Материнский долг против сыновних долгов
Татьяна Алешичева о новом фильме Ким Ки Дука «Пьета»
После трехгодичного простоя, что для непрерывно снимающего режиссера целая вечность, Ким Ки Дук представил на прошлогоднем фестивале в Канне свою псевдодокументальную надрывную исповедь "Ариран", а в Венецию в сентябре 2012 года привез фильм "Пьета". Этот жестокий романс так впечатлил жюри Мостры, что главный приз фестиваля "Золотой лев" достался Ким Ки Дуку при наличии очень сильных конкурентов. "18-й фильм Ким Ки Дука", как гордо подписано в начальных титрах, по-видимому для тех, кто сбился со счета, просто не мог не понравиться председателю жюри Майклу Манну, ведь Манн-режиссер и сам всегда знал толк в жестоких романсах. И вряд ли он до того момента тщательно следил за творчеством Ким Ки Дука, а то бы заметил, что "Пьета" целиком построена на типичных мотивах, которые не раз появлялись в его фильмах и раньше. Восемнадцатый фильм с его жестоким молчаливым героем и садомазохистскими практиками вполне может поразить воображение неофита, не видевшего предыдущие семнадцать.
Одинокий и злой Канг Ду (Ли Чжон Чжин) — сборщик долгов, работает на ростовщика, ссужающего местным работягам крупные суммы под грабительский процент. Тех, кто не может расплатиться — а не может никто,— Канг Ду жестоко калечит, чтобы забрать их страховку в счет долга. Орудиями нанесения увечий становятся токарные станки и самые разнообразные механизмы, которых тут великое множество — в юности сам работавший в слесарной мастерской Ким Ки Дук здесь проявил себя как настоящий технофетишист. Пространство его фильма — это безрадостный урбанический муравейник, где в тесных и темных, похожих на соты, мастерских гнут спину механики, что-то вытачивающие, клепающие, сверлящие. Эти мастерские — узкие захламленные гаражи, подсобки, дыры и щели — буквально напичканы страшными железными станками. На мольбы о пощаде Канг Ду всегда отвечает своим жертвам одно и то же: а не надо занимать деньги, если не можешь расплатиться,— это безответственно. Скоро становится понятно, что в душе у него свербит от чужой безответственности потому, что мать бросила его сразу после рождения. Но в один прекрасный день она появляется у него на пороге — не старая еще женщина, называющая себя его матерью (Йо Мин Су). Поначалу хмурый Канг Ду пытается прогнать чертову стерву, которая увязывается за ним повсюду, куда бы он ни шел, и пытается назойливо вломиться в его жизнь. Вдруг объявившаяся после тридцатилетнего отсутствия мать заискивает, терпит оскорбления, готовит еду и моет посуду. Наконец выведенный из равновесия Канг Ду, желая убедиться, действительно ли эта женщина его мать, испытывает ее на прочность и с криком "Так, значит, это отсюда я вышел на свет?" засовывает ей в промежность руку — ну что же, спасибо и на том, что не рыболовные крючки. С этого момента сюжет переламывается: убедившийся таким вот эксцентрическим способом в том, что женщина не врет, Канг Ду судорожно наверстывает упущенное и мгновенно люто и бешено привязывается к новообретенной матери, которую недавно и знать не знал. Герои Ким Ки Дука похожи на персонажей комикса — одномерные, с простыми, но яростными чувствами, которые в одночасье ни с того ни с сего меняются на противоположные. Растаявший под влиянием вдруг излившейся на него материнской любви бывший отморозок должен продолжать свой жестокий бизнес, но теперь все в нем этому противится. Видя готовность одной из своих жертв — молодого механика, у которого скоро родится ребенок,— пожертвовать ради будущего чада своим здоровьем, он смягчается. Но именно с этого момента Ким Ки Дук и запускает настоящую кровавую драму — с привязанностью, одиночеством, самопожертвованием, местью и страстями в клочья — всем тем, за что его так любит русский зритель. Это абсолютно лубочная история, шансон в три аккорда. Но надо отдать должное Ким Ки Дуку, набившему руку на таких сюжетах,— свои жестокие притчи он рассказывать умеет. И как бы ни было иногда неуютно наблюдать за мучениями его героев, все же интересно, чем все это кончится — до самого последнего дикого аккорда.
В прокате с 22 ноября