40 лет назад вышел фильм Анджея Вайды "Пепел и алмаз"
В "Пепле и алмазе" Вайде удалось реализовать мечту всякого кинорежиссера — создать миф, с которым отождествляет себя каждое поколение. Актер Збигнев Цибульский стал Гамлетом кино второй половины века.
Сегодня в России, как и сорок лет назад в Польше, фильм может вызвать политический скандал (герой, правый националист, убивает коммуниста, не теряя при этом романтического ореола). Когда, задержанный цензурой, фильм появился у нас в 1965-м, на первый план выступил "социалистический экзистенциализм" — драма выбора и вины на местном историческом материале, так любимая погрустневшими оттепельщиками. Сегодня, когда культурно-исторические координаты сместились в очередной раз, фильм опять читается по-иному.
Первое, что бросается в глаза при его юбилейном пересмотре,— это как много в нем за сорок лет устарело. Белая лошадь и горящие поминальным огнем рюмки с водкой. Висящее вверх ногами распятие и черная кровь на белых простынях. Шестидесятнический символизм, у истоков которого стоит шедевр Вайды, теперь отдает литературщиной и не вяжется с динамизмом режиссерского стиля. Не потрясает больше насилие, когда-то казавшееся образцом жесткости, и отчасти изжила себя драматическая структура, помещающая героя в "пограничную ситуацию" между войной и любовью, своими и чужими, перепутавшимися в этот последний день войны.
Все устаревшее относится к тексту фильма. Но теперь в "Пепле и алмазе" важен не текст, а миф, едва ли не более актуальный сегодня, чем в день премьеры.
Герой фильма — партизан Мачек Хелмицкий. Герой мифа — актер Збигнев Цибульский, его играющий. Хотя по сюжету идет 1945 год, Мачек Цибульского целиком принадлежит 1958-му. В нем он носит черную рубашку, спортивную куртку, узкие джинсы, брезентовую сумку через плечо и темные очки, которые Вайда назвал своим главным вкладом в киноискусство. Концом 1950-х датируются его нервность и отчаяние, скрываемые под маской обаятельного хулигана. Мачек погибает в конце картины, прошитый автоматной очередью человека, который больше ему не враг, но еще не знает об этом. Тридцатидевятилетний Цибульский погиб десять лет спустя, сорвавшись с подножки идущего поезда.
Смерть актера, отделяющая нас от зрителей обеих (польской и советской) премьер, придала мифу необходимую трагическую законченность. Хотя известно, что Вайда настойчиво просил своего любимца подражать Джеймсу Дину, только в смерти Цибульский обрел статус "польского Дина", беспутного путешественника, тонкокожего бунтовщика без причины и невозмутимо-насмешливого стиляги, который навсегда останется молодым (Дин погиб в 24 года). Впрочем, оба носили в себе смерть с самого начала. Весь фильм Мачек ежился и сутулился, будто у него уже болел живот от той пули, которую он скоро подхватит, и ответ на вопрос товарища, "Зачем мы им нужны?" — у него был готов: "Чтобы умирать".
Зачем умирать, тоже понятно — сегодня как никогда. На смерть Мачека-Цибульского обрекло не убийство партийного босса, а междумифие, в котором он оказался. Для Мачека война закончилась, но мир не настал. Для Цибульского похмельное одиночество, сменившее военную и послевоенную соборность, превратилось в ощущение полной брошенности. Одни мифы умерли, других пока нет. Некому ни молиться, ни доверять. Тело еще движется по инерции старых ценностей, но сам уже знаешь, что смысла в этом нет ни на грош. "Почему ты носишь темные очки?" — спрашивала Мачека его девушка. "В память о неразделенной любви к родине",— отвечал он. Сегодня многим из нас стоило бы задуматься о походе в ближайшую "Оптику".
МИХАИЛ Ъ-БРАШИНСКИЙ