Выставка
Одна из самых профессиональных частных площадок в области работы с современным искусством в Петербурге, Новый музей, открыла в среду большую персональную ретроспективу Бориса Кошелохова, подготовленную дружественной музею институцией — галереей Anna Nova. КИРА ДОЛИНИНА считает, что выставкой главной живой легенды ленинградского андерграунда ставится точка в главном выставочном проекте последних лет: написании истории петербургского неоэкспрессионизма, от арефьевского круга до "Новых художников".
То, что Борису (Бобу) Кошелохову всего 70 лет, почти невероятно. Он так давно, так прочно и так мощно осел в истории петербургского искусства, что цифра 70 000, заявленная в названии выставки — "70 000 лет Бориса Кошелохова",— кажется куда как убедительнее. Его не назовешь старцем и даже могучим стариком, но его отношения со временем, как и времени с ним, не дают никакой зацепки для конкретных цифр. Просто он был тут всегда. Такой, каким остался на фотографиях 1970-х, и такой, каким сегодня его можно встретить на его вернисажах или во дворах Пушкинской, 10. Длинные волосы, борода, жилетка, черные одежды, гулкий голос, невероятно для сонного, медлительного Питера пронзительные и живые глаза. Он стал гуру меньше чем через год после того, как сам начал заниматься искусством. И с этого пьедестала никто никогда сдвинуть его и не пытался.
Его биография словно специально написана, чтобы совпасть с каноном: сирота, детдомовец, до седьмого класса предпочитавший бегать по своему собственному золотому кольцу вокруг родного южноуральского Златоуста, приехал в Ленинград учиться медицине. Продержался два курса: изучение Кьеркегора, Ясперса, Гуссерля, Хайдеггера, Сартра и Камю вылилось в отчисление за увлечение буржуазной философией. Истово поверивший в экзистенциализм, свою судьбу он выстроил в точности с заветами прочитанных книг: "Ваша свобода родилась раньше вас". Его свобода родилась 2 ноября 1975 года, в день, когда его друг художник Валерий Клеверов (Клевер) сообщил ему, что тот тоже художник. Сам Кошелохов теперь кокетничает и говорит, что это была лишь шутка, способ хоть как-то отплатить за то, что Боб на целый год превратил свою 27-метровую комнату в коммуналке в галерею по продаже картин Клевера, чтобы тот смог купить семье квартиру. Шутка не шутка, но идея запала в душу: художник — это тот, кто видит. Художником может (при большом желании) стать каждый. Не нужны даже краски — первые работы Кшелохова были состряпаны из объектов, найденных на помойках. Но когда дело дошло до красок, стало понятно: он действительно художник и остановить эту стихию вряд ли кому-то будет под силу.
Экспрессионизм Кошелохова — доморощенный, самовыдуманный, непохожий на заграничный и даже несхожий с тем, что делали чуть раньше и рядом барочно-страстные арефьевцы. Кошелохов последовательно пытался соединить экспрессионистскую свободу формы с идущей чуть ли не от фовистов упоенностью цветом. Стихийный художник, он смешивал все со всем, писал на ковровых дорожках, фанере и обивке от выброшенного дивана, брошенных за ненадобностью транспарантах, использовал невозможные сочетания цветов (поскольку все они были его личным открытием, ведь даже то, что при смешении синего и желтого получается зеленый, он открыл для себя сам) и писал, писал, писал. Ну, вообще-то, сам он предпочитает другую лексику — по его определению, художник должен "х...ярить, х...ярить и х...ярить", а сама "работа должна быть похожа на чирей: выскочил, нарвал, а потом внезапно вскрылся, как будто об угол стукнулся, чтобы кровища вовсю текла".
Соответствовать заданной ноте мог, вообще-то, только сам Кошелохов. Но он пытался: группа "Летопись", которую он основал, сейчас знаменита прежде всего тем, что в ней начинал талантливый молодой художник Тимур Новиков. Между тем и способом письма, и чертовски насыщенным ритмом работы (каждую неделю устраивались обсуждения, если картину не принес, иди гуляй, даже если вся братия собралась в твоей собственной квартире), и оголтелым всеядством кошелоховская команда выработали собственную, хронологически совершенно параллельную Европе версию неоэкспрессионизма.
Смотреть работы Кошелохова — тяжелый труд. Тут либо прыгнуть в омут, либо скользить слепым глазом. И дело тут не в "сложности" этой живописи (наоборот, она работает с образами простыми, наотмашь), а в ее количестве. Для Кошелохова не существует счета на десятки, его серии насчитывают сотни, а иногда и тысячи работ. Его последний проект — "Two Highways" — готовится уже скоро 20 лет и уже насчитывает 1,2 тыс. набросков, 6 тыс. пастелей, 2,5 тыс. цифровых рисунков и столько же холстов с них. Осталось всего ничего: найти 5 тыс. кв. м, на которых разместится рожденная в результате этих штудий живопись. Это, конечно, вылет в стратосферу, но ведь все в Петербурге всегда знали, что Кошелохов может себе это позволить. Об этом отлично сказал один из тех, кто вырос на кошелоховских правилах, "Новый художник" Вадим Овчинников: "Критикам, которые сомневаются в значении Б. Н. Кошелохова, советуем обратить внимание на неоновую надпись "Титан" на углу дома по Невскому и Литейному проспектам, где живет художник".