Неизвестные откровения Дудаева
Два года назад закончилась война в Чечне. В распоряжении Ъ оказалось неизвестное интервью бывшего корреспондента ТАСС ШАРИПА АСУЕВА с ДЖОХАРОМ ДУДАЕВЫМ, который, оказывается, задолго до своей гибели и конца войны не только предсказал заключение мирного соглашения, но даже указал место его подписания.
Это интервью имеет необычную историю. Кассета с записью разговора исчезла при странных обстоятельствах, осталась только его расшифровка. Чтобы снять сомнения в подлинности интервью, нам пришлось предварительно опросить участников тех событий.
Вот как об этом вспоминает автор интервью Шарип Асуев: "Это было три года назад, весной. Я очень тяжело добирался до Дудаева. Его база находилась в горах, под Шатоем, в старом коровнике. Меня сопровождали его соратники, в частности, Дауд Ахмадов. Мы проговорили почти до утра... Затем два дня я не мог оттуда уехать. Потом меня вывезли по другой дороге. Спустя несколько месяцев меня уговорил отдать кассету журналист "Комсомольской правды" Александр Евтушенко. Я согласился, поскольку знал, что по каналам ТАСС это никогда не пройдет. И всю ночь я расшифровывал кассету. Наутро Саша уехал. Вечером возвращается. Какие-то люди в камуфляже отобрали у него машину, со всем ее содержимым..."
А вот как об этом вспоминает Александр Евтушенко: "Неожиданно по пути во Владикавказ моей "Ниве" преграждает дорогу белая "девятка"... За руль садится чеченец, который только что держал "Макаров" у моей головы... Я показал им кассету с записью интервью Дудаева, которую получил от Шарипа: "А нам по фигу, где и с кем ты был. Что Басаев, что Дудаев — одна шайка."... Через две недели мою машину расстреляли на российском блок-посту из БТРа. Даже если кассета еще и была в машине, то от нее после обстрела ничего не осталось..."
Подтвердил факт беседы и бывший помощник чеченского президента, сейчас министр промышленности Чечни Дауд Ахмадов: "Я тогда был префектом Шатойского района... Мы поехали к Джохару, на одну из его секретных баз. Я присутствовали при разговоре Шарипа с Джохаром. Говорили они очень долго, почти всю ночь... Говорили о будущем, об отношениях с Россией. Джохар сказал, что войну мы выиграем и заставим Россию подписать с нами мир в железнодорожном вагоне... Действительно, нам потом пришлось вывозить Шарипа другой дорогой, потому что ту, по которой мы приехали, разбомбили".
— Джохар, в канун ввода российских войск в Чечню, ты лично чувствовал эту опасность? Ожидал ли именно такого развития событий? Ведь произошла гигантская трагедия народа?
— Тут трагедия не только чеченского народа. Произошла трагедия России и русского народа.
— Я имею ввиду уничтоженный Грозный, расстрелянные села, тысячи вдов и сирот. Ты прогнозировал, что такое может быть сотворено?
— Я всегда говорил, что Россия агонизирует, и ей нужны жертвы.
— Многие сегодня (апрель 1995 года.— Ъ) говорят о тебе, что этот человек был специально подготовлен и направлен для уничтожения своего народа?
— Это все туфта. Туфта, которой я брезгую и которую не воспринимаю. Я точно знаю, как формируется такая ложь. Это — пропаганда.
— Говорят и о баснословных деньгах, которые ты выручаешь от реализации нефти, наркотиков...
— Блеф и болтовня. Комментировать даже не хочу.
— Какой ты видишь сегодня перспективу Чечни?
— Хорошей.
— Как ты думаешь, что будет дальше с Россией?
— Если бы русские знали, какую они себе участь готовят,— не только для своих потомков, но даже для нынешнего поколения,— у них, наверное, был бы понос, причем неизлечимый. У России два пути развития. И оба тупиковые.
— И все же?
— Какой путь у России? Взять доллар и сделать своим богом. Они к этому готовы хоть сейчас. Что из этого получится? Это — самоуничтожение, разрушительный путь.
Можно другим путем пойти — я знаю, какой путь России нужен. Но я не скажу никогда. Пусть валятся и катятся!..
Один из путей — принять ислам и идти по пути ислама. Это более реальный для них путь.
— А наш с тобой народ не может оказаться жертвой всех этих глобальных процессов?
— Он сегодня и есть жертва этих проблем.
— Победой или поражением, чем закончится эта война?
— Вопросы начала войны и ее завершения — дело Всевышнего. Пока сама Россия не подготовлена ни к ведению войны, ни к ее логическому завершению.
Но меня сейчас волнует уже не война, она все равно закончится. И мы подпишем мир. Не в Москве — не поеду никогда, и не в Чечне — надо дать России сохранить лицо. Это (подписание мира.— Ъ) будет на кавказской земле, в Дагестане. Хочешь я тебе даже скажу где? В железнодорожном вагоне...
— Джохар, ты своей вины не чувствуешь в том, что так все в Чечне получилось?
— Я не чувствую никакой своей вины.
— Мы не могли избежать этого военного кошмара?
— Никак не могли. Если мы попытались бы какими-то мирными путями решить (проблему взаимоотношений с Россией.— Ъ), политикой, лояльностью, смирением,— я могу заверить, что мы были бы уничтожены под корень. И больше бы никогда не было бы чеченской нации или ее государства.
И могу заявить ответственно, что еще к 91-му году появилась идея заселить спорные территории на китайско-советской границе, под маркой того, что чеченская мафия, рэкетиры не дают жить. В 91-м году сколько локомотивов было в одном Гудермесе? Под видом ремонта?! На которых не была снята еще смазка заводская!? Тогда стояло 56 локомотивов! А сколько на железнодорожных узлах вокруг и на территории республики стояло вагонов? Телячьих. Причем без всякого движения около трех с лишним месяце?! Сколько машин крытых под видом уборки урожая стояли в 11 районах, не трогались с места, с людьми в черных бушлатах?! В каждой машине по одному офицеру. А сколько единиц дополнительно разгружалось боевой техники и прибывал воинский контингент на территорию республики к тем, которые уже были здесь?!
И нацию чеченскую уничтожили бы. И этот ГКЧП должен был претворить идею геноцида, очередную депортацию чеченского народа. И только случайность сорвала эти планы.
— Есть точка зрения, что если бы Дудаев сейчас ушел, заявив: "Хотите выборов — проводите, хотите — войдите в состав России"! И можно было бы еще сохранить многие жизни. Почему ты этого не делаешь?
— Я свидетельствую перед Аллахом, что такой поступок принес бы народу огромный вред. 300 тысяч мужчин — от 17 до 50 лет — не имеют сейчас ни крыши над головой, ни еды, ни работы. Им деваться некуда: семьи уничтожены, дома разгромлены. У них одна цель — месть.
Пока они верят мне и слушаются меня. А нарушится ориентир, выйдут они из-под контроля... Страшно! В первую очередь на кого пойдут? На своих же вайнахов. Начнется междоусобная война. В далекой России кому мстить? Кровную месть будут искать здесь. Те вновь призовут на помощь русских. А последние, не разбираясь, где свои, где чужие, всех сравняют с землей.
— Хотел бы ты сейчас поговорить с Ельциным?
— Мне всегда есть что сказать руководству России. Я всегда прекрасно понимал, понимаю и сейчас, что у такой огромной России есть свои интересы, от которых трудно отказаться в один час, в один миг. Я в самом начале предлагал учитывать интересы России — совместную оборону, совместные вооруженные силы. Я даже призывал к этому.
Я не раз говорил, признайте выбранный моим народом путь — и я уйду с политической арены через 3 дня.
— Джохар, а как ты оцениваешь сегодня события, в результате которых ты пришел к власти на президентских выборах 27 октября 1991 года?
— Всевышний свидетель, что я не хотел выдвигать свою кандидатуру в президенты. Но тут мои сторонники возмутились, что, мол, ты испугался.
— Кто были эти люди, собравшие первый общенациональный съезд чеченского народа (23-25 ноября 1990 г.), на котором был создан исполнительный комитет (6 сентября 1991 года Исполнительный комитет съезда чеченского народа захватил власть в республике — Ъ)? Как ты сейчас думаешь, они действительно за идею стояли или использовали имя первого чеченского генерала для достижения своих целей?
— Вот именно! Когда я увидел, кому съезд вайнахского народа вверил свой суверенитет и свое будущее, у меня — даю слово чести — по коже пробежали мурашки. Уже на первом же заседании исполкома там у них — тех, кто организовывал, проводил этот съезд — началась драка из-за денег. Буквально из-за денег, которые собрали на прошедший съезд.
Никаких должностей мне в этой республике, в той среде, испорченной до беспредела, не нужно было. Я вообще не только боялся этой среды, откровенно говоря, я ею брезговал. Эта среда была настолько далекой от моего интеллекта и моего уровня со всей своей роскошью, чванством, закулисными играми. Эта среда была для меня дикой и далекой...
Я посмотрел и содрогнулся от ужаса. Доверие народа — кому оно вручено! Стало ясно, что это — крах. Что дело пойдет настолько не по тому руслу, который наметил народ. Что они буквально извратят эту идею (суверенизации.— Ъ), размажут ее, заплюют. И народ превратят в ничто.
Вот это заставило меня взять на себя этот тяжкий груз. Но одно дело говорить с трибун высокопарные слова, а совсем другое, когда надо реализовывать решение.
— Но утверждают, что ближайшее твое окружение было коррумпировано.
— Коррумпированы были все. В прежние времена первым лицам в высших эшелонах власти в республике приносили деньги, и была определенная такса. Время нужно было, чтобы очистить высший эшелон. Один кабинет министров сменили, второй кабинет, третий. И верхний эшелон мы очистили, это нам удалось. А те, которые замысливали такое, они чувствовали над собой Дамоклов меч, который отрубит им головы.
Но вот на нижнем уровне коррумпированность продолжала существовать с необузданной силой.
— Если все начать сначала, что ты в своих действиях за прошедшие эти годы (1991-1996 гг.— Ъ) изменил бы?
— Если я даже и хотел бы что-то изменить, то мне просто не дали бы. Конечно, я хотел бы многое сделать иначе.
— Кто не давал?
— Среда не давала, общество, не созревшее для демократии и для соблюдения норм, законов. Разве я не хотел иметь рядом с собой талантливых, интеллигентных, интеллектуальных, созидательных, преданных делу людей?! Но вокруг оказывались крохоборы, у которых был только один интерес — необузданное наживательство. Окружение таким оказалось в силу обстоятельств, не было другого.