"Фондовый рынок стал удивительно плановым хозяйством"

Глава Дойче-банка Павел Теплухин — о старых рисках и новых стратегических приоритетах

В уходящем году на российском инвестиционно-банковском рынке не осталось независимых игроков. Впрочем, инвестиционный бизнес во всем мире меняет модель, и Россия лишь вписалась в общую тенденцию. В новых российских реалиях крупным международным игрокам стоит рассчитывать на сделки по приватизации, управление активами, а также внимательнее присмотреться к клиентам с не самым большим капиталом, особенно из медицинской сферы, считает главный исполнительный директор Дойче-банка в России ПАВЕЛ ТЕПЛУХИН.

— Что изменилось в инвестиционно-банковском бизнесе за последнее время?

— По моему мнению, инвестиционно-банковский бизнес как бизнес-модель в классическом понимании этого слова, как мы привыкли видеть до 2008 года, перестал существовать. Надо констатировать, что такой бизнес-модели, которая работала в "Тройке Диалог" или в "Ренессансе", больше не существует. Сейчас мир в поисках новой бизнес-модели. Корпоративно-инвестиционный бизнес (CIB) как конструкция в последнее время стал завоевывать большую популярность. Он объединяет в себе и классическую инвестиционно-банковскую составляющую (корпоративные финансы, M&A, рынки капиталов, иногда управление активами), и корпоративную часть: участие в финансировании крупных корпораций через различные инструменты (синдицированные кредиты, облигационные выпуски и другие форматы). В России пионером этого бизнеса стал ВТБ с его "ВТБ Капиталом". Остальные постепенно начали переходить на этот формат. Я не могу сказать, что этот формат вечный, что он закрепится навсегда, но сегодня все пытаются понять, как он работает.

— На российском рынке не осталось инвестбанков, не входящих в финансово-промышленные группы или в диверсифицированные банковские группы. Продажи "Тройки" и "Ренессанса" были в русле этой тенденции?

— В этих сделках отражается то, что CIB — самый популярный сейчас формат. Наверное, действительно это все было в тренде. И дело в том, что кто-то этот тренд увидел первым. В "Тройке" увидели, наверное, быстрее, чем в "Ренессансе", или просто приняли решение раньше. Потому что задержка сильно влияет — вы догадываетесь, что условия продажи "Тройки" и условия продажи "Ренессанса" были, мягко говоря, разными.

— Что помешало старой модели работать?

— Было много факторов. Набор рисков, связанных с этой бизнес-моделью, новые требования к финансовым партнерам, которые предъявляют клиенты, новые требования регуляторов. Раньше весь финансовый мир регулировался по принципу продуктов — отдельно регулировалась коммерческая банковская деятельность, отдельно — инвестиционная банковская деятельность, отдельно — доступ на товарные рынки. Теперь регуляторы по всему миру стали говорить: нет, давайте мы будем регулировать по категориям клиентов. То есть тенденция к отдельному регулированию ритейла, розницы, private banking, корпоративных, инфраструктурных клиентов. И в этом смысле корпоративный инвестиционный банковский бизнес удачно ложится в эту новую парадигму.

— Отразилась ли эта тенденция на западных игроках?

— Российский инвестбанковский бизнес сейчас догнал западных участников рынка в этом тренде. Эту тенденцию можно было увидеть уже несколько лет назад на примере объединения Bank of America и Merrill Lynch.

— Но ведь американские инвестбанки обзавелись лицензиями коммерческих банков для получения госпомощи...

— Не только по этой причине, бизнес-модель также поменялась.

— Какой модели бизнеса вы придерживаетесь в Дойче-банке?

— В Deutsche Bank в Европе сильны инвестиционно-банковское направление и розничная составляющая, которая позволяет предоставлять финансирование. С точки зрения моей миссии здесь, в России,— это в чистом виде фокус только на корпоративный инвестиционный банк. В России у нас нет розницы, и в принципе в ближайшие годы не предполагается это направление здесь развивать. Моя задача в такой ситуации состоит из четырех приоритетных стратегических направлений. Первое — продукты, услуги Дойче-банка должны стать более доступными более широкому кругу клиентов, российским корпорациям. Это потребует довольно серьезной перестройки корпоративной инфраструктуры, более серьезного изучения кредитных и других рисков. Второе направление связано с тем, чтобы более широкая линейка продуктов стала доступна российским клиентам. Deutsche Bank во всем мире известен инновационными продуктами, которые в России не так хорошо доступны.

— Что это за продукты?

— Все, что связано с производными инструментами. Не простые производные инструменты, которые могут делать все, а более сложные конструкции, которые позволяют корпорациям хеджировать свои разнообразные риски, будь то риски изменения цен на керосин, золото, зерновые, или валютные риски, а также риски, связанные со срочностью финансовых ресурсов, привлеченных или размещенных. Для этого существует совокупность разнообразных финансовых инструментов, которые очень хорошо работают глобально на многих рынках, но пока плохо представлены в России. И в этом смысле предстоит огромная работа и с регуляторами, и с банковским сообществом, и с клиентами.

— Какие еще направления развития вы видите?

— Третье направление — это глобализация российских корпораций. У многих российских крупных и не очень компаний есть амбиции по поводу продвижения за пределы России. Я считаю, что перспектива хорошая, и Дойче-банк со своим глобальным присутствием — очень хороший помощник. Четвертое направление — это все, что связано с управлением средствами состоятельных клиентов.

— Когда вам сделали предложение возглавить Дойче-банк? Кто сделал это предложение? Ваша зарплата теперь больше, чем была в "Тройке"?

— Подробностей рассказать не могу, но могу сказать, что переговоры велись девять месяцев.

— У вас есть опыт работы и в частной компании, и в госбанке (в совете директоров ВТБ). Что нового дает вам работа в банке с иностранным капиталом? Говорят, что должность главы Deutsche Bank в России номинальная: все решения принимаются головным банком. Вам комфортно будет работать в таких условиях?

— Номинальности я не заметил. Фактор процесса принятия решений был очень важен для меня во время переговоров о моем приходе в Дойче-банк. Очень многие крупные финансовые институты придерживаются иерархической модели управления. Например, чтобы согласовать решение между двумя подразделениями, нужно пройти всю цепочку снизу доверху, а после принятия решения — сверху донизу. В Дойче-банке реализована матричная модель управления, она состоит из трех элементов — продукта, клиента и страны. То есть принимают решение по сути три человека, отвечающие за продукт, клиента и страну. И все. Это важно, потому что все об этом знают, и любой из этих трех человек может инициировать новый бизнес, или новую идею, или нового клиента, и ему нужно согласовать это только с двумя людьми.

— За счет чего вы будете делать Дойче-банк более доступным для российских клиентов? Будете снижать порог входа?

— На самом деле существует целый ряд ограничений, которые не уникальны, но они очень жестко соблюдаются, в частности, нужны кредитные рейтинги довольно высокого уровня, чтобы получить возможность доступа к продукту, к обслуживанию банком. Понятно, что далеко не все российские компании, даже крупные, имеют такие рейтинги. Теперь нам надо, не сильно увеличивая риски, подумать об адаптации этих правил игры для более широкой российской клиентуры.

— Это решение вызвано понижением эффективности бизнеса?

— Просто надо развиваться.

— Будете ли вы увеличивать штат сотрудников?

— Возможно, потребуется изменение квалификаций некоторых сотрудников. Мы видим, что в некоторых сегментах бизнеса, например, на фондовом рынке, объем бизнеса просто физически уменьшился. Известно, что обороты ММВБ упали за год в два раза. Объем бизнеса сузился, поэтому есть возможность часть людей переквалифицировать или переориентировать. Мы не планируем расширение числа сотрудников, это всегда точечная настройка.

— Если прибыльность бизнеса на фондовом рынке сократилась, какие направления приносят прибыль?

— Бизнес по управлению активами. Это высокомаржинальный бизнес, он требует очень небольших издержек с точки зрения капитальных затрат.

— Вы говорите про то, что управление активами приносит доход, при этом 14 месяцев подряд продолжался отток средств из ПИФов...

— Управление активами — это же большое количество продуктов, клиенты перекладывают средства из одних в другие. Сейчас клиентам интересны реальные активы — драгоценные металлы, недвижимость, а также продукты с гарантированной доходностью.

— Дойче-банк приобрел управляющую компанию "ОФГ Инвест". Каковы ваши планы по развитию этой компании?

— Будем более активно развивать управление капиталом состоятельных клиентов в "ОФГ Инвест", это очень перспективное и стратегическое для нас направление. Других направлений бизнеса "ОФГ Инвест" — управление активами и работа с институциональными инвесторами — при этом не растеряем.

— Какие у банка планы на участие в организации приватизации? Иностранному игроку трудно присоединиться к этому процессу?

— Дойче-банк наряду с другими крупными банками является консультантом Госкомимущества по вопросам приватизации отдельных активов. Сейчас мы работаем над "Совкомфлотом", у нас есть мандат, мы готовимся, помогаем.

— Дойче-банк довольно активно участвует в организации размещений частных российских компаний (в 2011-2012 годах — Номос-банк, "Яндекс", "Глобалпортс", "Глобалтранс", "М.Видео"). Однако участие в приватизационных сделках ограничено "Совкомфлотом". Чем это вызвано?

— Еще не все определено со стороны государства: не до конца известны объемы размещений, не был проведен отбор банков, площадок для проведения размещений. В принципе, если объем большой и площадкой выбрана иностранная биржа, то преимущество имеют иностранные инвестбанки, поскольку обладают крупной базой иностранных инвесторов. Если объем небольшой, то конкуренция усиливается за счет отечественных игроков.

— Какие сделки Дойче-банк планирует сопровождать в 2013 году?

— По моему мнению, фондовый рынок стал удивительно плановым хозяйством. Известно, что два раза в год бывает "окно", когда можно провести IPO или другие сделки. В 2012 году весеннего "окна" не было, было только осеннее, короткое. Получается примерно восемь дней. Сколько можно сделать IPO за восемь дней? Надо понимать, что у всех ограниченное количество людей и ресурсов для того, чтобы встречаться с аналитиками, с управляющими, которые тоже не могут выслушать за один день десять презентаций различных компаний. Поэтому в следующем году, думаю, примерно десять компаний, у которых есть шанс. Можно рассчитывать на ВТБ. Но успешными бывают не только крупные сделки. Я считаю, что знаковой была сделка компании "Мать и дитя" (управляющая сетью клиник "Мать и дитя" компания MD Medical Group (MDMG) в октябре провела первичное размещение акций на Лондонской фондовой бирже, организаторами размещения были Deutsche Bank и JP Morgan, было размещено около 35% акций (расписок), MDMG привлекла $311 млн. Якорным инвестором стал Российский фонд прямых инвестиций.— "Ъ"). Такого в России еще не было, когда компании размещаются с мультипликатором 14,5 EBITDA. Теперь за этой компанией пойдет целая очередь. Потому что, как выяснилось неожиданно, в России много бизнеса в медицине — миллиардный рынок в долларах.

— Сколько вы заработали на сделках 2012 года?

— Могу сказать, что по Dealogic мы имеем самую крупную долю среди иностранных инвестбанков в России — 8% — по объему заработанной комиссии за 2011-2012 годы на рынке инвестиционных банковских услуг (включая M&A, рынок акционерного капитала, первоклассных и высокодоходных облигаций и займов).

— Дойче-банк участвовал в подготовке IPO ряда российских компаний ("Евросибэнерго", En+ Power, "Металлоинвест"), которые планировались размещаться на Гонконгской бирже. Однако в последнее время об этих размещениях не слышно. Эти компании не спешат выходить на IPO или сложности в проведении сделок именно в Гонконге?

— Мне кажется, что требования Гонконгской биржи по раскрытию информации и другим параметрам оказались слишком высокими для российских эмитентов. Не все оказались готовыми к дополнительным затратам времени, управленческих ресурсов. Тем не менее тема не затихла, по-прежнему наблюдается сильный интерес азиатских инвесторов к российским промышленным активам.

— Дойче-банк довольно активно участвует в привлечении финансирования российскими компаниями через еврооблигации, однако почти полностью отсутствует на рынке рублевых облигационных займов. Чем это вызвано, ведь объем рынка рублевого долга не ниже, чем валютного?

— Из многих направлений нужно выбирать те, в которых больше результата. В организации выпусков еврооблигаций у Дойче-банка есть конкурентное преимущество в виде огромной клиентской базы. На рынке рублевых облигаций конкурировать сложнее, однако развивать это направление будем. По моему мнению, допуск Clearstream и Euroclear на российский рынок откроет рублевые инструменты иностранным инвесторам, что может быть интересно и нашим клиентам.

— Ваш бизнес кастодиальных услуг не изменится — с учетом того, что Clearstream, агентом которого вы являетесь на российском рынке, получит на него прямой доступ?

— На самом деле Clearstream — это инфраструктурная организация, а мы в бизнесе. Теоретически, конечно, есть клиенты, которые пойдут напрямую через Clearstream, но не всем это удобно, в большинстве случаев необходим посредник.

— У Deutsche Bank множество депозитарных программ. Планируете ли вы развивать это направление в России?

— Да, сейчас мы продвигаем идею, которая была реализована в Мексике, Deutsche Bank там стал эмитентом депозитарных расписок американских компаний. То есть, например, если корпорация--крупный международный бренд захочет выпустить российскую депозитарную расписку здесь, и чтобы она торговалась на Московской бирже, то для этого ей будет необходим банк-депозитарий, который представлен в России и при этом в хороших отношениях с такими глобальными компаниями. Диалог с биржей по этому вопросу уже начат. Конечно, для запуска еще предстоит совместная работа с регуляторами, с другими банками и брокерами.

— Про какие конкретно компании вы говорите?

— Например, я знаю, что в России фантастической популярностью пользуются акции топовых высокотехнологичных компаний.

— Заметили ли вы рост интереса иностранных клиентов к российскому рынку с открытием центрального депозитария?

— Пока я не вижу каких-то серьезных изменений. Наверное, помимо инфраструктурных шагов нужны какие-то практические действия.

— Три года назад в интервью "Ъ" вы говорили, что МФЦ — это хорошая затея. Как вы оцениваете проект сейчас?

— Проект есть, он идет. Александр Волошин проделал со своей командой хорошую работу. Другое дело, что одновременно с этим, к сожалению, происходят изменения, которые вредны для создания Международного финансового центра. В частности, на мой взгляд, те изменения, которые предполагается внести в рамках пенсионной реформы, напрямую снижают привлекательность и вероятность создания МФЦ, потому что одним из ключевых критериев успеха любого международного финансового центра является наличие внутреннего инвестора — пенсионных фондов и управляющих компаний, а те предложения, которые существуют по реформированию пенсионной системы, мне кажется, приведут к сокращению роли этого инвестора.

— В этом году вы начали сотрудничество с Forex Club. Что удалось сделать?

— Да, действительно, меня позвали в эту компанию, пригласили в качестве независимого директора, попросили помочь в решении нескольких вопросов — определения стратегии и позиционирования самой индустрии в России. Россия оказалась одной из немногих стран, где этот бизнес не лицензируется. И при этом есть участники рынка, довольно прагматичные, крупные, которые умоляют государство найти для них регулятора, создать лицензию, законодательство. Это странная ситуация. С одной стороны, мы говорим про создание Международного финансового центра, а с другой — есть целая финансовая индустрия, которая не регулируется. В общем, удалось эту тему сдвинуть с мертвой точки, вице-премьер Шувалов отмечал, что регулирование будет. В стратегию развития Forex Club уже были внесены несколько серьезных изменений: пришлось закрыть несколько направлений, которые утратили свою перспективность или эффективность, была проведена кадровая реорганизация.

— Не думаете ли вы, что у форекс-компаний в России сложилась скандальная репутация не из-за того, что они работают без лицензий, а из-за того, что они крайне непрозрачны?

— Это взаимосвязанные вещи. Отсутствие регулирования ведет к отсутствию требований регулятора к соответствующим компаниям.

Интервью взял Петр Руденко

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...