Русфонд начинает серию публикаций о людях, которые жертвуют деньги на благотворительность. Мы постараемся ответить на два вопроса: почему сильный помогает слабым и почему так поступают не все? Это будут реальные истории реальных бизнесменов, многие из которых являются людьми публичными, поэтому из-за личного характера темы имена и фамилии большинства героев изменены или публикуются не полностью.
Жил-был один человек по имени Саша. Сначала он был маленький, потом подрос, пошел в школу, стал отличником, ну там дальше институт с аспирантурой — и наука. Которая, если кто помнит, в 90-е годы как-то съежилась, вчерашние отличники растерялись и не знали, как жить. Но — не все! Кое-кто внезапно ушел в бизнес! Как вот, например, тот же Саша.
Саша — хотя и не мальчик был к тому времени, но будем называть его так, как привыкли называть его друзья — заработал много денег. Ну а как же, он понимал, что надо кормить семью. И вот ее накормил.
Даже более того: в принципе по его запросам Саше уже хватило б на всю оставшуюся — хотя кто знает, сколько осталось? — жизнь. И он уже готов был уйти от дел обратно в свою любимую математику. В науку. Но товарищи умоляли не бросать их — ну типа "как же мы без тебя, ты так замечательно придумываешь безупречные схемы!". И он со вздохом пошел обратно на поле чудес выращивать деньги ради денег. А на что ему столько денег — эту простую мысль он от себя гнал, потому что она глупая.
Когда в черном ящике, внутри которого была и политика, и экономика, что-то в свой час повернулось и щелкнуло, игра пошла в другую сторону. Кто-то звонко смеялся, кто-то стенал, что не угадал. Одни успели в Шереметьево, другие нет.
Саша много почему не улетел. Настроение было не то. Он чувствовал себя не только честным человеком, но и бойцом. Кроме всего прочего, он как раз был страшно занят: деньги были им собраны, то есть вынуты из разных ящиков стола, и теперь надо еще было найти хороших врачей. Лечить ребенка. Ребенок был чужой, то есть не свой и не родственник. Но и не прям уж с улицы. Это была дочка Сашиного охранника. И диагноз у нее был просто нехороший. И не Сашино это было дело, вот есть же государство, которое настригло налогов. Пусть оно и занимается. Но охранник смотрел в глаза так растерянно, по-собачьи бито, да и у Саши было сердце и деньги были, он даже сам не знал сколько, плюс-минус полмиллиона долларов. И потом была еще некоторая трусость — а если после спросят: ну что же ты? Ведь мог. А не помог. И там, где это спросят, не соврешь и денег туда не занесешь, не зашлешь. Там все его деньги посчитаны с точностью до цента и все ходы записаны.
От таких мыслей Саше становилось страшно.
Становилось, и таки стало: ему пришили уголовку. Ну, в общем, на каждого можно чего-то нарыть, а еще если и дружки свалили, и надо на кого-то повесить их делишки, и силовики злые как собаки — то и вовсе пиши пропало. Навесили! Нахлобучили!..
Но после пяти часов допроса Сашу выпустили. Он ехал домой наполненный таким счастьем, что не описать. То ли из Лондона подогнали кому-то что-то старые друзья, то ли та двадцатка сработала, которую он дал охраннику, дочку лечить. Нельзя про это так думать и говорить. Откроешь рот, похвастаешься — и конец, порвется тончайшая ткань, и обратно к следаку потащит невидимая сила, и непонятно будет откуда и за что.
Следствие тянулось жутко и кошмарно. Чтоб стало легче, Саша мечтал. Фантазировал. Вот как будто нет никакой уголовки. Была и вся вышла. И можно будет ехать куда захочется.
Он долго и старательно придумывал — а вот куда?
Как-то мы с ним встретились, и я спрашиваю:
— Что ты такой довольный сегодня? Закрыли дело, что ли?
— Нет пока — но зато я все придумал! Про свое будущее!
— Ну и что там — Лондон, Лазурка?
— Нет... Я решил, когда это кончится, бросить все и уехать в деревню, работать там в школе. Учителем математики. Я понял: мне больше ничего не надо, просто ничего. Я потерял уже бизнес, репутацию, профессию, мне казалось, больше ничего не будет. Ничего. И вдруг вспомнил, что есть другая жизнь и ремесло есть, математика же всегда нужна. И деревню я уже выбрал, и даже школу построил.
P. S. Уголовное дело-таки закрыли через месяц или два после нашего разговора.
Но Сашу это не порадовало и не могло порадовать никак. Событие вообще не было радостным ни для кого. Потому что Сашу к тому времени уже похоронили — оттого и дело-то закрыли. Сердце не выдержало. Так часто случается — мечтает, мечтает человек о чем-то, мечта сбывается, и никакого толку: а потому что уже поздно.
Однако же надо признать, что школа, построенная Сашей, осталась, и в ней учатся дети, математике в том числе. Она роскошная, образцово-показательная. А что стало с прочими инвестициями, сколько денег под арестом, сколько удалось вытащить, как поделили оставшееся — тут мрак, и молчание, и скорбь, и ссоры между близкими людьми навеки.
И еще есть девочка, которая молится за дядю Сашу. За упокой его души. Отец ее научил, что так надо, и она послушно выполняет. Дальнейшая судьба Саши неизвестна. Как он там, в новых мирах, устроился, куда отправлен — один Бог знает.