Пресс-президенция

В зале Центра международной торговли, где с участием Владимира Путина обычно проходят форумы ВТБ и "Деловой России", на этот раз состоялся форум "Журналистская Россия", и тоже с участием Владимира Путина. Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ считает, что это была лучшая пресс-конференция господина Путина, и относит заслугу прежде всего на счет изменившейся меньше чем за год политической обстановки в стране. Именно эта обстановка позволила журналистам легко формулировать вопросы, на которые они бы не решились еще год назад, и давать ответы, от которых господин Путин сам, кажется, получал удовольствие.

Эта пресс-конференция внешне была очень похожа на те, которые Владимир Путин давал в свои первые два срока. Преувеличенно большой зал, фон из длиннейших мониторов и бегущих по нему отовсюду в никуда строками, чтобы изображение самого президента в телевизоре в течение четырех с половиной часов не казалось мертвенно застывшим или, вернее, мертвенно синим. Наконец, сам Владимир Путин: такой же, как четыре года назад, со своей спортивной травмой — "до" (март 2008 года) и "после" (декабрь 2012-го). Найдите 10 отличий. Не найдете.

Даже молодой человек с походкой и навыками спецагента, а не официанта, с чашкой чая в руках подошедший к трибуне, такое впечатление, что же самый, из того же 2008 года.

Правда, четыре года назад его появление за две минуты до выхода основного игрока вызвало шквал аплодисментов и смеха, а теперь он проследовал туда и обратно в гробовой тишине. Потому что четыре года спустя не до смеха.

И в первом ряду я вижу, как обычно, Андрея Туманова, из редактора "Шести соток" превратившегося, правда, в депутата Госдумы (то есть на бесконечные вопросы про закон Димы Яковлева на пресс-конференции отвечать по существу надо было ему, потому что он же голосовал) с вопросом. Не ошибусь, про дачную амнистию.

Такие же, как четыре и шесть лет назад, плакаты на коленях у журналистов: "Региональная Россия!", "Нефть!", "Из деревни!", "?". Странный флаг: сине-красно-оранжевый (у этого цвета, как показали события в конце пресс-конференции, шансы все-таки были). Некоторые из плакатов зависнут над головами на все четыре с половиной часа и так и не выстрелят.

А взвились кострами они при первом появлении Владимира Путина.

Президент отчитался перед журналистами цифрами. Слушали его не очень внимательно. Цифры были известными и утешительными.

Первый вопрос тоже был известным: про "закон Магнитского" и ответ Госдумы.

Единственная существующая интрига в этой истории — отношение к ней президента. Хотелось бы, конечно, выяснить, принимает его Госдума для того, чтобы президент подписал его, или для того, чтобы не подписал?

Владимир Путин сформулировал ответ так, что понять его можно было однозначно: подпишет. Не сейчас и, может, не совсем в таком виде, но подпишет, безусловно:

--- Подавляющее число граждан Российской Федерации вообще негативно относится к тому, что иностранцы усыновляют наших детей. Нам нужно самим этим заниматься. В этой связи, я думаю, вчерашнее предложение Дмитрия Анатольевича Медведева является абсолютно правильным. Нужно развивать внутри страны это направление деятельности, снимать бюрократические барьеры, поддерживать еще больше семьи, которые берут детей.

То есть президент уже сейчас выводит из-под удара себя как инициатора этой истории, активно цитируя депутатов Госдумы и Дмитрия Медведева. Хотя он, конечно, поддерживает их:

— Когда преступления в отношении усыновленных российских детей совершаются, чаще всего американская Фемида вообще не реагирует и освобождает от уголовной ответственности людей, которые явно совершили уголовное деяние в отношении ребенка. Но и это еще не все. Российских представителей фактически не допускают, даже в качестве наблюдателей, на эти процессы.

Президент рассказал про соглашение между Госдепом США и МИД России по этому поводу:

— На практике оказалось, что эта сфера деятельности отнесена американским законодательством на уровень штата. И когда наши представители приходят, для того чтобы исполнить свои обязанности в рамках этого соглашения, им говорят: "А это дело не федеральных властей, а штатов, на штатном уровне у вас никаких соглашений нет. Идите в Госдеп. С кем вы там заключали соглашение, с тем и разбирайтесь". А в федеральных органах власти Соединенных Штатов отсылают на уровень штатов. "Дурочку включили" просто, и все!

Правда, некоторые эксперты сразу после пресс-конференции стали утверждать, что наблюдать можно, причем вблизи, причем прямо в зале суда.

Прекратить спор и правильно поставить точку во фразе "запретить нельзя разрешить" можно только экспериментальным путем.

Ключевыми словами господина Путина в ответе на вопрос по этому поводу были последние:

— Я понимаю, что это эмоциональный ответ Государственной думы, но считаю, что адекватный.

Впрочем, сразу высказался и журналист "Аргументов и фактов" Александр Колесниченко, волновавшийся, заглядывавший в блокнот, пока произносил вопрос, и верно прочитавший в нем слово "людоедский" по отношению к принимающимся поправкам.

Слово "людоедский" возмутило президента, и он продемонстрировал свое раздражение:

— Я еще раз говорю, они просто не допускают российских представителей к этим проблемам, даже в суд не пускают в качестве наблюдателей. Я считаю, что это неприемлемо. Вы считаете, это нормально?! Что же здесь нормального (журналист, правда, не успел сказать, что это нормально.— А. К.), если вас унижают? Вам это нравится? Вы садомазохист, что ли?

Владимир Путин, вспомнив про одних наблюдателей, высказался по инерции и про других, на американских выборах:

— Там этой организации с несколько странной для русского уха аббревиатурой БДИПЧ (Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ.— "Ъ") просто сказали: "Подойдут на 300 метров к участку, их арестуют". И тишина, и всем нравится. Эта БДИПЧ написала, что все хорошо и демократично было на выборах.

Такая характеристика в целом безобидной аббревиатуры стала, конечно, ударом ниже пояса по БДИПЧ в буквальном смысле слова.

Несколько минут Владимир Путин посвятил рассказу о деятельности правительства, произнеся при этом одну странную на первый взгляд фразу: "Четыре года нынешний премьер исполнял обязанности главы государства".

То есть был и. о.?

Пресс-конференция понемногу набирала обороты: оживлялся и зал, и президент. Первый отчетливый смех в зале раздался (это был смех и облегчения, и нервный тоже), когда Владимир Путин, показав себя агностиком, сказал, что знает, когда наступит конец света:

— Через четыре с половиной миллиарда лет, потому что цикл функционирования светила, Солнца... могу ошибиться, по-моему, всего где-то семь миллиардов... где-то четыре с половиной уже прошло, так что через четыре с половиной все закончится, просто реактор погаснет. Вот это будет конец света. Но до этого еще произойдут другие события с Солнцем: оно превратится в белого малого карлика, то есть жизнь уже к этому времени закончится.

На вопрос: "Значит, вы не боитесь конца света?" президент легко произнес: "Чего бояться, если это неизбежно?"

Сегодня у него будет трудный день. Но было бы хуже (не только для него), если бы этого дня не было.

А неизбежность, которая наступит через четыре с половиной миллиарда лет, может только радовать.

Следующим ответом президент предложил французскому актеру Жерару Депардье либо вид на жительство, либо российский паспорт.

Раз за разом господин Путин отвечал на вопросы о запрете на усыновление. От него уже в ультимативной форме требовали сказать, поддерживает он этот запрет или нет. Он однозначно высказался по этому поводу в самом начале, но как одни не уставали одно и то же спрашивать, так он не уставал одно и то же отвечать:

— Да или нет?!

— Да! Я сказал, что поддерживаю. Но у нас же соглашение еще есть с Госдепом, и надо посмотреть, что там. Это не праздный вопрос.

Он произнесет эти слова за четыре с половиной часа еще раз восемь.

Но пока он рассказывал, чем отличается застой от стабильности: в стабильную экономику деньги идут, а в застойную — нет.

Если президент делал короткую паузу в ответе, над залом взрастал лес рук и табличек, а когда он продолжал отвечать, лес этот падал как подкошенный — то есть ложная тревога. Иногда казалось, он так играет с залом.

А зал не играл. Зал жил этими табличками.

На самый ожидаемый вопрос — как он изменился за все эти годы — президент произнес: "Изменился, конечно, в лучшую сторону, потому что я же не могу сказать, что я к худшему изменился".

Ответы пока не вызывали сомнений, а вопросы — тем более. Они были такими же, как и четыре, и восемь лет назад, хотя на самом деле жизнь изменилась хотя бы за последний год, и изменилась так, что и вопросы должны были бы по идее радикально измениться. В конце концов так и произошло.

Когда Владимир Путин рассказал историю про то, как Петр Первый сказал своему адъютанту, что всех воров надо вешать, и адъютант ответил: "Да ведь все воруют. И с кем останетесь, государь?" — я захотел переадресовать президенту этот вопрос: "И с кем останетесь, государь?" Конечно, хотелось понять, как далеко он сможет зайти в деле борьбы с коррупцией и где наберет новых опричников для этой борьбы. Ведь может так случиться, что в ходе борьбы опричники незаметно для себя сами станут яростными коррупционерами.

Но не получалось задать вопрос: и пресс-секретаря, который руководил раздачей вопросов, и Владимира Путина надежно закрывала от меня большая черная папка, которая взмывала ввысь всякий раз, когда господин Песков начинал искать в зале счастливчика, получающего возможность сказать президенту что-то такое, без чего пресс-конференция будет такой неполной.

Время от времени президент, правда, реагировал на изменившуюся ситуацию и без изменившихся журналистских вопросов:

— Я не знаю, вы обратили на это внимание или нет, но я-то это знаю: когда нужно было в конце 2008--начале 2009 года встать и публично сказать: "У нас то возможно, это возможно, у нас там проблемы, здесь проблемы, но я одно точно могу сказать: не допущу ситуации 1998 года, обещаю"... Вы представляете, какая это ответственность?

Впрочем, еще в 2000 году он утверждал, что ему нравится ответственность. И в этом он точно не изменился, хотя, кажется, нет ничего опасней этого ощущения, просто потому, что оно граничит с манией величия.

Тем временем Владимир Путин откровенно тепло высказался об Алексее Кудрине и на вопрос о том, нет ли намерения "вернуть его в команду", ответил:

— Команда — это же такое условное название. Если я с ним советуюсь, то в этом смысле он в команде.

Информационно насыщенным стал ответ на вопрос, когда закончится эксперимент по жизни зимой по летнему времени. Из ответа можно было сделать однозначный вывод: дав возможность правительству без потери лица выйти из этой ситуации ("То время или не то, правительство должно определить в ходе мониторинга, который сейчас правительственными структурами проводится. И по результатам этого мониторинга будет принято окончательное решение"), президент намерен вернуть украденное время:

--Встаешь — темно, ложишься — темно, это все понятно... Скажем, проведение чемпионата мира, или Олимпийских игр, или универсиады связано ведь с трансляцией, с правами на трансляцию в других странах. И когда разница большая: три часа — с Европой, с Великобританией — четыре, то соревнования начинаются, а значительная часть потенциальных зрителей еще на работе находится. И нам уже представители международных организаций тоже на это указывают.

Правда, это никому не помешало провести Олимпиады ни в Пекине, ни в Ванкувере, но направление мысли все равно правильное.

О том, что пресс-конференция идет уже давно, целых два часа, президент вспомнил, только увидев корреспондента "Интерфакса" Вячеслава Терехова:

— А сколько времени уже?!

Но после этого пресс-конференция, по сути, только началась. Правда, перед этим было еще несколько вопросов про усыновление детей в американских семьях (корреспондентка "Новой газеты", например, сообщила, что газета успела собрать 100 тыс. подписей против "закона Димы Яковлева" и что "вы как-то сказали, что 100 тыс. подписей — это уже законопроект").

— Нет,— возразил президент.

— Вы говорили.

— Нет, я сказал: 100 тыс. подписей должны быть основанием для рассмотрения этого предложения в Государственной думе. И это должно быть рассмотрено в Государственной думе.

Он мог не беспокоиться насчет своих обязательств: рассмотрение такого предложения будет беспроигрышным прежде всего для самой Госдумы.

А в ответ на вопрос, совершил ли он за последние 12 лет ошибку, которую готов признать, Владимир Путин, хорошо подумав, вспомнил:

— Система госгарантий (во время кризиса 2008 года.— А. К.) не сработала так, как мы считали нужным.

Аудитория в зале делилась между тем уже едва ли не пополам. Те, кто задал вопрос, сидели, расслабившись и благосклонно слушая президента. Те, кто еще тянул руки, уже начинал привставать и подбадривать себя все более громкими криками:

— Якутии дайте слово!.. Ярославль не сказал!..

Андрей Туманов, человек из первого ряда, сидел с поднятой рукой напротив президента уже третий час. Когда изнемогала правая рука, он поднимал левую. Но одна из них была на посту все время и регулярно маячила в кадре, когда показывали Владимира Путина. Но никого это, кажется, не смущало, и прежде всего самого Андрея Туманова.

И вот пресс-конференция, кажется, сорвалась наконец с привязи. Дело в том, что слово получила журналистка из владивостокской газеты "Народное вече" Мария Соловьенко, дама в громоздком и пышном ожерелье, соответствовавшем, впрочем, ее формам. Она призналась, что хочет сказать президенту хоть что-то доброе, "хотя я вас критикую очень жестко в своей газете, вы это знаете, наверное, да?".

— Знаю,— не стал расстраивать ее президент.— Все меня критикуют.

— Но сейчас, Владимир Владимирович, соберитесь и ответьте на очень серьезный вопрос.

— Попробую.

— Я вообще не хотела о плохом, но придется. Вот этот бывший министр обороны — это такая боль. И мне кажется, вы его назначали и даже в последнее время по телевидению уже оправдывали. Я бы хотела сказать, спросить, вернее, что вы можете сказать по поводу вот этого руководителя и как вернуть эти деньги, которые они уворовали, "Славянка" эта и прочие. Что нам делать с обороной Российской Федерации?

— Что они уворовали там? — переспросил президент.

Манера таким образом уходить от ответа была излюбленная и безотказная. И вдруг господин Путин наткнулся на жестокое сопротивление:

— Уворовали. Миллиарды. Вы не знаете?

— Нет! — засмеялся господин Путин, поняв, что его неожиданно поймали.— Нет, не знаю. Я сейчас скажу почему.

— Ответьте, пожалуйста,— настаивала журналистка.

— Как вас зовут?

— Мария меня зовут,— пожала она плечами.

— Маша, садись, пожалуйста. Сейчас я отвечу.

— Спасибо, Вова,— констатировала Маша.

Дмитрий Песков попросил у нее микрофон.

— Еще маленький вопрос,— сказала Маша в микрофон.

— Нет,— задумчиво проговорил президент,— она уже не отдаст, нет.

Она и не отдала.

А он сказал, что может "заверить в том, что и следствие, и судебное разбирательство будут предельно объективными. Нет желания никакого кого-то выгораживать. Никто не будет выгораживаться!"

Именно эта дама и стала главным героем этой пресс-конференции, а фразой дня — "Спасибо, Вова!", потерявшаяся в бурном информационном потоке этого дня.

Через некоторое время президент, как на других пресс-конференциях, взял раздачу вопросов на себя, и слово сразу получил и теперь внештатный корреспондент "Шести соток" Андрей Туманов ("Я задавал вам вопросы на этих пресс-конференциях шесть раз, учитывая Дмитрия Анатольевича!.."), и люди, которые отчаянно стремились к этому последние три с половиной часа с мольбой "Интернету дайте!". Начались вопросы про Болотную площадь, "болотные дела".

Вопросы были такие: "Вы, например, знаете, что есть такой человек Владимир Акименков, который сейчас сидит в СИЗО уже несколько месяцев, и он теряет зрение стремительно, в то время как госпожа Васильева, которая работала в Минобороны и причинила значительный больший урон государству, чем Акименков, находится дома, в 13-комнатной квартире, и требует уборщицу? Считаете, нормальная эта ситуация?" "Не кажется ли вам странным, что у государства, и сильного государства, как Россия, которое поднялось с колен, усилиями СК и господина Бастрыкина из Следственного комитета главным его внешним врагом сейчас стала даже не маленькая Грузия, а мелкий и незначительный политик Гиви Таргамадзе, а главными внутренними врагами даже не Алексей Навальный, а мелкие оппозиционеры Развозжаев и Константин Лебедев, которых судят за, соответственно, заговор против России?"

Впрочем, эти вопросы не причинили неудобств господину Путину. Он обратил их против создателей вопросов, и каждое их слово было использовано против них.

Выяснилось, что "у Следственного комитета нет врагов персональных. Следственный комитет обязан следить за исполнением российского законодательства, а в случае его нарушения производить расследование и предлагать суду принять окончательное решение". "А что касается того грузинского политического деятеля (фамилия не называется из принципиальных соображений.— А. К.), то он совсем не враг Российской Федерации, он человек, который пытался, и может быть, до сих пор это делает, подстрекать граждан Российской Федерации к совершению противоправных действий, которые могли выражаться в совершении террористических актов, к незаконному захвату власти. Я думаю, что это очень убедительно было показано съемками, под которые они случайно, должен вам раскрыть государственную тайну, попали в контролируемом помещении".

— А обсуждение... совершения терактов, в том числе и взрывов на железной дороге! — посчитал нужным возвысить голос господин Путин.— Против этого Бастрыкин не должен проходить! Как же Бастрыкин может пройти мимо того, что обсуждается возможность взрыва поезда где-то в районе Иркутска? О чем вы говорите?! Вы же гражданин России, вы сами могли оказаться в этом поезде! Или дети ваши, или знакомые, или другие пользователи интернета! (очередной болезненный удар ниже пояса по всему интернету.— А. К.). Разве можно так?.. Ну и недопустимо абсолютно рукоприкладство в отношении представителей органов власти. Почему кто-то считает, что у нас дозволено срывать погоны, либо бить по лицу, либо душить представителя власти?.. Завтра они (полицейские.— А. К.) скажут: "Идите сами на улицу и боритесь", допустим, с представителями крайних националистических движений. Вы одобряете их деятельность? Думаю, что, имея в виду ваш либеральный подход, вряд ли. Так они скажут: "Очки сними, и иди туда, и дерись с ними сам".

Я присмотрелся. Автор вопроса и в самом деле был в очках.

В следующем вопросе опять фигурировала тринадцатикомнатная квартира госпожи Васильевой.

— Совсем недавно,— прокомментировал президент,— я от представителей вашей среды слышал совсем другие речи: "Разве можно за экономические преступления сажать в тюрьму?!" Вы будьте тогда последовательными, пожалуйста. Будьте последовательными!

Он заметно оживился от того, какие вопросы начали поступать и даже словно обрадовался им. Он наконец-то мог ответить авторам этих вопросов напрямую в присутствии максимальной аудитории. И он делал это.

Четверть часа назад я подумал о том, что надо же, эта пресс-конференция отличается от всех предыдущих тем, что никто не спрашивает про Ходорковского. И тут корреспондент агентства Reuters, конечно, спросил. Вопросы и ответы ушли за четыре часа.

— Хватит Ходорковского, хватит Магнитского. Приглашаем вас на зимнюю рыбалку! — прозвучало наконец из Астрахани под аплодисменты большей части зала.

Но Владимиру Путину нравилось.

Андрей Колесников