные возможности. В РФ существуют и другие проблемные регионы, где также надо вкладывать деньги, но я считаю, что Северный Кавказ очень серьезно недофинансирован и все эти разговоры о том, что хватит его кормить, они ведутся на пустом месте. Если даже простую математическую выкладку сделать или экономическую логику посмотреть, они не выдерживают никакой критики. Во всяком случае, сегодня Республика Дагестан занимает последнее место по бюджетной обеспеченности. У нас на одного жителя приходится чуть больше 20 тыс. руб. в год. В то время как по стране этот показатель больше 50 тыс. И у нас самая низкая заработная плата в стране. Тем не менее у нас более быстрыми темпами, чем в целом по стране, развиваются основные базовые отрасли экономики — сельское хозяйство, промышленность, строительство. Мы строим каждый год больше миллиона квадратных метров жилья. Это один из лучших показателей в стране. То есть народ очень предприимчивый, экономически инициативный, активный, но ему нужно дать возможность работать и зарабатывать. В этом и заключается наша основная задача.
— Потенциальный инвестор сталкивается и с другой проблемой, не решенной в Дагестане,— клановостью, распределением должностей по национальному признаку.
— Распределение должностей по национальностям и клановость — это разные вещи. Клановость — это изначально вещь преступная, неправильная. Я за время работы никого из своих родственников на руководящие должности не назначал. И не собираюсь, даже если они достойные люди. А что касается распределения должностей по национальному признаку, здесь надо очень внимательно смотреть. Ведь, по сути, это не распределение, а разумное балансирование кадровой политики.
Дагестан — многонациональная республика, и невозможно, чтобы в руководстве республики или на ответственных позициях были только представители одной национальности. Это будет неправильно, и это не понравится другим. Конечно, только из-за того, что кто-то представляет ту или иную национальность, мы не выдвигаем и не ставим на какую-то работу, но мы исходим из того, что в каждой национальности есть достойные люди. И в первую очередь смотрим на профессиональные качества кандидата. В парламенте, если говорить о нем, тем более важно, чтобы были представлены все народы республики. И мы за этим следим. Это наша политическая и историческая традиция, никакими законами, нормативными актами не прописанная. Но в том числе и она позволяет сохранять единство в многонациональной республике.
— А русских в Дагестане много? Они представлены в органах власти?
— В составе населения сегодня около 5% — русские. Во власти, в руководящем составе, их примерно 11%. К сожалению, их сейчас меньше, чем раньше. Но основной отток пришелся на 1990-е годы. И русские выезжали за пределы республики не потому, что их притесняли по национальному признаку, а просто из-за того, что не было работы. Так сложилось, что русские в основном работали на промышленных объектах, а все они остановились. Элементарная жизненная необходимость принудила людей покинуть Дагестан. И не только русских, сегодня за пределами республики больше полумиллиона дагестанцев. Они же точно выезжают не по национальному признаку: кто-то на учебу, кто-то на заработки. Подобный отток населения не только у нас, это общее явление.
— А вас не тревожит, что среди боевиков, действующих в Дагестане, все больше представителей других национальностей, тех же русских?
— Мы же не кричим о том, что русские ваххабиты взорвали шейха (исполнительницей теракта, как установило следствие, являлась Алла Сапрыкина, после принятия ислама ставшая Аминат.— "Ъ"), мы вообще не делим преступников на национальности. Для нас они просто преступники. Хотя нельзя не признать, что не этнические мусульмане, а новообращенные — именно те люди, которые, как правило, легче всего поддаются обработке со стороны идеологов боевиков. И среди самих идеологов таких людей хватает. Тот же Саид Бурятский (Александр Тихомиров.— "Ъ"), он же не в Дагестане стал таким! Он совсем в другом месте встал на этот путь и в Дагестане и других республиках Северного Кавказа сделал очень много бед именно как идеолог, человек, который на свой преступный путь поставил молодежь. Но никто из нас никогда не будет подчеркивать его национальность.
Факты, кстати, говорят о том, что на этот агрессивный путь становятся представители тех районов, городов и сел, где традиционный ислам не имел крепких позиций. Там, может быть, вообще малорелигиозные были населенные пункты. И как раз из атеизма легко перевести людей в агрессивное течение. Это надо учитывать, и здесь мы большие надежды возлагаем на представителей ДУМ, на имамов традиционного направления: они должны активнее показывать, где правильный ислам, где заблуждения, где тупиковый путь.
— Дагестан, наверное, единственный регион в России, где призывники хотят служить в армии и даже, как говорят, дают взятки, но их все равно не берут на армейскую службу.
— У нас 17 тыс. готовы служить, а призывают действительно крайне мало. В прошлом году нам с большим трудом удалось добиться призыва 3 тыс. человек. В Минобороны считают, что выходцы из республики создают в войсках проблемы, малоуправляемы... Но это не так. Были инциденты с участием дагестанцев, но по ним нельзя, как по стрельбе на свадьбе, судить о жителях всей республики. У нас в традиции служить в армии, служить России! Нельзя забывать и о том, что могут быть введены законы, по которым не служившим в армии нельзя будет занимать должности на госслужбе, работать в правоохранительных органах. И мы не можем исключить, что подобный подход к нашим молодым людям в итоге приведет их в лес. Ведь служба в армии носит еще и воспитательный характер.
— Срок ваших полномочий как главы республики заканчивается в 2015 году. Будете участвовать в выборах?
— Сейчас об этом говорить, конечно, рано, жизнь покажет. Если удастся стабилизировать общественно-политическую ситуацию, запустить те инвестиционные проекты, которые мы начинаем, и будет необходимость продолжить эту работу, пойду (на выборы.— "Ъ"), если буду видеть, что кто-то может сделать это лучше меня,— нет.