"Я хочу, чтобы со мной говорили"

Режиссер Иван Вырыпаев в центре внимания. Во-первых, на кинофестивале в Риме с успехом показан его фильм "Танец Дели". Во-вторых, он принимает театр "Практика" из рук его основателя Эдуарда Боякова

— Ваш новый фильм "Танец Дели", который был показан в программе "Кино XXI" Римского кинофестиваля, состоит из семи самостоятельных новелл. О чем танцуете?

— Я написал эту пьесу в попытке найти ответ на вопрос, что нас объединяет сегодня, когда все распадается на куски. Что объединяет мой вчерашний день с сегодняшним, мое детство, то, что я помню, то, что я не помню, мои трагедии, мое счастье? Лишь одно — я. А фильм, состоящий из семи новелл, объединяет зритель. Я хотел сказать: чтобы выжить в современном мире, необходимо осознать, что ты и мир — это одно целое. Ты и являешься этим миром, а не просто живешь в нем. Мне кажется, как только мы это поймем, мы сразу откроемся друг для друга и для себя. Трагедии, конечно, никуда не исчезнут, но будут человечеством восприниматься иначе.

— А вам не хотелось бы поставить великую трагедию? Разве это не мечта всякого режиссера?

— Высокого жанра больше нет, и он не вернется. Я вообще убежден, что искусство умерло. Постмодернизм был последним, что художник мог предложить миру. Сегодня создание произведений искусства в их прежнем понимании невозможно. Это никак не зависит ни от объема личности художника, ни от таланта. Не будет сегодня ни Сальвадора Дали, ни Леонардо да Винчи, ни Тарковского. Никто сегодня не в состоянии создать великое искусство. Не существует больше работы с новыми формами. Сегодня мы переходим на новый вид коммуникации. Я бы назвал это духовной коммуникацией между энергиями и сознаниями. Зритель приходит в театр или кино для диалога, ему обязательно нужна живая обратная связь.

Вот я, например, очень люблю кино. Но сейчас мне в кино неинтересно. Единственное, что я могу смотреть, это американские сериалы, и то потому, что некоторые из них открывают очень интересные социальные аспекты.

А больше всего я хотел бы, чтобы со мной говорили. Просто говорили. Я готов ходить на всякие выступления, лекции. И это, поверьте, интересно не мне одному. Мне интересна живая коммуникации без пафоса. Сейчас грядет совершенно новый тип интегрального искусства, куда мы только заглядываем и куда некоторые из нас пытаются проникнуть. За этим будущее.

— Есть мнение, что российский зритель к серьезному разговору не готов и воспринимает только фэнтези, сказки и глупые комедии.

— Нет, я с этим не согласен. Это какое-то абсурдное мнение. Есть кино скучное, неталантливое, неинтересное. А есть талантливое и интересное. Под эти категории не попадает жанр. Может быть жанр комедийный, а получается несмешно. Может быть глупый и неинтересный блокбастер. Авторский кинематограф отличается от жанрового только тем, что здесь важным является высказывание автора, а там — высказывание жанра.

Разделение на жанровое кино и серьезное не очень правильно. "Кинг-Конг" — это авторское кино, сделанное в жанре. "Аватар" — тоже жанровое кино, но это была мечта Кэмерона, он хотел сделать кино именно так, как его сделал. В то же время я не считаю свои фильмы сделанными в авторской лаборатории.

Я не обижаюсь на зрителя и не считаю, что проблема в нем. Я рад, что даю интервью "Огоньку", который читает много людей, потому что эту проблему нужно действительно поднимать. Вот наше кино считается непрокатным. Но я точно знаю, что мой предыдущий фильм посмотрела огромная масса людей. Куда бы я ни приехал, я встречаю молодых людей, смотревших мой фильм. А сколько писем я от них получаю! Я не говорю, что надо убрать из кинотеатров "Ледниковый период" и поставить мой фильм. Речь о том, чтобы дать возможность тем, кто хочет смотреть авторское кино, смотреть его в комфортных условиях и не в три часа ночи. Я уверен, что из 143 миллионов наших сограждан найдется миллион-другой тех, кто хочет смотреть авторское кино, а не, к примеру, "Елки".

— Есть ли разница между нашим и европейским зрителем?

— Есть. Прежде всего я вижу проблему эстетики. Нашему зрителю трудно пробиться к содержанию через эстетику. Он смотрит "Кислород" и видит только видеоклип. А западного человека клип не отпугивает, он так даже быстрее схватывает содержание. В России меня считают авангардным режиссером. А в Польше я работаю как обычный режиссер, и на мои спектакли ходит вполне буржуазная публика. Там новая эстетика легче воспринимается. Я думаю, кстати, что в этом одна из проблем восприятия в России авторского кино. Но я очень люблю русского зрителя, потому что он воспринимает чувственно, а не концептуально. Ему главное не идея, а чувства, эмоции, тогда как в Европе зритель больше воспринимает произведение концептуально.

— Как складывается ваша жизнь в Польше?

— Очень благополучно. Я работаю в разных, самых интересных театрах, и там все для меня открыто. Я могу выбирать актеров. Там у меня семья, друзья, студенты. Но для меня Россия все равно на первом месте, и как бы хорошо в Польше ни складывалось, я все равно хотел бы работать, конечно, в России.

— Похоже, ваша мечта вот-вот осуществится. Что все-таки было определяющим, когда вы решили возглавить театр "Практика"?

— Два момента. Во-первых, возможность жить и работать в России, о чем мы только что говорили. Во-вторых, это возможность отдать долг этому театру, который в свое время мне очень много дал. Меня с "Практикой" многое связывает. Там я ставил первый свой спектакль, и среди тех, кто в этом театре работает, я — долгожитель. Вообще-то амбиций руководить театром у меня ноль. В Польше мне это предлагали много раз, и я всегда отказывался. Но поскольку Эдуард Бояков все равно из "Практики" уходит, а театр должен кто-то взять, то, как мне кажется, я должен попробовать это сделать. Я делаю это с ощущением, что принимаю вахту. Те три года, на которые я подпишу контракт, я буду искать руководителя театра.

— И что вы собираетесь делать в "Практике"?

— У театра очень четкий формат. Его можно сформулировать так — смелость, новаторство, поиск, бескомпромиссность. Но одновременно это зрительский театр, с максимальной продажей билетов. Для нас это очень важно. Даже не в коммерческом смысле, а в том, что театр "Практика" опровергает миф о том, что нашего зрителя не интересуют серьезные темы. Билеты в наш театр недешевые, но там не дают кордебалет и не ставят дешевых комедий. Там идут сложные спектакли. И сохранить это очень важно. Наверное, при мне он как-то изменится, но главное в нем будет сохранено.

Я точно знаю, что не превращу театр в "алло, мы ищем таланты!". Не любой самородок нам подойдет. Наш театр ведет диалог со зрителем. Мы будем и впредь планомерно работать с темами. В России вообще не хватает театров, которые работают с социальными темами. Театр.doc и театр "Практика" — два театра на огромную страну, разбирающиеся с социальными проблемами. Хуже, лучше, менее или более талантливо — но мы выбираем общественно значимые темы. Может быть, иногда даже в ущерб качеству, но мы не занимаемся искусством для искусства в погоне за гениальностью.

— А вы уже приступили к работе?

— Я уже практически сформировал репертуар. Но пока не будем о нем говорить, хочу дождаться подписания контрактов. Могу сказать, что добавятся зарубежные авторы и режиссеры — американские, польские и другие.

— А актеры?

— Актерской труппы, как вы, наверное, знаете, у нас нет. Мы приглашаем режиссеров, а они набирают актерские группы. Только что у нас прошла премьера, которую сыграли второкурсники школы-студии МХТ. Конечно, моя задача — предоставить площадку. И мы в этом плане открыты, но повторяю, главное для нас — диалог со зрителем.

— Что вы скажете о театральной ситуации в стране?

— Она критическая. Необходима продуманная театральная реформа. Не в смысле принятия срочных мер — того уволить, того поставить, а глубочайшая, осмысленная реформа. Я понимаю, мы к ней не готовы. Но я поднимаю этот вопрос специально, чтобы хотя бы начать говорить на эту тему. Мы не можем содержать столько репертуарных театров. Нужно смотреть правде в глаза. В основном репертуарные театры потерпели сегодня крах. Это старый репертуар, маленькие зарплаты актерам. Но в то же время мы не можем выбросить людей на улицу. Поэтому к каждому театру нужен особый подход. Не может быть в такой большой стране одного решения для всех. Театры должны быть разными, какой-то театр должен сохраниться как репертуарный. Нельзя в Иркутске делать только контрактные театры, потому что тогда не будет конкуренции контрактам. С другой стороны — если бы сейчас меня пригласили в Иркутск на постановку на два месяца и при этом спектакль бы был рассчитан на 20 представлений, я бы пригласил Чулпан Хаматову и еще каких-то интересных актеров, Гордина, например. И тогда, с одной стороны, жители Иркутска посмотрели бы спектакль с интересными актерами, а с другой — актеры местного театра получили бы импульс от игры бок о бок со знаменитостями. Чулпан Хаматова не согласится год работать в Иркутске, но на два месяца мы могли бы ее уговорить и заплатить хороший гонорар.

— Какое у вас впечатление от Римского кинофестиваля?

— Я не люблю фестивали. Я понимаю, что это бизнес, что мы делаем картине имидж, чтобы потом продавать. Но это не имеет никакого отношения к творчеству. А для меня все, что помимо творчества, неинтересно. Мне кажется, что если бы на фестивале не было призов, а целью было бы просто показать фильмы и устроить их обсуждение на встречах со зрителями, то было бы больше пользы. Вот когда я привожу картину куда-нибудь в маленький город и у меня там встречи со зрителями, это я понимаю. Или вот фестиваль "Текстура", который театр "Практика" делал в Перми. Там и обсуждения, и новые лаборатории. А здесь мы изображаем из себя звезд. Ходим по красной дорожке во взятых напрокат костюмах.

— Но приятно же было получить в 2006 году приз молодежного жюри в Венеции за фильм "Эйфория"...

— Приятно, тем более что этот приз дают студенты. Тогда я еще с каким-то почтением относился к призам. Но сейчас мне уже 38 лет, и я уже понял цену этим наградам.

— Как ваша жена отнеслась к перспективе переехать в Россию?

— Каролина (Каролина Грушка — польская актриса.— "О") очень любит Россию. Мы с ней познакомились, когда она приехала в Москву смотреть русское кино. Она уже играет в "Практике". Я очень люблю с ней работать, и я буду ставить с ней еще. Но, конечно, мы будем часто ездить в Польшу.

Беседовала Елена Пушкарская, Рим