Поиск альтернативного гражданства, сделавший актера Депардье сначала ньюсмейкером, а потом клоуном, отвлек внимание от реальной проблемы: "валить из Франции" стало трендом
Трудно вообразить более чувствительный удар по "новому режиму" социалистов во Франции, чем решение "свалить" в исполнении Депардье. На прошлогодних выборах левые победили на волне неприязни к "богачам", виноватым в кризисе, но прячущим богатства от налогов. И если к богатым банкирам и промышленникам в массе своей трудящиеся французы сочувствия не испытывают, то Депардье — случай совсем другой.
Пусть он мегазвезда с мегагонорарами и состоянием, которое сейчас оценивается в 200 млн долларов, но олигархом Депардье никак не назовешь — его заработки напрямую зависят от того, что он делает, а не от должности или контроля за какой-нибудь "трубой". К тому же у него безупречный "пролетарский" послужной список — в 14 лет он уже начал работать печатником, чтобы помочь семье. Сейчас, в 64 года, у него за спиной более 180 полноформатных и телевизионных фильмов. То есть, если считать, что он снимается уже 40 лет, это по четыре с половиной фильма в год, и звездных, и провалившихся (его не без основания упрекают во всеядности в погоне за гонорарами). У него десятки высших наград, включая и американский "Золотой глобус" за "Вид на жительство", и французский "Сезар" за "Сирано де Бержерака", и премия Станиславского — за то, что он давно стал любимцем и у русских кинозрителей.
Кто-то всерьез рассердился на "русский демарш" Депардье, в левой прессе появилось — "марионетка Путина". Кто-то посмеялся. Кто-то вспомнил, что знаменитый артист не является "врагом бутылки" (он сам как-то признавался, что выпивает по пять-шесть бутылок вина в день). Правительство обвинило его в непатриотичном поведении. Но родиной Депардье не запугаешь. Тем более что претензии к родине имеются не только у него.
Заглянуть в зеркало
Депардье не раз говорил, что политика его не интересует. "Политика — это сарай, где гадят копошащиеся там куры и петушки",— говорил артист. И тем не менее в стороне от нее он никогда не оставался. В 80-е поддерживал социалистов Миттерана. В начале 90-х помогал Французской коммунистической партии, после распада СССР оказавшейся в тяжелом положении,— и идейно, и материально. В начале нового века Депардье стал поддерживать Саркози, обещавшего освободить экономику страны от непосильных налогов и всесильной бюрократии. Нужно покончить с ситуацией, говорил он, когда "инновации не поощряются, а успех наказывается".
Этот переход важно понять: не в левых идеалах и не в принципах свободы, равенства и братства он разочаровался, а во французской системе, сковывающей инициативу и новаторство. То есть в диктатуре бюрократии.
Премьер-министр Франции Эро назвал поступок Депардье "довольно жалким" — как в сочетании "жалкий трус" или "жалкий изменник". Но в руках "жалкого труса" Жерара есть убийственный аргумент — от налогов-то он никогда не прятался. Наверное, именно поэтому его так достало замечание премьер-министра. В открытом письме премьеру, опубликованном после решения сдать французский паспорт и карточку соцстраха, Депардье написал, что за 40 лет трудовой жизни заплатил 145 млн евро налогов, то есть в среднем по 3,625 млн евро (147,490 млн рублей) в год. Только в прошлом году 85 процентов его доходов ушли в налоги, включая, по-видимому, разные дополнительные, помимо подоходного, налоги и социальные выплаты за себя и за 80 человек, работающих у него.
Иными словами, с каждого заработанного "еврорубля" Депардье 85 копеек отдал государству. Как кого, а меня, помнящего, что в советские времена на рубль можно было прожить целый день, включая обед, пачку сигарет и рюмку водки, это впечатляет. Так же как французов впечатляет тот факт, что в России единый 13-процентный подоходный налог для всех, включая и сверхбогатых.
"Уход" Депардье комментаторы связали с намеченным на новый год повышением верхней планки подоходного налога до 75 процентов на супербогатых (этот процент планировалось применять к тому, что получено сверх 1,3 млн евро). Социалисты оправдывают эту меру необходимостью сокращения государственного долга и "солидарностью". "Солидарность" — это такой западноевропейский термин, под которым понимается перераспределение доходов в пользу наименее обеспеченных. Этот суперналог коснется, если заработает, по максимуму лишь нескольких тысяч человек. Но фишка в том, что налоговая "солидарность" угрожает не только и даже не столько им — она затронет массово совсем другую категорию людей, которых во Франции много. По сути, налоговый каток социалистов пройдется в первую очередь не по звездам и олигархам, а по предпринимателям и менеджерам, по инициативным людям, которым тесно в рамках экономического устройства Франции.
По бюджету на 2013 год правительство рассчитывает собрать 30 млрд евро для погашения государственного долга. Но из них 10 — за счет сокращения расходов, а 20 — за счет повышения налогов (любопытно, но над той же самой задачей в этот новый год ломал голову и конгресс США — см. текст на с. 26). Причем повышать налоги во Франции предполагается так, чтобы собрать десять дополнительных миллиардов с корпораций и еще десять — за счет повышения налогов на наиболее обеспеченных французов и француженок. До 45 процентов вырастет подоходный налог на доходы свыше 150 тысяч евро в год.
Вот что это означает на практике.
— Если на Францию посмотреть из-за границы, то это последняя страна, куда теперь захочется отправиться заниматься бизнесом,— говорит известный предприниматель Марк Симончини.
Диана Сегален, руководитель фирмы, занимающейся поиском и подбором топ-менеджеров, ставит вопрос шире.
— Отношение к бизнесу и создателям богатств отпугивает людей,— говорит она.— Дело не в том, что люди не хотят платить большие налоги, а в том, что они хотят быть в стране, где можно делать бизнес. Талант и умение дрейфуют туда, где они ко двору.
У нее недавно провалился контракт со специалистом — менеджером мирового класса, который в последнюю минуту отказался от хорошо оплачиваемого поста во Франции. Забеспокоился, что налоги съедят все доходы.
А наиболее обеспеченные французы спешно планируют, "куда валить". Среди самых популярных стран — Англия, Бельгия и Швейцария. Британские компании, специализирующиеся на элитной недвижимости, отметили в ушедшем году резкий, до 30 процентов, скачок в спросе на дома стоимостью от 5 млн фунтов (250 млн рублей) и выше. Причем скачок этот произошел в основном за счет запросов из Франции и России.
Может, Депардье и возьмется осваивать земельный участок в Мордовии, но в Бельгии дом он уже купил и обратился с просьбой предоставить ему бельгийское гражданство.
Насчет Бельгии надо кое-что пояснить. Сами бельгийцы не считают свои налоги выигрышными по сравнению с соседней Францией. По данным Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), общий уровень налогообложения в Бельгии (43,2 процента от ВВП) даже выше, чем во Франции (41,9). Но есть несколько серьезных отличий. Среди прочего, в Бельгии не существует налога на богатство, который во Франции взымается с состояния, превышающего 1,3 млн евро. Нет в Бельгии также налога на прирост капитала, что важно для людей, получающих доход от продажи акций, облигаций или имущества. Размеры этого последнего налога жизненно важны предпринимателям: для роста им необходимы дополнительные капиталы, получаемые за счет выпуска ценных бумаг.
Бельгийский городок Нешен, где Депардье купил дом, находится в 800 метрах от французской границы. Это всего в 20-30 минут езды до крупного центра Северной Франции Лилля. А оттуда до Парижа на поезде час, два-два с половиной — на машине. Да и до Лондона рукой подать — на скоростном поезде через туннель под Ла-Маншем. До Брюсселя тоже час езды. Не знаю, планируются ли прямые рейсы Брюссель — Грозный, где Депардье тоже желанный гость, но до Москвы — всего два с половиной часа.
Нешен в последние лет десять стал "заповедником" новой французской эмиграции. По сообщениям, около 27 процентов его жителей — это состоятельные французы. Среди наиболее известных обитателей Нешена — владельцы сети хорошо известных и в России супермаркетов "Ашан" семья Мюллье. Штаб-квартира "Ашана" находится как раз в приграничном Лилле.
О бедном старт-апе замолвите слово
Речь, разумеется, не только о парижском "креативном классе". Речь еще и о миллионах людей, которые поддерживают экономику не за счет гарантированных госзаказов, а за счет личной предприимчивости и желания работать,— о малом и среднем бизнесе. О тех, кого мы раньше называли "кустарь-одиночка", а во Франции зовут "артизан".
В Нормандии, в сельской глубинке, где у меня дом уже много лет, среди соседей я знаю честных трудяг — каменщиков, плотников, маляров и штукатуров, едва держащихся на плаву со своим малым бизнесом. Задыхаются, работы невпроворот, но помощников нанять не могут.
— Да я тут же разорюсь, придется закрываться,— говорил мне буквально на днях один из них.
В цифрах это выглядит так.
— На каждые 100 евро зарплаты моим работникам я плачу 75 евро социальных налогов,— объясняет Ивонник Брионн, владелец популярного ресторана "Кло-Сен-Тома" на Луаре.— К тому же по закону они не могут работать больше 35 часов в неделю. А что мне сказать клиентам? Чтобы они уходили, потому что повар и официанты выработали положенные часы? Это насквозь гнилая социальная модель и от нее нужно избавиться — это первоочередная задача.
Ивонник сократил число работников. По-другому поступил владелец среднего по размерам металлообрабатывающего предприятия в Туре Оливье де Ля Фер. Он перевел большую часть своего бизнеса в Болгарию. Во Франции, говорит он, каждый рабочий обходится в 15 евро в час, в Болгарии — в 1 евро. Разница объясняется не столько дешевизной рабочей силы в Восточной Европе, сколько дороговизной социальных налогов во Франции.
— Мы просто стали дойной коровой для властей,— считает де Ля Фер.
— Французская налоговая система основной тяжестью ложится на средние классы. На рабочих тоже, но больше — на средний класс,— отмечает эксперт по французской государственной системе Филипп Марлиер, политолог, работающий в Лондоне.— Десять процентов наиболее богатых находят способы уйти от налогов, 10 процентов наиболее бедных не находят средств их платить.
Социальные платежи во Франции в четыре раза выше, чем например, британские. Но столь высокий "трудовой налог" отнюдь не означает, что во Франции наилучшая система социальной защиты. Страховое здравоохранение, например, небесплатно.
Высокие социальные платежи означают другое: низкие зарплаты и, как следствие, низкую покупательную способность. И дело не только в том, что работник слишком дорого обходится хозяину. Еще один фактор — трудовое законодательство, дающее больше прав нанятому, чем нанимателю. Если нанять человека дорого, то уволить — просто разорительно.
— Условия на рынке труда — это ахиллесова пята французской экономики,— говорит эксперт ОЭСР в этой области Эрве Болль.
Barrez-vous!
Депардье, наверное, не пропадет. Но как быть остальным?
Трое известных молодых французов — бизнесмен Феликс Маркар, рэппер Моклесс и тележурналист Мулуд Ашур — начали недавно кампанию под лозунгом: Barrez-vous! Это переводится примерно так: "Валите!"
В статье-манифесте, опубликованной левой газетой "Либерасьон", они охарактеризовали Францию как страну "геронтократии, ультрацентрализованную и закоснелую, разваливающуюся день ото дня". В этой стране будущего у молодежи нет и лучше его искать в другом месте. Даже если это преувеличение, то небольшое. Само собой, галльский дух жив, и очевидных признаков увядания турист не заметит, но экономика давно уже топчется на месте, практически не показывая признаков возрождения. В условиях, когда нынешний прогноз на 2013 год — 0,8 процента роста, а 25 процентов людей моложе 35 лет сидят без работы, клич barrez-vous не остался незамеченным. Депардье как-то сказал о молодежи: "Они хотят сегодня одного — чтобы можно было работать".
Валит или не валит в этих условиях французская молодежь, сказать сложно: в пределах Европейского союза передвижение свободное, официальная регистрация мало где требуется. Но по некоторым подсчетам, в одном только Лондоне сейчас живет и работает свыше 400 тысяч французов, примерно столько же, сколько и русских. И если среди русских бытует насмешливое Лондонград, то у французов Лондон уже прозвали Парижем-на-Темзе.
Компьютерный дизайнер Стефани, с которой я иногда сотрудничаю по издательским делам, открыла собственную компанию в Манчестере.
— Приезжать во Францию я приезжаю, но делать мне особенно там нечего, здесь свободнее,— сказала она в ответ на вопрос, не собирается ли возвращаться.
Валят, впрочем, не все. Не все могут, да и не все хотят — тем более что в большинстве соседей по ЕС, кроме, разве Германии, уровень безработицы среди молодежи не меньше, если не больше. Поэтому возникают другие формы сопротивления. В последние месяцы во Франции очень большую известность получила интернет-группа "Пижоны". Pigeon по-французски — "голубь", а еще — "простофиля", тот, кого можно обобрать за так. Так что "пижонами" они назвали себя в обратном смысле — мол, "не считайте нас за дураков". Организационной структуры у "простаков" нет, но в "Фейсбуке" и "Твиттере" они собрали тысячи сторонников под требованиями прекратить конфискационную финансовую политику в отношении малого и среднего бизнеса. Их поддержали объединения предпринимателей, оппозиционные политики и деловая пресса.
И что же? Шутки шутками, но общественный прессинг, "пижонами" спровоцированный, оказался настолько серьезным, что правительство пошло на попятную по ряду наиболее одиозных налоговых ужесточений. И тут уже возникает другой вопрос: раз уж "пижонам" оказалась по плечу эта мини-революция, не приведет ли к неким оргвыводам и "русский поход" Депардье? Разумеется, после того как улягутся страсти по поводу авторской манеры исполнения этого сольного ухода из Франции...