До конца года ФАС должна решить, наказывать ли трубные компании за согласование между собой графиков поставок "Газпрому" и менять ли существующий у них принцип работы с газовым монополистом через трейдеров. Глава координационного совета Ассоциации производителей труб ИВАН ШАБАЛОВ, создатель крупнейшего трубного трейдера "Северный европейский трубный проект", рассказал "Ъ", за что платят трейдеру, пользовалась ли компания административным ресурсом и почему трубники считают претензии ФАС необоснованными.
— С чем связаны претензии ФАС в отношении производителей труб большого диаметра, поставлявших их "Газпрому" через трейдеров, в частности через основанную вами компанию "Северный европейский трубный проект" (СЕТП, свои 60% Иван Шабалов продал в 2010 году)?
— Поводом было поручение правительства — проверить поставки базовой продукции в металлургической отрасли. А в основу дела лег главный программный документ нашей ассоциации. Это план развития отрасли для выполнения заказов крупнейшего покупателя — "Газпрома" — на три года вперед, в 2008-2010 годах. Документ утверждался в 2007 году. Мы в буквальном смысле подписали будущее — речь шла о трубах, выдерживающих давление в 120 атмосфер, самой высокой категории прочности К65. То, чего не было, что даже не аттестовывалось. Документ подписали четыре производителя — ТМК, ОМК, "Северсталь", ЧТПЗ. И ФАС сочла это сговором (дело возбуждено в октябре 2011 года.— "Ъ"). Я не юрист, но по-человечески очень странная ситуация. Благодаря ассоциации развивалась отрасль — абсолютно новая, в нее инвестировано около $10 млрд. И при этом идет обвинение со стороны антимонопольной службы.
— Почему ФАС вообще возбудила дело спустя четыре года после того, как документ был подписан?
— У нас тоже возникает такой вопрос.
--Изначально вы свои действия с ФАС согласовывали?
— Нет. Это была нормальная текущая работа, которая, как мы считали, не требует согласований. Тем более что работа проводилась на площадке ассоциации и на документе есть подпись "Газпрома" как потребителя. Так что это не соглашение трубников — это документ между двумя отраслями, газовой и трубной.
— Подобный пример действий ФАС уже был в случае с нефтекомпаниями, которых обвиняли в ценовом сговоре. В итоге каждая выплатила миллиарды рублей штрафов. Допускаете ли вы такую возможность?
— В случае с нефтяниками мы видим результат, подъезжая к заправке. С трубами — не так. Их цена менялась и повышалась, и уменьшалась. И формулу цены мы недавно применили, что ФАС с радостью поддержала. ФАС должна четко формулировать, чего же она хочет на этом рынке. Какую конфигурацию видит. А то получается: "Вы все очень милые, много денег вложили, отрасль такая хорошая, но вот нарушили!" — "А в чем нарушили?" — "Не знаем, но поручение имеем". ФАС объясняет свои действия поручением бывшего вице-премьера Игоря Сечина. Металлургической комиссии, которую он возглавлял, уже нет, но дела ее еще живут.
— Может, в прошлом году произошло что-то пробудившее интерес службы?
— Нет, как я уже сказал, поводом было старое поручение правительства. Хотя, может быть, есть другие элементы. К примеру, это весной ФАС рекомендовала "Газпрому" изменить тендерные процедуры и сократить лоты на закупку труб, чтобы на них могли претендовать сами трубники. Конечно, лоты можно изменить. Вопрос только, кто за это заплатит. Кто возьмет на себя те функции, которые сейчас выполняют трейдинговые компании, или лучше применять термин "инжиниринговые" — организовать поставки, систему логистики, привлечение кредитов. Если задача ФАС состоит в том, чтобы не было таких компаний, то возникает еще один вопрос: "Газпрому" и трубникам нужно законодательно запретить с ними работать? Как это должно выглядеть? Наша дискуссия с ФАС на самом деле очень непростая. В сентябре дело было приостановлено для проведения экспертизы.
— А если все-таки попробовать работу без трейдеров?
— Я считаю, что поставка труб должна идти с соответствующей гарантией, должна быть экспертная составляющая очень высокого профессионального уровня, независимая, как от заказчика, так и от производителя. Это очень важно. Ведь трубопроводы должны служить 50 лет. И качественно служить. А прибыль инжиниринговых компаний на самом деле не самая высокая. Недавно были публикации, что у СЕТП якобы 30-процентная наценка — сравнивались средние цены "Северстали" и стоимость труб в одной из партий СЕТП. Мы с этим разбирались, запросили материалы. И ситуация оказалась просто абсурдной. У "Северстали" были поставки труб для водопроводных систем Азербайджана и для свай в Голландии. А у СЕТП — трубы самой высокой категории прочности для арктических газопроводов "Газпрома". Цифры просто несопоставимые. Поэтому когда идет вот такой "анализ", возникает очень много непрофессиональных спекулятивных моментов.
— Как созданная вами СЕТП фактически с нуля выросла в крупнейшего трубного трейдера?
— Вообще, сложилось явное недопонимание, почему "Газпром" работает с трейдинговыми компаниями и почему среди них есть компания СЕТП. Давайте вспомним историю. Посредники между металлургами и "Газпромом" появились еще в конце 90-х, когда вся страна работала по зачетным схемам. К началу 2000-х встал вопрос о том, что в России вообще отсутствует производство труб большого диаметра, все импортируется. То есть нужно было создать новый рынок, и было понятно, что первые игроки на нем и будут крупнейшими. Были разные идеи. Одна из инициатив принадлежала Алишеру Усманову. Но он, как любой нормальный бизнесмен, делал акцент на развитии своих предприятий. А нужно было, чтобы развивались все трубники. Первым шагом стало создание Ассоциации производителей труб — к тому моменту "Газпром" объединил все свои закупки на "Газкомплектимпексе", вместо 20-30 покупателей появился один. Но ассоциация — это некоммерческая структура. А трубникам нужна была гарантия заказов, "Газпром" их давать не хотел. Поэтому появился СЕТП, который взял на себя функцию обеспечивать закупки трубным компаниям, а "Газпрому" гарантировал сроки поставок и качество. По времени это практически совпало с началом первого крупного проекта — Nord Stream.
— Случайно совпало?
— Стечение обстоятельств. Нужно было взаимодействие для выполнения большого объема работ.
— Это была ваша инициатива? Или в "Газпроме" тоже были заинтересованы?
— "Газпром" всегда занимал такую позицию: "Ни с кем ничего подписывать на будущее не буду. Мне нужна поставка такой-то трубы на такие-то деньги в такую-то точку, тогда-то". Абсолютно нормальная философия. И в этом плане легче работать — ты знаешь требования заказчика.
— Но не у каждого получается доносить свои идеи до "Газпрома"...
— Согласен. Но я с конца 90-х годов общался в "Газпроме" со специалистами, ответственными за трубные вопросы. Включая прежних руководителей — Шеремета, Пушкина, Полякова, бывшего гендиректора "Газкомплектимпекса".
— К 2005 году люди же поменялись.
— Но преемственность осталась. Специалисты всегда нужны. Поэтому на рынке и появился СЕТП. Что это за компания? Первый момент — СЕТП давал время нашим предприятиям для запуска инвестпроектов. Я вытягивал то, что можно было получить с отечественных заводов. А то, что они не могли дать, покупал по импорту и ждал, когда наши предприятия введут производство таких труб у себя, гарантируя им заказ. Второй момент — контроль качества. Анализируя технологические карты, мы давали заводам рекомендации по изменению технологий, чтобы не попасть в критические зоны отбраковки.
— А сами они не могли в этом разобраться?
— Это конфликт интересов. Завод всегда постарается обосновать, что продукция произведена в соответствии со всеми требованиями. А должен быть независимый эксперт, который четко может сказать заказчику: ребята, завод говорит так, а я говорю вот так и отвечаю за свои слова.
— В других отраслях нет таких экспертов?
— Есть. И эта функция всегда на аутсорсинге. Тот же "Газпром" для реализации крупных международных проектов пользуется независимым консалтингом. Мы просто этого не видим. Мы видим строительные контракты, контракты на поставку. А то, что есть консалтинг — мощнейший, в виде качественного инжиниринга от международных компаний, мы не видим. Но поверьте мне — прежде чем пойдет первая труба, делается колоссальнейшая работа, технологическая, техническая. В том числе по логистике. Это еще одна функция, которую выполняет СЕТП. Например, сейчас по трубам большого диаметра у нас четыре завода-производителя, по нарезной трубе еще шесть-семь. А пункты назначения — до 30 каждый день. И вся система должна работать без сбоев. Есть, к примеру, станция Воркута. Пропускная способность — 30 вагонов. Приходят 50 вагонов — станция заблокирована. И как надо действовать? Ижора должна спрашивать ТМК: "Почему ты туда поставляешь, я туда должна поставлять"?
— И что вы делали? Звонили в РЖД?
— Нет. Мы каждому заводу составляли такой график, чтобы никогда на той же станции Воркута не оказалось больше 30 вагонов. А еще одна функция СЕТП — финансовый "буфер". "Газпром" оплачивает трубы по факту, а трубникам нужны авансы, чтобы закупать штрипс. Вопрос решался за счет кредитов СЕТП. Все эти функции абсолютно нормальны для крупных международных проектов и существуют на аутсорсинге. Голландские, норвежские компании участвуют в международных проектах "Газпрома". А российских нет. Их надо создавать, этот рынок нужно развивать.
— Почему вы решили уйти из бизнеса? Вам предложили такую привлекательную цену?
— Аркадий и Борис Ротенберги, которым я продал долю, давно были на этом рынке, мы поддерживали профессиональные контакты с 2003 года. В какой-то момент начали обсуждать создание совместного бизнеса. Но, наверное, никто не хотел быть миноритарием, поэтому я принял решение продать весь пакет в СЕТП. Компания, я считаю, на тот момент была очень уверенная в технологическом плане, абсолютно доработанная. И дальнейшие ее успехи — уже с участием новых владельцев — мне понятны и объяснимы.
— За какую сумму вы вышли из бизнеса?
— Я могу сказать только то, что сумма была хорошая. Я решил продать компанию, и предложение было очень выгодным.
— Не жалеете?
— Не жалею. Я же не ушел совсем — я продолжаю работать в этом бизнесе, возглавляю координационный совет ассоциации. Мне интересно то, что я делаю сегодня.
— Почему, на ваш взгляд, у СЕТП сложилась на рынке неоднозначная репутация: из-за непрозрачной структуры компании или из-за дружбы Ротенбергов с руководством страны?
— Мне самому непонятно то, как сегодня пытаются писать о компании. СЕТП был и остается добросовестным налогоплательщиком.
— Вопрос не про налоги — более популярная идея, что, пользуясь личными контактами Ротенбергов, компания вышла на рынок. Как вы считаете, самая распространенная версия об успехах братьев в нулевые годы из-за дружбы с руководством страны имеет обоснование? Вы, как человек со стороны, почувствовали некое особое положение, например?
— Первое. Вопрос про дружбу все-таки не ко мне. Второй момент. Когда вы спрашиваете про административный ресурс... Я из научной среды, мне важна терминология. Административный ресурс — что это? Когда кто-то звонит и дает команду заключить контракт с кем-то? Такого нет. Когда мы беседовали с ФАС, у которой есть претензии к СЕТП, то я говорил: никому не запрещено подать документы на тендер. Почему никто не пытается?
— Наверное, понимают, что бесполезно конкурировать с Ротенбергами?
— А вы попробуйте, предложите. Но вам в ходе тендера будут задавать много вопросов, в первую очередь технологических. И вы должны уметь профессионально ответить. Может, после этого вы поймете, что не совсем готовы к этой работе. Это очень тонкая вещь. Трубный бизнес, а тем более трубы большого диаметра, это узкопрофильный рынок, имеющий очень маленькую историю — с 2005 года. Это сегмент, где мы друг друга знаем в лицо. Не только в России, но и в мире.
— Какова маржа СЕТП сейчас?
— Насколько я знаю, 10-15%. Часть этих денег тратится на научные разработки, штат, организацию логистики, обслуживание кредитов и так далее.
— А в середине 2000-х, когда вы еще были совладельцем?
— В период становления было до 5%, рентабельность росла постепенно — по мере того, как добавлялись новые функции.
— В СЕТП у вас был контроль, потому что вы предложили идею работы с "Газпромом" и у вас на тот момент, возможно, было больше свободных денег, чем у трубных компаний?
— Контроль был, потому что я создал СЕТП. Я объяснял трубникам, что компания не будет "нишевой", я буду работать со всеми. Владельцев некоторых компаний я знаю много лет, но для бизнеса это не должно быть камнем преткновения. И когда я к этой идее пришел, две трубные компании сразу объявили, что будут соучредителями СЕТП,— ОМК и ТМК. Потом к ним присоединились "Северсталь" и ЧТПЗ. Мне это было важно, чтобы рынок правильно понял, о чем идет речь. Хотя я считаю, что компания с такими функциями, как у СЕТП, в итоге должна быть независимой.
— Обсуждается уже, что трубные компании выходят из СЕТП?
— Да, недавно я высказал им такую идею. Трубники даже заговорили о собственных инжиниринговых компаниях. С одной стороны, я убежден, что СЕТП не должен быть один на российском рынке. Ведь когда компания функциональна, когда становится заметной, всегда найдется тот, кто захочет это повторить. Но даже если новых игроков будут создавать производители труб, они потом должны выходить из их капитала. Потому что инжиниринговые компании, как я уже говорил, должны быть независимыми. Их репутация строится на других принципах.
— За все эти годы работы вы сталкивались с коррупцией в "Газпроме"?
— Нет, не сталкивался.
— Вы говорили, что остались в бизнесе. Чем владеете сейчас?
— У меня есть компания "Трубные инновационные технологии", которая также участвует в тендерах "Газпрома". Мои проекты меньше по масштабам, чем у СЕТП, но они по большей части связаны с реконструкцией и технологически сложнее.
— Ротенберги в этом бизнесе не заинтересованы?
— Если будет предложение — я всегда его рассмотрю, это нормально.
— Как вы вообще пришли в отрасль?
— Я закончил Московский институт стали и сплавов в 1983 году. Со мной учились многие известные бизнесмены. Например, Эдик Шифрин (совладелец Midland Group.— "Ъ"), он был в параллельной группе. После института я пошел работать в НИИ черной металлургии, а в 91-м ушел в частный бизнес — директором советско-швейцарского предприятия "ТСК-Стил", которое работало с Карагандинским меткомбинатом. "ТСК-Стил" забирал то, что мы называем "бракованный металл", перерабатывал, выделял пищевую жесть, которая шла обратно в поток комбината, а остальное поставлялось на экспорт. До меня "ТСК-Стил" руководил Владимир Лисин.
— Это он вас позвал в эту компанию?
— Да. Он работал на Карагандинском меткомбинате, когда я был заместителем директора института, и мы активно с ними сотрудничали. Это первый комбинат, на который я поехал в командировку: 1 октября я пошел работать в НИИ черной металлургии, а 2 октября уже был в Караганде.
— Тогда что-нибудь предвещало, что господин Лисин спустя двадцать лет станет известным бизнесменом?
— Предвещало. На Карагандинском комбинате вообще много выдающихся личностей. Первый начальник цеха, с которым я познакомился,— Олег Сосковец, который стал потом вице-премьером. После распада "ТСК-Стил" я продолжал работать в металлургии. И акции металлургических компаний покупал.
— Например? Крупных?
— Да нет... Есть истории, которые сейчас не стоит ворошить. Это были комбинаты, которые я прекрасно знал. Со многими руководителями был лично знаком еще по НИИ черной металлургии. У меня были небольшие пакеты — несколько процентов. Контрольных пакетов не было, мне нравилось заниматься тем, что я делал. В 99-м, когда я возглавил Орско-Халиловский меткомбинат, я столкнулся с зачетными схемами. Потом учредил трейдинговую компанию "Инжпромтехстрой", потом — СЕТП.
— Ваши партнеры, братья Ротенберги, любят спорт — дзюдо, хоккей, автоспорт. А вы?
— Я люблю другие виды спорта, люблю побегать. Регулярно занимаюсь.
— Финансово спорт поддерживаете?
— Да. Но какие виды — не хотел бы говорить, это мое личное.